Кусочек солнца

Я проснулся раньше обычного, взглянул на мать. Спит. Выполз из-под тяжелого одеяла и поежился. В комнате уже полгода холодно и сыро. Старые трубы текут и громко лязгают по утрам. Сейчас тихо. Я специально подгадал, когда соседи еще спят и не пользуются уборными.

Я сунул ноги в потертые кроссовки, они мне малы с прошлого года. Прокрался в помывочную. Это маленькая комната с краном из стены и ведром. Повернув вентиль, я поймал нескольких капель и растер их по лицу и шее. Сполоснул рот, вода отдавала ржавчиной.

Натянув свитер, я бесшумно открыл дверь и затворил за собой, не оглядываясь. Рванул по ступеням наверх из полуподвального этажа и оказался на пустынной улице. Глубоко вдохнул сладковатый сырой воздух. Булочная на углу щедро раздавала запахи ванили и растопленного сливочного масла. Я сглотнул слюну и пошел в другую сторону, подальше от пекарни, к морю.

Я шагал по брусчатке, нащупывая ступнями холодную влагу камня. Подошва на моих кроссовках давно износилась до состояния кальки.

Воздух казался полупрозрачным, с легкой розовой дымкой. Днем будет жарко.

В гавани уже работали люди. Я отыскал глазами свой корабль. Белый глянцевый красавец с высокой мачтой, не больше других, но явно быстрее. Крейсерская парусная яхта едва качается на бирюзовых волнах, белые паруса аккуратно сложены.

В воде можно разглядеть мелких рыб и рапанов. Они тут прикормились, и теперь до самой зимы не выгонишь. Можно было бы голыми руками поймать пару рыбин для матери, но масляные пятна на воде отбивают всякую охоту.

Солнце уже показалось из голубой воды, окрасив ее теплыми оранжевыми красками. Самый лучший час в целом дне. Я могу смотреть на солнце не щурясь. Свет этот, мягкий и дружелюбный, нежно обнимает меня. Еще чуть-чуть, и он начнет нещадно подпекать тела, беспорядочно разложенные на гальке.

Я снял кроссовки и пошел к своей яхте. Сегодня мой первый рабочий день. Переминаясь с ноги на ногу, я не решаюсь зайти на палубу. Вдруг я пришел слишком рано и все еще спят?

– Камал, ну чего стоишь? – крикнул высокий загорелый блондин, Виталий, помощник капитана. – Работа сама себя не сделает.

Я кивнул и лихо перепрыгнул через голубую полоску между пристанью и яхтой. Запах лиственницы нежно укутал меня, ноги ощутили тепло деревянных досок. На секунду я закрыл глаза и представил, как отправляюсь в далекое плавание и большие черепахи плывут рядом, изредка высовывая любопытные морды. Говорят, хорошая примета.

– Всему вас учить надо, – сказал Виталий и поставил передо мной ведро и тряпку. – Руками вычищай каждую щель… – Он сделал движение указательным пальцем, как если бы нужно было соскрести со стекла засохший птичий помет.

Начав с нижней палубы, я со всем тщанием вымывал углы и щели. Средство для мытья приятно пахло и казалось мне лучше, чем самый дорогой шампунь, который мама однажды украла в магазине косметики, утверждая, что сделала это в отместку за полные пренебрежения взгляды продавщиц. Мы очень экономно расходовали тот шампунь, и мама всегда выглядела чуть счастливее после душа.

Я уже натирал войлочной тряпкой верхнюю палубу, когда услышал незнакомые голоса. Помощник капитана проговорился, что сегодня придут покупатели и нужно, чтобы все блестело. Я буквально воспринял этот приказ и до блеска полировал каждую доску.

Голоса были уже рядом, я продолжал работать, стараясь производить как можно меньше шума и вообще быть незаметным.

– Кто этот юноша? – спросил незнакомый голос; я вздрогнул, но продолжил натирать полы.

– Это Камал, новый мойщик, – ответил капитан, господин Бреус, немец. – Камал, подойди, – скомандовал он мне.

Я поспешно встал, сжимая в руке тряпку. На меня смотрели пять пар глаз. Виталий стоял навытяжку, будто так и не смог забыть три года Санкт-Петербургской мореходки. Капитан, красивый, как из рекламы арабских авиалиний. Господин в белой рубашке и льняных синих брюках – я знал по фото в каюте – нынешний владелец яхты. Дородный мужчина с копной седых волос, как я понял – покупатель. И она.

При взгляде в ее прищуренные от яркого солнца серые глаза я понял, что не забуду их до конца своих дней. Тонкая, почти прозрачная ткань платья мягко струилась от малейшего ветерка. Мои щеки запылали, я опустил взгляд и крепко сжимал войлок в руках, стараясь подавить волнение. Мне стало стыдно за свои рваные джинсы и мокрую от пота футболку. Я чувствовал себя ископаемым, которое нашли элегантные ученые девятнадцатого века, прерывавшие свои изыскания на пятичасовой чай и партию в бридж. Я стоял и рассматривал ногти на ногах – с черной окантовкой. У того, в синих брюках, гладкие и розовые, будто я сам их отполировал только что войлоком.

– Так это из-за тебя я чуть не упал? – спросил дородный мужчина басом. – Хорош! Натер так, что и ступить страшно… – Он рассмеялся собственной остроте и обратился к владельцу с гладкими ногтями: – Этот же входит в цену?

– Он вообще-то не в команде, – ответил капитан Бреус.

– Надо чтобы был в команде, – отчеканил дородный. – Такие люди мне нужны! С него будет толк.

Вся компания удалилась, обсуждая покупку, меня в том числе. Еще несколько минут назад я был готов умереть за такую возможность. Утром я и мечтать не смел, что могу получить что-то большее, чем разовую подработку. Какая-то горечь обожгла мне горло, пол поплыл подо мной. Я опустился на колени и принялся усердно тереть корабельные доски, ладонью смахивая то, что текло из глаз.

– Камал? – позвал тихий нежный голос.

Я обернулся. Передо мной стояла она, с пшеничными волосами и серыми глазами. Я не мог пошевелиться.

– Папа велел тебе передать, – она протянула мне красноватую бумажку. – Я Лиза.

Я молча взял купюру, Лиза дернула плечом и убрала пшеничную прядь за ухо. Она еще мгновение стояла и нерешительно улыбалась, потом развернулась и упорхнула в свою сказку.

Вечером по пути домой я купил маме самый дорогой шампунь. И буду это делать еще много лет.