Приложение предлагает несколько тайных путей к квартире.
Сегодня мы воспользуемся тем, что находится на Пятой авеню, в универмаге «Сакс». Прославленный «Сакс» занимает отрезок Пятой авеню между Сорок девятой и Пятидесятой улицей. В его подвальном этаже расположен элитный ювелирный отдел под названием «Склеп». В дальнем конце есть неприметная дверь. Прежде там была раздевалка для персонала. Дверь заперта, но приложение позволяет открывать ее специальным брелком. Войдя туда, нужно спуститься в подземный переход. Он ведет в подвальный этаж небоскреба на Сорок девятой улице, близ Мэдисон-авеню. Лифт поднимается только до восьмого этажа. Там кабина останавливается, и вы проходите сканирование по радужной оболочке глаза. Если вы тот, кто вы есть, и прошли проверку, двери открываются, и вы попадаете в роскошную квартиру.
Хорошо быть богатым.
Чтобы стать пользователем этого приложения, нужно иметь чистый доход выше ста миллионов долларов. Ежемесячные взносы непомерно высоки, особенно для таких, как я, кто часто пользуется этими услугами. Суть их проста: сводить богатых людей с другими богатыми людьми для секса. Никаких нитей, тянущихся из реальной жизни. Все устроено по высшему разряду, как в элитном бутике. Но главной целью встречающихся является секс.
У приложения нет названия. Большинство клиентов состоят в браке, а потому жаждут предельной конфиденциальности. Некоторые из них – публичные персоны. Есть геи и иные представители ЛГБТК-сообществ, боящиеся огласки. Некоторые, вроде меня, – просто богатые люди и ищут секса без привязанностей и последствий. Годами я выбирал себе женщин на одну ночь в барах, ночных клубах и на всякого рода торжествах. Иногда я и сейчас так делаю, но когда тебе перевалит за тридцать пять, такое начинает казаться излишне рискованным. В моем сомнительном прошлом я нанимал проституток. Было время, когда каждый вторник я заказывал порцию дим-сум и женщину из «Благородного дома», как называлось заведение в Нижнем Ист-Сайде. Это была моя версия «китайской ночи». Тогда я верил, что проституция является древнейшей и, сообразно названию заведения, благородной профессией. Оказалось, что нет. Занимаясь кое-какими расследованиями за пределами Штатов, я узнал о современной работорговле, включая и поставки секс-рабынь. С тех пор я перестал заказывать проституток.
Как и в боевых искусствах, мы учимся, развиваемся, совершенствуемся.
Прекратив контакты с упомянутым заведением, я попробовал некогда модный «секс по дружбе», но проблема в том, что от друзей уже по определению тянутся ниточки. Друзья приходят вместе с привязанностями. Мне этого не хочется.
Сейчас я по большей части пользуюсь услугами приложения.
Аманда сидит на кровати. Из одежды на ней только турецкий махровый халат с атласной отделкой – собственность квартиры для свиданий. Бокалы наполнены розовым шампанским «Ла гранд дам» фирмы «Вдова Клико». В серебряной чаше – клубника, покрытая шоколадной глазурью. Первоклассный музыкальный центр способен воспроизвести музыку всех стилей и направлений, удовлетворяющих вашему вкусу. Выбор музыки я обычно оставляю за женщиной, хотя сам предпочел бы тишину.
Мне нравится слушать то, что говорит моя партнерша.
Аманда встает и с улыбкой направляется ко мне, неся бокал шампанского. Майрон всегда говорит, что сексуальнее всего женщина выглядит в махровом халате и с мокрыми волосами. Прежде я несерьезно относился к подобным высказываниям, предпочитая особый черный корсет и соответствующий пояс для чулок, но сейчас мне кажется, что слова Майрона не лишены смысла.
Мы учимся, развиваемся, совершенствуемся.
Сегодняшний секс великолепен. Обычно так и бывает. А когда нет, секс все равно остается сексом. Есть старая шутка о мужчине, носящем парик, который может быть хорошим или плохим, но все равно остается париком. Это применимо и к сексу. Я часто слышал, что секс с незнакомками вызывает скованность. Со мной такое бывает редко. Отчасти потому, что я очень опытен в любовных утехах. Путешествуя по миру, я учился не только боевым искусствам. Однако секрет прост: нужно находиться в состоянии здесь и сейчас. Я заставляю каждую женщину чувствовать так, будто она единственная в мире. Это не игра. Если ты фальшивишь, любая женщина сразу ощутит фальшь. Пока мы вместе – эта женщина и я, – есть только мы двое. Остальной мир исчезает. Я полностью сосредоточен на нас.
