Мы решаем до поры до времени ничего не предпринимать. Вернее, так решает моя двоюродная сестра, поскольку это ее жизнь может полететь вверх тормашками, а не моя. Но я соглашаюсь. Она хочет подумать и понять, что еще можно разнюхать, пока нам не начали задавать вопросы. Ведь эту дверь, однажды открыв, уже не закроешь.
Я захожу к отцу, но он по-прежнему спит. Я не бужу его. Бóльшую часть времени он находится в осознанном состоянии, а иногда нет. Я вновь сажусь в вертолет и покидаю Локвуд. Через спецприложение назначаю свидание женщине на девять вечера. Она скрывается за псевдонимом Аманда. Я пользуюсь псевдонимом Майрон, поскольку настоящий Майрон ненавидит это приложение. Как-то я спросил его почему. Майрон пустился в длинные объяснения глубинного смысла любви, привязанности, единения, когда просыпаешься и осознаешь, что человек рядом с тобой – часть твоей жизни. У меня остекленели глаза.
Видя мою реакцию, Майрон покачал головой:
– Объяснять тебе смысл романтической любви – все равно что учить льва читать. Результата не будет, зато кто-нибудь может пострадать.
Мне нравится это приложение. Кстати, у вас его нет и вам его никак не заиметь.
Через час я вхожу в свой кабинет. Мой помощник Кабир уже там. Кабир – двадцативосьмилетний американец из сикхов. У него длинная борода. Он носит чалму. Возможно, мне не стоило бы упоминать об этом, поскольку он родился в Штатах и зачастую его поведение даже превосходит стереотипы большинства знакомых мне американцев, но, как говорит сам Кабир: «Наличие чалмы всегда вынуждает объяснять, почему она у тебя на голове».
– Сообщения есть? – спрашиваю я.
– Куча.
– И важные тоже?
– Да.
– Через часик займемся.
Кабир подает мне пластиковую бутылку, но внутри не вода, а холодный напиток, содержащий последнюю модификацию молекул НАД[2], замедляющих старение. Этим напитком меня снабдил один гарвардский геронтолог. Лифт спускает меня в подвал, в мой частный тренажерный зал. Там есть полный набор штанг и гантелей, увесистый боксерский мешок, боксерская груша, манекен для отработки борцовских приемов, деревянные мечи (боккены), резиновые пистолеты, манекен вин-чунь[3] с деревянными руками и ногами. Словом, вы поняли.
Я тренируюсь каждый день.
Я практиковался с лучшими в мире инструкторами по единоборствам. Владею всеми известными вам боевыми методиками: карате, кунг-фу, тхэквондо, крав-мага, несколькими вариантами дзюдо и множеством других, о которых вы не слышали. Я целый год провел в камбоджийском городе Сиемреап, изучая кхмерское боевое искусство бокатор, что переводится как «удары по льву». Перевод грубый, зато хорошо передает смысл. Учась в университете, я два лета жил в окрестностях южнокорейского города Чинхэ, занимаясь с мастером субак-до – древнего корейского боевого искусства. Ох как непросто было найти этого мастера и уговорить заниматься со мной. Я изучаю удары, опрокидывания противника, болевые приемы, захваты, хотя и не люблю их, точки пережатия, бесполезные в настоящем сражении, силовые единоборства, групповые атаки и владение всевозможным оружием. Я метко стреляю из пистолета, неплохо управляюсь и с винтовкой, но она требуется мне редко. Я упражнялся с ножами, мечами и всеми видами холодного оружия. Будучи большим поклонником филиппинского боевого искусства арнис, гораздо больше я почерпнул у нашего спецподразделения «Дельта» с их элитным набором разных стилей.
В зале я один, поэтому снимаю с себя все, кроме гибрида трусов-боксеров (знающим понятно), и начинаю с нескольких традиционных ката[4]. Я двигаюсь быстро, а между подходами устраиваю трехминутные раунды с грушей. Лучший кардиологический кондиционер. В юности я тренировался по пять часов в день. Сейчас стараюсь заниматься не менее часа. В основном работаю с инструктором, поскольку не перестаю учиться. Но сегодня, как вы уже знаете, я один.
