Очень часто, рассуждая о необходимости жить одним днём, имеют в виду потребности
тела, позабыв о голоде души.
…Я впервые видел его таким. Обыкновенно он полулежал на скользких атласных простынях, и, не заботясь о впечатлении по себе, тут же ел и принимал просителей…
– Помилуй! Каких просителей! Это ж лягушонок!
– Ну и что? Зато, приглядись, ты видел его когда-либо в такой позе? Я – нет.
В самом деле, вместо того, чтобы слиться с листом кувшинки в одно зелёное пятно, лягушонок сидел, как щенок, предъявив миру белоснежную сорочку, приличной ширины грудь и тонкие розовые губы. Он смотрел не прямо перед собой, а куда-то вдаль, и, скорее мечтал, чем служил по-собачьи.
Да и чем, собственно, он бы мог услужить? Ну… оборачиваясь на мой визг, ловил жёстких, совершенно невкусных ему ос, набивал пузо комарами, которые иначе не давали бы мне проходу, ну, – простил, забыл! – о раздавленной мною лапе и неустанно убеждал в этом, по-прежнему без страха усаживаясь подле ног. Терпел громкие ни о чём разговоры и шевеление моих тёплых пальцев у себя между глаз. Он был беспредельно доверчив, и этим доверял мне себя и свою жизнь.
– Это ли не услуга?!
– Так и в чём она, я не понимаю.
– Позволить мне быть, чувствовать себя таким.
– Каким?! Ты, вообще, о чём?
– Тем, на кого можно положиться, который честен, искренен и ни за что не подведёт.
– Ты хотя бы помнишь, что это лягушка?
– А разве это что-то меняет?
При этих словах лягушонок принял привычную для себя позу и, по-обыкновению, прилёг, прижавшись подбородком к листу кувшинки. Он был доволен… сегодняшним днём.