Мне нравится секс. Я занимаюсь им много и часто.
Майрон разводит философию насчет того, как секс может быть бóльшим, чем телесное соитие; как любовь или романтическая привязанность усиливает телесные ощущения. Я слушаю и думаю, кого он пытается убедить: меня или себя. Мне не нравится ни любовь, ни романтическая привязанность. Мне нравится заниматься определенными телесными делами со взрослыми представительницами противоположного пола, делая это по обоюдному согласию. Все остальное ничуть не усиливает мои сексуальные ощущения. Наоборот, только портит их. Сам по себе половой акт чист. Так зачем пачкать его чем-то внешним? Быть может, секс – величайшее в мире совместное переживание. Да, я могу насладиться изысканным обедом, хорошим шоу или общением с близкими друзьями. Мне нравятся гольф, музыка и искусство.
Но идет ли хоть что-то из этого в сравнение с вечером секса?
По-моему, нет.
Потому-то мне нравились проститутки. Это была прямая сделка, в которой я и девушка по вызову оба что-то получали. В конце встречи никто не был никому что-либо должен. Я и сейчас стремлюсь к таким отношениям. Мне нравится покидать квартиру свиданий, сознавая, что моя партнерша получила столько же, сколько и я. Мне это хорошо удается. Чем больше женщина удовлетворена, тем меньше я чувствую себя перед ней в долгу. К тому же у меня громадное эго. Я не занимаюсь тем, к чему не способен. Я очень хороший игрок в гольф, очень хороший финансовый консультант, очень хороший драчун и очень хороший любовник. Если я чем-то занимаюсь, то хочу быть лучшим.
Когда мы заканчиваем – я стремлюсь, чтобы ее оргазм наступал раньше, – мы просто лежим на кремовых шелковых простынях фирмы «Малберри» и пуховых подушках. Мы оба глубоко дышим. Я прикрываю глаза. Она наполняет бокалы розовым шампанским и один протягивает мне. Я позволяю ей скормить мне клубничину в шоколадной глазури.
– А мы уже встречались, – говорит она.
– Знаю.
Такое бывает довольно часто. Настоящее имя этой женщины Битси Кэбот. У сверхбогатых хоть и свой круг общения, но он не безграничен. Странно, если бы я не знал большинство женщин в нем. Наверное, Битси несколькими годами старше меня. Я знаю, что она курсирует между Нью-Йорком, Хэмптонсом на Лонг-Айленде и Палм-Бич. Еще я знаю, что она замужем за богатым управляющим хедж-фондом, но мне не вспомнить его имени. А вот зачем ей это, я не знаю. Да мне и все равно.
– Это было у Радклиффов, – говорю я.
– Да. Минувшим летом они устроили просто фантастическое торжество.
– На то была веская причина.
– Конечно.
– Корделия умеет закатывать праздники, – говорю я.
Быть может, вы думаете, что мне не терпится одеться и уйти, что я никогда не ночую в подобных местах, дабы избежать любых привязанностей. Но вы ошибаетесь. Если она попросит меня остаться, я останусь. Если нет, уйду. Мне все равно. Я одинаково хорошо сплю вдвоем с ней или один. Кровать вполне комфортабельная, и это самое главное.
Она не намерена просить меня остаться, но и желания поскорее выпроводить меня у нее тоже нет.
Главное преимущество ночевки: если мы остаемся, утром меня ждет впечатляющее повторение секса без необходимости подыскивать себе другую партнершу. Вот такой приятный бонус.
– А ты каждый год бываешь на этом торжестве? – спрашивает она.
– Если оказываюсь в Хэмптонсе. Ты входишь в какой-то подготовительный комитет?
– Да. В тот, что занимается угощением.
– И кто всем этим заправляет?
– Рашида. Знаешь ее? – (Я качаю головой.) – Божественная женщина. Могу прислать ее контакты.
– Спасибо.
Битси наклоняется и целует меня. Я улыбаюсь, пристально глядя ей в глаза.
Она встает с кровати. Я слежу за каждым ее движением. Ей это нравится.