Все это, конечно же, доступно мне благодаря деньгам. Я могу отправиться в любую точку земного шара или пригласить к себе любого эксперта на любой срок. Деньги дают вам время, доступ, новейшие технологии и новейшее оборудование.
Не правда ли, я рассуждаю почти как Бэтмен?
Если помните, единственной суперсилой Брюса Уэйна было его фантастическое богатство.
Так и у меня. И да, мне нравится быть таким, какой я есть.
Я обливаюсь потом. Меня это подстегивает, и я прибавляю темп. Я всегда подхлестывал себя сам, обходясь без внешних обстоятельств в качестве движущей силы. Единственным моим партнером по тренировкам был Майрон, но и то потому, что он хотел научиться, а не потому, что мне требовалась мотивация.
Я делаю это ради выживания и чтобы поддерживать форму. Я делаю это, потому что мне нравится. Нет, не все подряд. Мне нравится физическая сторона занятий. А разные там «да, сенсей» и прочие патриархальные штучки, на соблюдении которых настаивают некоторые школы боевых искусств, не для меня. Я ни перед кем не склоняюсь. Уважение – да. А вот кланяться – нет. И то, чем я владею, я применяю… на ум сразу приходят банальности вроде «только для самообороны». Это вранье того же уровня, что и обещания вроде «чек поступит по почте» или «не волнуйся, я подсоблю». Нет, свои умения я применяю для сокрушения врагов вне зависимости от того, кто выступил агрессором (обычно это я).
Я люблю насилие.
Очень люблю. Говорю это не ради оправдания в глазах других. Я оправдываю эту склонность в себе. Сражение, драка, потасовка не являются для меня крайним средством. Я ввязываюсь в драки везде, где только можно. Я не пытаюсь избегать бед. Я их активно ищу.
Закончив дубасить мешок, я выполняю жим лежа, затем приседаю с отягощениями. Когда я был помоложе, у меня существовали дни силовых нагрузок отдельно на руки, грудь и ноги. Но когда мне перевалило за сорок, я понял: лучше не злоупотреблять подъемом тяжестей и больше их варьировать.
Тренировка завершена. Я иду в парилку сауны, хорошенько разогреваю тело, затем встаю под ледяной душ. Тело подвергается управляемым стрессам, что активирует спящие гормоны. На меня это действует великолепно. Когда я выхожу из душа, меня ждут три костюма. Я выбираю однотонный синий и возвращаюсь в офис.
– Эта история взорвала Twitter, – говорит Кабир, показывая мне свой мобильник.
– Что там пишут?
– Только то, что на месте преступления нашли картину Вермеера. Мне поступил шквал звонков от СМИ. Все хотят получить комментарий.
– И даже порножурналы?
Кабир хмурится:
– Что такое порножурнал?
Вот она, современная молодежь.
Я закрываю дверь кабинета. Вид у моего кабинета солидный. Стены отделаны деревянными панелями. На особом столике стоит старинный деревянный глобус. Одну стену украшает картина со сценой охоты на лису. Я гляжу на картину и представляю, как смотрелся бы здесь Вермеер. У меня звонит мобильник. Смотрю на номер.
Мне стоило бы удивиться. Этого человека я не слышал лет десять, с тех самых пор, как он сообщил, что отходит от дел. Но почему-то я не удивлен.
– Излагайте, – говорю я, поднеся телефон к уху.
– Не верится, что ты до сих пор так отвечаешь на звонки.
– Времена меняются, а я нет.
– Ты тоже меняешься. Держу пари, твои ночные туры остались в прошлом.
Ночной тур. Когда-то я надевал самый дорогой и модный из своих костюмов и глубокой ночью отправлялся бродить по самым криминальным улицам. Я шел и насвистывал, стараясь, чтобы все видели мои светлые волосы, белую, как алебастр, кожу и румяные щеки. У меня тонкокостное телосложение. Издали я кажусь щуплым и хрупким. Словом, лакомый кусочек для любого уличного молодца. Только оказавшись рядом со мной, эта публика убеждалась, что у меня под одеждой плотно сжатая пружина. Но к тому моменту уже бывало слишком поздно. Меня считали легкой добычей, еще и потешались вместе с дружками, а потом… заднего хода нет.
И хотели бы убраться, но я им не давал.
– Да, остались, – отвечаю я своему собеседнику.
– Видишь? И ты меняешься.
Мои ночные туры прекратились несколько лет назад. Однажды мне наскучила возня с противниками, перед которыми у меня всегда было преимущество. Теперь я выбираю свои цели более тщательно.
– Как поживаешь, Вин?
– Отлично, ПТ.
Должно быть, сейчас ПТ лет семьдесят пять, если не больше. Это он в свое время предложил мне немного поработать на Федеральное бюро расследований. Он же был моим куратором. О нем известно лишь немногим агентам, но каждый новый глава ФБР и каждый новый президент обязательно встречались с ним в свой первый рабочий день. Некоторых людей в нашем правительстве считают теневыми фигурами. ПТ настолько теневой, что кажется, будто его вообще не существует. Он практически ничем себя не обнаруживает. Живет он где-то близ Куантико, однако даже я не знаю, где именно. И его настоящего имени я тоже не знаю. При желании мог бы узнать, но, хотя мне и нравится насилие, играть с огнем я не люблю.
– Как прошел вчерашний баскетбольный матч? – спрашивает ПТ, но я молчу. – Решающая игра для НССА. – (Я продолжаю молчать.) – Да расслабься, – усмехается он. – Я смотрел игру по телевизору, только и всего. Видел тебя в первом ряду, рядом с Понтовым Папашей.
Услышанное заставляет меня усомниться.
– Кстати, мне нравятся его штучки.
– Чьи?
– Понтового Папаши. Мы же о нем говорим? Песенка, где он противопоставляет сук, вырывающих мужчине сердце, сукам, вырывающим яйца. Слышал? Хорошо уловил. Поэтично.
– Я ему передам, – говорю я.
– Ты меня очень обяжешь.
– Когда мы общались в прошлый раз, вы сказали, что отправляетесь на пенсию.
– Так оно и было, – отвечает ПТ. – И продолжается.
– И тем не менее…
– И тем не менее, – повторяет он. – Вин, у тебя надежная линия?
– Можно ли утверждать наверняка?
– Да, при современной технологии нельзя. Насколько я знаю, ФБР сегодня обнаружило кое-что, принадлежащее тебе.
– За что я им благодарен.
– Однако там не все так просто.
– А разве когда-нибудь бывает просто?
– Никогда, – со вздохом соглашается он.
– И этого достаточно, чтобы нарушить ваш пенсионный покой?
– Тебе ведь это что-то говорит, правда? Догадываюсь, у тебя есть причина, чтобы не торопиться помогать им.
– Я просто осторожен.
– А ты можешь перестать осторожничать к утру? Я сейчас перефразирую. – Его тон ничуть не изменился; ничего, что улавливало бы ухо. – К утру переставай осторожничать. – (Я не отвечаю.) – Я встречусь с тобой в Тетерборо, на борту самолета, в восемь утра. Будь на месте.
– ПТ!
– Да.
– Вы установили личность жертвы?
Из динамика доносится приглушенный женский голос. ПТ просит меня обождать и кричит женщине, что вскоре освободится. Может, жена? Поразительно мало я знаю об этом человеке.
– Тебе знакомо выражение «это личное»? – спрашивает он, вернувшись к разговору.
– Когда вы нас обучали, то подчеркивали, что в этой работе нет ничего личного.
– Я ошибался, Вин. Очень ошибался. Итак, завтра в восемь утра.
Он отключается.
Я приваливаюсь к спинке кресла, закидываю ноги на стол и прокручиваю в голове наш разговор. Стремлюсь найти какие-то нюансы или скрытый смысл. И не нахожу. Вполне обыденный разговор. Раздается стук в дверь: один раз, пауза, затем два раза. Дверь открывается, появляется голова Кабира.
– Вас хочет видеть Сейди. Голос у нее… какой-то печальный.
– Возглас удивления, – отвечаю я.