– Сегодня я получила настоящее удовольствие, – говорит она.
– Я тоже.
Еще одна особенность, которая может вас удивить: я не испытываю проблем с повторными встречами, поскольку в этом море не бесконечное количество рыбок. Я честен в своих намерениях. Если я чувствую, что женщины хотят от меня большего, я прекращаю отношения. Всегда ли это проходит так гладко, как я говорю? Конечно не всегда. Но я стремлюсь следовать этому правилу и получать то, что нужно мне.
Какое-то время я лежу неподвижно. Нежусь в отзвуках нашего секса. Два часа ночи. Время, проведенное с ней, и мне доставило настоящее удовольствие. Я бы не отказался встретиться еще раз, а то и два. И тут я представляю, как бы я всю оставшуюся жизнь занимался любовью только с Битси Кэбот. Не обязательно с ней. Просто с одной и той же женщиной. От этой мысли меня пробирает дрожь. Простите, но я этого не понимаю. Майрон сейчас женат на яркой, восхитительной женщине по имени Тереза. Они любят друг друга. Если надежды Майрона осуществятся, он никогда не познает тело другой женщины.
Мне этого не понять.
Битси уходит в ванную, возвращается уже одетой. Я по-прежнему лежу в постели, подперев голову руками.
– Поеду-ка я домой, – говорит она, словно я знаю, где находится ее дом; я сажусь на кровати. – До свидания, Вин.
– До свидания, Битси.
На этом наша встреча кончается, как кончается все хорошее.
Наутро я вызываю такси, чтобы ехать в аэропорт, на встречу с ПТ – моим давним начальником из ФБР.
Раньше я обожал водить машину. Я большой фанат «ягуаров». В Локвуде у меня есть две машины этой марки: «XKR-S GT» выпуска 2014 года, на которой я гоняю, когда бываю там, и «XK120 Alloy Roadster». Этот раритет был выпущен в 1954 году. Отец подарил мне его на тридцатилетие. Но когда живешь на Манхэттене, о самостоятельном вождении не может быть и речи. Манхэттен – это сплошная автостоянка, рывками движущаяся вперед. Время является самым главным сокровищем, какое можно купить за деньги. Я летаю на личном самолете и езжу с водителем не потому, что стремлюсь к большему комфорту. Я трачу деньги на то и другое, поскольку чем ближе ты к концу жизни, тем больше жаждешь того, что занудливые эксперты называют «временем, проведенным с пользой». Именно это вы и получаете благодаря частным самолетам и автомобилям с водителем. У меня есть возможность покупать время. Задумайтесь над этой возможностью. Она ближе всего стоит к таким понятиям, как «купить счастье» или «купить долгую жизнь».
Сегодня меня везет Магда, полька из Вроцлава. В первые минуты поездки мы завязываем разговор. Вначале Магда отвечает неохотно. Водителей элитных такси часто учат не докучать важным пассажирам. Но если умеешь задавать правильные вопросы, можно разговорить кого угодно. Это я и делаю. В зеркале заднего вида я вижу ее глаза. Они у нее синие. Из-под водительской шапочки выбиваются светлые волосы. Интересно, как выглядят остальные части ее тела? Я же, как-никак, мужчина, а в глубине души все мужчины – свиньи. Мой разговор с Магдой не означает, что я решусь на какие-то поползновения.
Машина, на которой я сегодня еду, – «Мерседес-Майбах S650». У «майбахов» восьмифутовое растяжение колесной базы, отчего сиденье может откидываться назад на сорок три градуса. Плюшевое сиденье имеет силовую подставку для ног, устройство для горячего каменного массажа и подлокотники с подогревом. В салоне есть складной стол для работы, небольшой холодильник и подставки для чашек, способные во вашему желанию охлаждать или нагревать содержимое.
Подумайте об этом. Возможно, я действительно стремлюсь к комфорту.
Тетерборо – ближайший к Манхэттену аэропорт, принимающий частные самолеты. Сюда мы приземлялись с Понтовым Папашей после той памятной ночки в Индианаполисе. Мы подъезжаем к тщательно охраняемым южным воротам аэропорта. Машину беспрепятственно пропускают на летное поле. Мы подкатываем к «Гольфстриму G700». Этот самолет еще не появился на рынке. Я удивлен. G700 стоит недешево – около 80 миллионов, – и правительственные служащие даже из верхнего эшелона, даже такие скрытные, как ПТ, обычно не настолько экстравагантны. На G700 летают ближневосточные шейхи, а не агенты ФБР.