Сажусь в лифт и спускаюсь вниз. В приемной юридической фирмы Сейди меня приветствует секретарь тире помощник юриста, недавний выпускник колледжа Тафт Бакингтон III. Отец Тафта, которого все мы зовем просто Таффи, состоит вместе со мной в гольф-клубе «Мерион». Мы с Таффи часто играем в гольф. Юный Тафт встречается со мной глазами и предостерегающе качает головой. В фирме Фишер и Фридман всего четверо юристов – все женщины. Как-то я сказал Сейди, что для лучшего имиджа стоило бы взять на работу хотя бы одного мужчину.
Мне понравился ее простой, но смачный ответ:
– Ни за какие дерьмовые коврижки!
Мужчина все-таки появился, но в должности секретаря тире помощника. Думайте об этом что хотите.
Увидев меня возле стола Тафта, Сейди кивает в сторону своего кабинета. Мы входим, и она тут же закрывает дверь. Я сажусь. Она продолжает стоять. Когда-то этот кабинет занимал Майрон. От него Сейди достался письменный стол. Когда она заключала договор аренды, стол оставался в кабинете, и она спросила, можно ли его купить. Я позвонил Майрону и спросил, сколько он хочет за свой бывший стол. Как я и ожидал, он ответил, что денег не возьмет. Мне как-то неуютно находиться здесь, поскольку, кроме стола, весь остальной интерьер изменился. Место небольшого холодильника, где Майрон хранил запас шоколадных напитков, заняла тумбочка с принтером. Со стен исчезли постеры бродвейских мюзиклов. А в Северной Америке едва ли найдется мужчина, который любит мюзиклы больше, чем Майрон. Разве что Лин-Мануэль Миранда[5]. Кабинет Майрона был эклектичным, ностальгическим и разноцветным. При Сейди помещение стало минималистским, с преобладанием белых тонов, и слишком типичным. Ей не нужны никакие отвлекающие акценты. Как-то она сказала, что атмосфера кабинета предназначена для клиентов, а не для юриста.
– Мне разрешили рассказать вам об этом, – начинает Сейди. – Это чтобы вы понимали. Дело перестало быть сугубо конфиденциальным, касающимся только юриста и клиента. Скоро вам станет ясно. – (Я ничего не говорю.) – Вам известно о моей клиентке, находящейся в больнице?
– Вроде бы.
– Что «вроде бы»?
– То, что у вас есть клиентка, находящаяся в больнице.
Кстати, это неправда. Я знаю больше.
– Откуда вы узнали?
– Подслушал разговор в вашей приемной.
Это тоже вранье.
– Ее зовут Шэрин, – продолжает Сейди. – Фамилию пока называть не буду. Она вам ничего не скажет, как, впрочем, и имя. А ее история – просто материал из учебника. Во всяком случае, начало. Шэрин учится в большом университете и готовится к защите диплома. Там она знакомится и начинает встречаться с мужчиной, работающим на престижной должности. Начинается все просто замечательно. Многие подобные истории начинаются так. Мужчина обаятелен. Льстит ей. Супервнимателен. Говорит об их грандиозном будущем.
– Мужчины всегда так себя ведут.
– Пожалуй, да. Было бы нечестно клеить ярлык психопата на каждого мужчину, который посылает вам цветы и окружает вниманием. Но это уже начальный сигнал.
– Конечно, – киваю я, – не все чрезмерно внимательные бойфренды – психопаты, но все психопаты оказываются чрезвычайно внимательными бойфрендами.
– Отлично сказано, Вин.
Я пытаюсь выглядеть скромным.
– Как бы то ни было, их роман начинается просто идеально. Опять-таки слишком много подобных историй начинаются именно так. Но затем появляются странности, число которых постоянно растет. В группе Шэрин есть студентки и студенты. И ее бойфренду… я буду называть его Тедди, поскольку этого мерзавца так зовут… Словом, наличие студентов ему не нравится.
– Он ревнует?
– В энной степени! Тедди начинает задавать Шэрин кучу вопросов о ее друзьях мужского пола. В действительности это больше напоминает допросы. Однажды она просматривает на своем ноутбуке историю поисков и обнаруживает: кто-то – в данном случае Тедди – выискивал сведения о ее однокурсниках. Тедди начинает неожиданно появляться в университетской библиотеке, где она занимается. Говорит, что хотел сделать ей сюрприз. В одно из таких появлений он приносит бутылку вина и два бокала.
– В качестве банального прикрытия, – говорю я. – Ложный романтический шаг.
– Вот именно. Как всегда в подобных случаях, поведение ухажера становится все более собственническим. Если Шэрин задерживается на занятиях дольше обычного, Тедди впадает в уныние. Ей хочется пойти с друзьями на вечеринку в кампус. Тедди, работающий помощником тренера, настаивает, что пойдет вместе с ней. У Шэрин появляется ощущение, что вокруг нее смыкаются стены. Тедди занимает собой все ее пространство. Если она недостаточно быстро отвечает на его эсэмэски, Тедди устраивает истерику. Винит ее в обмане. Однажды вечером Тедди настолько сильно хватает Шэрин за руку, что на коже остаются ссадины. Чаша терпения Шэрин переполнена. Она решает расстаться с Тедди. И вот тогда-то он становится психопатом-преследователем.
Сочувствующий слушатель из меня никудышный, но я изо всех сил стараюсь выглядеть таковым. Я киваю во всех нужных местах рассказа, напускаю на себя встревоженный и даже испуганный вид. Мое обычное выражение лица (вы уж простите за повторное использование этого штампованного выражения) или равнодушное, или высокомерное. Сейчас я усиленно пытаюсь выглядеть внимательным. Это дается мне нелегко, но я считаю, что добиваюсь нужного эффекта.
– Тедди появляется без предупреждения, умоляет Шэрин вновь пустить его в свою жизнь. Трижды ей приходилось звонить в службу девятьсот одиннадцать, поскольку Тедди барабанил в ее дверь. И каждый раз – после полуночи. Он умоляет ее поговорить с ним, говорит, что она ведет себя нечестно и жестоко, не желая выслушать его. Тедди плачет, говорит, как он тоскует по ней, и в конце концов убеждает Шэрин, что она, – здесь пальцы Сейди изображают кавычки, – «обязана» дать ему шанс объяснить свое поведение.
– И она соглашается на встречу? – спрашиваю я, по большей части оттого, что слишком долго молчал.
– Да.
– А вот этого я никогда не понимал.
Сейди подается вперед и склоняет голову вбок:
– Как бы вы ни пытались, Вин, вам этого не понять по причине вашей мужской природы. Природная обусловленность женщин – заботиться и доставлять удовольствие. Мы ответственны не только за себя, но и за всех, кто находится в нашей орбите. Мы верим, что ублажать мужчину – наш долг. Мы думаем, что изменим жизнь в лучшую сторону, если немного пожертвуем собой. Но ваши слова вполне справедливы. Первое, о чем я всегда говорю своим клиентам: если вы готовы прекратить отношения, прекращайте. Рвите их и не оглядывайтесь назад. И никаких «обязательств» перед Тедди у Шэрин не было.
– И Шэрин вернулась к нему?
– Ненадолго. Вин, не надо качать головой. Дослушайте до конца. Психопаты так себя и ведут. Манипулируют своими жертвами и пудрят им мозги. Они вызывают у вас чувство вины, подают все так, будто это вы виноваты. Они буквально засасывают вас обратно в отношения.
Я по-прежнему не понимаю этого, но мое «не понимаю» к делу не относится.
– Период их совместной жизни оказался недолгим. Шэрин быстро поняла, что к чему, и снова ушла. Перестала отвечать на его звонки и сообщения. И вот тогда-то Тедди показал себя во всей своей психопатической красе. Втайне от нее он оснастил ее квартиру подслушивающими устройствами. Установил клавиатурные перехватчики на ее компьютеры. Снабдил ее телефон программой слежения. Далее он начинает бомбардировать Шэрин анонимными угрозами. Он похитил всю адресную базу ее электронной почты и стал рассылать потоки злобной клеветы о ней ее друзьям и родным. Мало того, он начинает писать электронные письма якобы от имени Шэрин и троллить ее профессоров и однокурсников. Одно из таких писем – опять-таки от имени Шэрин – он отправляет жениху ее лучшей подруги и сообщает тому об измене невесты. Выдумывает целую скандальную историю, случившуюся в баре, которой на самом деле не было.