Я не представляю, куда мы отправимся и когда вернемся. Возможно, полетим в Вашингтон или Куантико для встречи с ПТ, но полной уверенности у меня нет. Магда получила указание дожидаться моего возвращения. Она вылезает из машины и обходит вокруг капота, чтобы открыть мне дверцу. Я мог бы сделать это и сам, однако мой жест она может счесть высокомерным. Я благодарю ее, поднимаюсь по трапу самолета и вхожу внутрь.
– Привет, Вин.
ПТ сидит передо мной и широко улыбается. Я не видел его почти двадцать лет. Он выглядит стариком, но опять-таки ему скоро восемьдесят. Он не встает с места, чтобы поздороваться со мной. Возле него я замечаю трость. Крупный лысый старик с большими узловатыми руками. Я наклоняюсь и протягиваю руку. Он крепко пожимает ее. Глаза у него ясные. Жестом он предлагает мне сесть напротив. G700 вмещает девятнадцать пассажиров. Я это знаю, поскольку мне пытаются продать такой самолет. Как вы уже догадались, сиденья широкие и комфортабельные. Мы садимся друг против друга.
– Мы куда-нибудь полетим? – спрашиваю я.
ПТ качает головой:
– Я подумал, это хорошее место для частной встречи.
– Не знал, что G700 уже запущен в серию.
– Не запущен, – отвечает ПТ. – Я на этом не летал.
– Тогда на чем вы сюда прилетели?
– Я пользуюсь казенным «Хокером-400».
«Хокер-400» гораздо меньше и далеко не новая модель.
– Этот я арендовал для нашей встречи, поскольку он куда комфортабельнее «Хокера».
– Так оно и есть.
– И еще потому, что «Хокер», подозреваю, имеет на борту подслушивающие устройства.
– Понятно.
– Вин, я и в самом деле рад тебя видеть. – Он оглядывает меня с ног до головы.
– И я рад вас видеть, ПТ.
– Слышал, Майрон женился.
– Он приглашал вас на свадьбу.
ПТ не продолжает тему, и расспрашивать его я не собираюсь. Вместо этого стараюсь взять на себя инициативу в нашем разговоре.
– ПТ, вы знаете, кем был убитый барахольщик?
– А ты?
– Нет.
– Ты уверен, Вин?
Мне не нравится блеск в его глазах.
– Я видел лишь посмертный снимок лица, – говорю я. – Если хотите показать мне еще что-то…
– Нет необходимости.
Как я уже говорил, ПТ отличается высоким ростом. Это видно, даже когда он сидит. Он упирает ладони в свои высокие колени, словно позирует скульптору:
– Расскажи о чемодане.
– Вы не хотите сказать, кем был убитый? Или не знаете?
– Вин… – (Я молча жду.) – Расскажи о чемодане.
В его голосе слышатся нотки раздражения. Полагаю, так он обычно устрашает собеседников, однако у меня его тон вызывает не просто опасение.
Я ощущаю страх.
– Я жду, – говорит ПТ.
– Знаю.
– Тогда почему бы тебе не рассказать нам о чемодане?
– Потому что это не мои тайны.
– Благородно, – усмехается ПТ. – Но мне необходимо знать.
Я мешкаю, хотя, по правде говоря, знал, что мы дойдем до этого момента.
– Все, о чем ты расскажешь, останется между нами. Тебе это известно.
ПТ откидывается на спинку кресла и взмахом руки предлагает мне начать.
– Этот чемодан подарила мне тетка, когда мне было четырнадцать лет, – начинаю я. – Рождественский подарок. Все мужчины семьи Локвуд получили по чемодану. Только мужчины. Женщинам она подарила косметички.
– Сексистка, – замечает ПТ.
– Мы тоже так думали.
– Мы?
– Чемодан мне совсем не понравился, – продолжаю я, игнорируя его вопрос. – Сама идея подарка: натуральная кожа, монограмма с моими инициалами. Зачем он мне нужен? Я решил избавиться от чемодана, и мы с родственницей поменялись подарками. Я взял косметичку с ее инициалами. Она взяла чемодан. Странно, но я до сих пор беру в поездки эту косметичку. Такая вот внутренняя шутка.