– В воображении ему не откажешь, – говорю я.
– Вы не знаете и половины его художеств. Он заваливает Шэрин посланиями якобы от ее друзей, где «они» пишут, какая же она дура, что рассталась с таким замечательным и заботливым Тедди.
Я хмурюсь:
– Воображение есть, хотя и жалкого свойства.
– Не то слово. Эти мужчины… простите, я не хочу выглядеть сексисткой, но это почти всегда мужчины. Закомплексованные лузеры, что делает их невероятно опасными.
– Шэрин обращалась в полицию?
– Да.
– И там, насколько понимаю, ей не помогли.
Глаза Сейди вспыхивают. Она в своей стихии.
– Вин, для того и существуют фирмы вроде нашей. Закон в его нынешнем виде не может помочь ни одной Шэрин в мире. Начнем с того, что закон не поспевает за технологиями. Тедди прячется, пользуясь сетями VPN, одноразовыми мобильниками и фейковыми электронными адресами. Невозможно доказать, что именно он преследует Шэрин. Потому наша работа и имеет такую важность.
Я киваю, прося ее продолжать.
– Вторичный уход Шэрин ничуть не умерил прыти Тедди. Он посылает снимок обнаженной Шэрин ее бабушке, которой девяносто один год. Он записывает видео, полное ложных утверждений о Шэрин: дескать, она ненавидит евреев, склонна ко всем видам извращенного секса, является белой националисткой и так далее. И достигает результата. Когда его припирают к стенке, он утверждает, что Шэрин его подставила и оклеветала. То есть он решил с ней расстаться, чего она никак не смогла вынести и таким вот способом пытается его вернуть.
Я качаю головой.
– Вот тогда Шэрин и узнала о существовании нашей фирмы.
– И давно это было?
– В феврале.
Я жду.
– Да, знаю. – Сейди сглатывает. – Прошло много времени.
– И?..
– Мы пытались ей помочь. Мы провели изыскания и узнали, что Тедди вел себя подобным образом еще с тремя женщинами. Возможно, их было больше. Это одна из причин, почему он менял места работы, перебираясь из колледжа в колледж.
– А в колледжах знали о его «особенностях»?
– Там принято защищать своих. И потому каждый раз он соглашался тихо уйти, а администрация соглашалась держать язык за зубами. В одном случае… может, их было больше, дело удалось замять с помощью денег, и жертва подписала обязательство о неразглашении.
Я хмурюсь еще сильнее.
– Со своей стороны мы делаем для Шэрин все, что можем. Мы выхлопотали для нее временное защитное предписание против домогательств Тедди. Я посоветовала ей записывать все, что она помнит, все поступки Тедди и, начиная с этого момента, вести дневник всех его действий. Такие записи играют ключевую роль. Мы обратились в полицию, где наше обращение официально зарегистрировали. Но, как я уже говорила, потому работа нашей фирмы так важна. У полиции нет опыта в компьютерной криминалистике.
Я откидываюсь на спинку и скрещиваю ноги.
– До сих пор все это звучит как классическое дело, какими занимается ваша фирма.
– Вы правы, – печально улыбается Сейди. – Тедди – ходячее учебное пособие по психопатам. Этим он сильно напоминает моего бывшего.
Абьюзер, мучивший Сейди, тоже повысил свою «квалификацию», но сейчас не время говорить об этом. Я прислоняюсь к спинке и жду. Общее направление этой истории мне уже понятно, но Сейди продолжает дополнять его подробностями. Пока не знаю, куда это ее приведет.
– Кончается тем, что Шэрин бросает университет, так и не защитив диплом, поскольку Тедди продолжает ее преследовать. Она переезжает на север, поступает в другой университет. Однако Тедди снова ее находит. Как я уже говорила, мы разыскали других его жертв, но ни одна не хочет выступать с заявлением. Так он их запугал. А затем Тедди избирает новую практику: прокси-харассмент.
Сейди умолкает и смотрит на меня. Наверное, ждет моего вопроса, и потому я повторяю:
– Прокси-харассмент?
– Вы знаете, что это такое?