– Вау! – произносит ПТ.
– К чему вы это?
– Вин, ты юлишь.
– Не понял.
– Я никогда не слышал от тебя пространных объяснений. Полагаю, причина в том, что ты не хочешь назвать имя своей родственницы?
Он прав. Дальше упираться бессмысленно.
– Это моя двоюродная сестра Патриша.
На лице ПТ мелькает секундное замешательство. Затем до него доходит.
– Постой. Так это Патриша… Локвуд?
– Да.
– Боже мой!
– Вот именно.
Он пытается переварить услышанное:
– Но как ее чемодан оказался в шкафу барахольщика?
Рано или поздно сотрудники ФБР докопаются до истории с чемоданом. Он значится в их документах. И это одна из трех причин, вынуждающих меня сказать правду. Причина первая: я доверяю ПТ настолько, насколько можно доверять кому-либо в подобной ситуации. Причина вторая: если я расскажу ПТ историю Патриши, он, возможно, поделится со мной тем, что известно ему. И третья причина: ФБР рано или поздно все узнает и без моей помощи, и тогда, увы, они подумают, будто мы с Патришей решили что-то скрыть.
– Вин! – торопит меня ПТ.
– После того как те двое мерзавцев убили моего дядю, они заставили Патришу собрать чемодан.
Мои слова не сразу доходят до ПТ, а когда это случается, у него округляются глаза.
– Ты имеешь в виду… Боже мой, ты же говоришь о Хижине ужасов?!
– Да.
Он трет лицо.
– Вспоминаю… так оно и было. После убийства твоего дяди они заставили ее сложить в чемодан что-то из одежды. Для отвлечения, надо понимать? – (Я молчу.) – Что они сделали с чемоданом?
– Патриша не знает.
– С тех пор она больше не видела чемодан?
– Ни разу. – Я откашливаюсь и бесстрастным голосом продолжаю рассказ – таким тоном, как если бы речь шла об офисном оборудовании или кафеле для ванной: – Патрише завязали глаза и сунули в рот кляп. Ей связали руки за спиной. Ее вместе с чемоданом затолкали в багажник машины и куда-то повезли. Когда машина остановилась, ее заставили идти по лесу. Сколько они шли, она не знает. По ее мнению, весь световой день. За все время пути похитители не сказали ей ни слова. Добравшись до сарая, они заперли ее внутри. Там она наконец сорвала повязку с глаз. Снаружи было темно. Так прошел день. Может, два. Она не помнит. Кто-то оставил ей плитки гранолы и воду. Потом один из похитителей вернулся. Хозяйственным ножом он изрезал ее одежду, после чего изнасиловал. Затем забрал искромсанную одежду, бросил ей еще несколько плиток гранолы и снова запер.
ПТ молча качает головой.
– И это продолжалось пять месяцев.
– Твоя сестра была не первой жертвой, – говорит он.
– Да, не первой.
– Я забыл, сколько их было.
– Нам известно о девяти. Возможно, было больше.
Его отвисшие щеки становятся заметнее.
– Хижина ужасов, – повторяет он.
– Да.
– Преступник так и не был схвачен.
Не знаю, ПТ спрашивает или просто констатирует то, что мы оба знаем. В любом случае его слова повисают в воздухе. Молчание затягивается.
– Или преступники, – добавляет ПТ. – Странно, не правда ли? Похищали ее двое, а в плену держал один.
– Один насиловал ее, – поправляю его я. – Так она считает.
Снаружи слышится шум взлетающего самолета.
– Вероятнее всего… – начинает ПТ и тут же осекается.
Он поднимает голову к потолку салона. Мне кажется, что его глаза влажно блестят.
– Вероятнее всего, – повторяет он, – барахольщик был кем-то из тех двоих.
– Вероятнее всего, – соглашаюсь я.
ПТ закрывает глаза и снова трет лицо, теперь уже обеими руками.
– Рассказанное мной что-то проясняет? – спрашиваю я; он опять трет лицо. – ПТ?
– Нет, Вин, ни черта это не проясняет.
– Но вы ведь знаете, кем был барахольщик?
– Да. Потому-то я и вернулся. Я не имею права стоять в стороне от этого дела.
– Вы ведь говорите не о Хижине ужасов?
– Нет. – ПТ подается вперед. – Но этого барахольщика я разыскивал почти пятьдесят лет.