Знаю, но качаю головой.
– С этой целью Тедди от имени Шэрин размещает ее профили на Tinder, Whiplr и других более одиозных сексуальных приложениях, связанных с БДСМ и прочими видами извращений. Он постит ее фотографии. Ведет беседы, притворяясь Шэрин, назначает свидания с целью секса. У дверей квартиры Шэрин чуть ли не круглые сутки появляются странные мужчины, ожидающие секса с ней, ролевых игр и прочих развлечений подобного толка. Некоторые, получив отказ, приходят в ярость. Обвиняют, что она «дразнит им яйца», и награждают отборной руганью. Тедди трудится не покладая рук. А затем… – Сейди умолкает.
Я жду.
– Затем Тедди, опять-таки от имени Шэрин, проникает на подпольный сайт и начинает флиртовать с одним парнем. Это длится шесть недель. Шесть недель, Вин! Представляете, какое фанатичное упорство? «Шэрин», – пальцы Сейди снова изображают кавычки, – подробно рассказывает парню о своих фантазиях, связанных с жестоким изнасилованием. «Шэрин» сообщает ему, как все должно быть обставлено. На нее должны напасть, защелкнуть наручники и затолкать в рот кляп. Тедди даже сообщает парню, где можно купить эти, с позволения сказать, аксессуары. Потом он назначает время, когда парень должен сыграть с нею в ролевую игру с изнасилованием.
Я сижу не шелохнувшись.
– Все это время парень думает, что общается с Шэрин. Неделями он слышит, что от него ждут жестоких действий. Он должен избить ее, связать и пригрозить ножом. Тедди даже сообщает ему пароль: «пурпур». «Не останавливайся, – от имени Шэрин наставляет его Тедди, – пока не услышишь от меня это слово».
Сейди отворачивается и моргает. Меня охватывает злость. Руки сжимаются в кулаки.
– Вот так Шэрин и попала в больницу. Ее состояние… оставляет желать лучшего.
И опять для меня здесь нет ничего неожиданного. Я предполагал такой исход. Только не знаю, как себя вести, поскольку до сих пор не понимаю паники Сейди, и осторожно спрашиваю:
– Полагаю, Тедди и сейчас прячет свою личину? – (Сейди кивает.) – Значит, полиция не могла его сцапать.
– Верно.
– И он сухим вышел из воды?
– Нам так казалось.
– Казалось?
– Фамилия Тедди – Лайонс. Тедди Лайонс. Вам знакомо это имя?
– Вроде где-то слышал. – Я стучу указательным пальцем по подбородку.
– Он помощник тренера баскетбольной команды Университета Южной Дакоты.
– Серьезно? – Я стараюсь не переиграть.
– Мы недавно получили сообщение. Вчера поздно вечером, после важного матча, Тедди подвергся нападению. Они сделали из него отбивную, серьезно повредив внутренние органы.
Они. Сейди сказала «они». Вывод: я по-прежнему вне подозрения.
– У него сломаны кости, – продолжает Сейди. – Внутреннее кровотечение. Серьезное повреждение печени. Врачи утверждают, что на полное восстановление здоровья рассчитывать не приходится.
Я изо всех сил стараюсь не улыбнуться, но мне не удается.
– Какая досада, – говорю я.
– Да. Как вижу, это всех расстроило.
– А вам с чего расстраиваться?
– Вин, он был у нас на крючке.
В ее глазах за стеклами очков полыхает адский огонь. Я вижу страсть, преданность делу. Этим в свое время Сейди расположила меня к себе и своей фирме. Она человек действия, а не разговоров. Здесь мы с ней похожи.
– Что значит «был у вас на крючке»? Вы же говорили, он выскользнул сухим из этой истории.
– После случившегося с Шэрин я вновь обратилась к другим жертвам Тедди. И они наконец согласились дать показания. И Шэрин была готова выйти на публику. Конечно, это явилось бы травмой для всех. Тедди уже и так многое у них отнял.
– Хм… – Я снова откидываюсь на спинку стула и скрещиваю ноги.
Я вообще не задумывался о последствиях. Редко о них задумываюсь. Но… нет, нет, а вот тут Сейди ошибается.
– Похоже, избиение Тедди им только помогло.
– Нет, Вин. Совсем не помогло. Когда преодолеваешь страх… В конце, когда встаешь лицом к лицу с твоим истязателем и даешь ему сдачи, это вызывает катарсис. После выписки Шэрин из больницы мы собирались устроить большую пресс-конференцию. Вы только представьте: четыре жертвы, которые стоят на ступенях законодательного собрания штата и рассказывают свои трагические истории. Двое членов ассамблеи были готовы выступить вместе с нами. Это бы разрушило репутацию Тедди. Но что еще важнее: убедительные рассказы жертв способствовали бы принятию законопроекта, черновик которого был создан здесь. – Сейди постучала по столу. – Члены ассамблеи намеревались представить законопроект губернатору.
Я жду.
– А теперь, – вздыхает Сейди, – бах – и все пропало!
– Почему? – спрашиваю я.
– Что почему?
– Почему жертвы Тедди не могут рассказать свои истории?
– Потому что их рассказы уже не вызовут ожидаемого отклика.
– Чепуха! Непременно вызовут.
– Вы забыли, что минувшим вечером Тедди подвергся нападению?
– Ну и что?
– А то, что теперь он превратился в жертву самосуда.
– Вы не знаете этого наверняка, – говорю я. – Возможно, он снова попробовал свои фокусы, но нарвался совсем на другую женщину.
– И она измолотила его до состояния кровавого месива?
– Если не она, то ее родственники. – Я щелкаю пальцами. – А может, нападение вовсе не было связано с его делишками.
– Бросьте.
– Что?
– Мы проиграли. Война будет продолжаться, но это сражение мы проиграли. Нам требовались симпатии публики. А теперь наш монстр находится в коме. Кто-нибудь напишет в Twitter, что его избили жертвы. Мать Тедди скажет, что эти презренные женщины оклеветали ее милого малыша, превратив его в мишень. Дело, Вин, не только в фактах. Мы должны склонить общественное мнение на свою сторону.
Я думаю над ее словами, затем без особого, как мне кажется, энтузиазма говорю:
– Мне жаль.
Поясняю: я ничуть не сожалею о том, как обошелся с Тедди. Мне жаль, что я не потерпел до упомянутой пресс-конференции. Сейди оптимистично смотрит на вещи. Я, как ни печально, нет. Закон никогда бы не прищучил Тедди. У него возникли бы неприятности, возможно, он потерял бы работу и за все это стал бы мстить самым чудовищным образом. Он бы поливал грязью Шэрин и остальных женщин; он бы все поставил с ног на голову, объявив жертвой домогательств себя, и очень многие поверили бы ему. Потому-то Сейди и борется за принятие закона.
Я верю в Сейди Фишер. Когда-нибудь ее усилия дадут результаты. Но не сегодня.
Часы показывают половину девятого. Через полчаса у меня свидание, которое без особых проблем можно отменить.
– Не желаете ли чего-нибудь выпить? – спрашиваю я Сейди.
– Вы серьезно?
– Неплохой способ утешиться.
Сейди качает головой:
– Вин, я знаю, что вы стараетесь проявить доброту.
– Но?
– Но вы кое-что упускаете из виду.
– Разве коллегам возбраняется посидеть за выпивкой?
– Не сегодня, Вин. Сегодня мне нужно поехать в больницу и рассказать Шэрин о случившемся.
– Возможно, новость ее обрадует, – говорю я. – Тедди уже не причинит ей вреда. Сознание этого должно ее успокоить.
Сейди открывает рот, готовясь мне ответить, но тут же закрывает. Вижу, она разочарована во мне. Похлопав меня по плечу, она идет к двери.
Я проверяю приложение. Моя программа знакомств для богатых так глубоко законспирирована в Темной Паутине, что создание фальшивого профиля, наподобие тех, что создавал Тедди, исключено. Даже если бы кто-то и попытался, они бы сломались на последующих мерах безопасности. Мне поступило сообщение:
Пользовательница Аманда вас ждет.
Итак, моя партнерша на этот вечер уже находится в квартире для свиданий. Незачем томить ее ожиданием.