– Верите ли вы во всякую «чертовщину»? Случалось ли вам сталкиваться с чем-то необычным?
– В «чертовщину» я не верю, но не сомневаюсь в том, что мир устроен куда сложнее, чем нам думается.
После обеда на небо внезапно наползли тучи, оборвали яркое солнце на полуслове, оставив недосказанности, и погрузили день в вечерний сумрак. Остро запахло озоном и мокрой землей. Тишина звенела, готовая в любой момент оборваться раскатом грома. Ветер, сгоняя тучи, торопливо штопал ими светлые небесные прорехи. Сердце гулко ухало из-за предчувствия, тональность которого так и оставалась неясной. Анфиса замерла на крыльце, жадно вдыхая посвежевший воздух и вглядываясь в тучи в ожидании первых проблесков молний. Пред силами природы она была ничтожно маленькой, но в то мгновение, когда тишина внезапно стала абсолютной, ощутила себя дирижером перед замершим в ожидании ее действий оркестром. Сейчас она взмахнет палочкой, и грянет симфония. Анфиса невольно подняла руку, но опомнившись, плавно ее опустила. И в ту же секунду в почерневшем небе мелькнула первая вспышка. Яркая молния раздернула тучу, и на землю стеной обрушился ливень. Анфиса протянула ему ладони, а затем, не справившись с искушением, сбежала босиком по ступеням, застыла посреди двора, раскинув в стороны руки и запрокинув лицо к небу. Ее восторженный крик утонул в громовом рокоте и шуме дождя. Но с этим криком вырвалась наружу отравлявшая ее беда, и душа, избавившись от яда, наполнилась, будто родниковой водой, недолгой радостью. Анфиса жмурилась от бившего по лицу дождя, улыбалась, ловя губами водяные струи, и кричала, кричала до тех пор, пока ее крик не превратился в песню – не на родном языке, а на языке испанки Нурии.
Вернулась Анфиса в дом лишь тогда, когда допела последний куплет. Промокшая насквозь одежда облепила ее тело, будто вторая кожа. Анфиса прошла прямиком в ванную и долго стояла под теперь уже горячими струями. Такой контрастный «душ» встряхнул ее и на какое-то время избавил от набивших оскомину горестных воспоминаний.
Переодевшись в широкую фланелевую рубашку, свободные джинсы и толстые носки, она вернулась на кухню, где до этого раскладывала по ящикам покупки и расставляла на полках новую посуду, и сделала себе чай. Дождь все так же – сплошной пеленой – скрывал видимость за окном. Темноту непогоды то и дело разрезали яркие вспышки. Анфиса зажгла свет и вернулась к прерванному занятию.
То, что что-то изменилось, она, увлеченная делом, заметила не сразу. Только когда спустилась с табуретки за стопкой тарелок, поняла, что в доме царит тишина, не нарушаемая больше стуком дождя по подоконнику. Анфиса бросила взгляд на улицу и убедилась, что видимость все такая же плохая, только уже не из-за дождя, а потому что окно затягивала туманная завеса. Дымка поднималась с земли, клубилась, будто живая, а в ней двигалось что-то темное. Анфиса поставила обратно на стол тарелки, медленно приблизилась к окну и в ужасе отпрянула, когда с той стороны из тумана внезапно вынырнул чей-то силуэт. Она закрыла рот ладонью, сдерживая испуганный писк. Силуэт, покачиваясь, приблизился к окну, а за ним маячило еще несколько таких же расплывчатых фигур. Анфиса вскрикнула, увидев две прижатые к стеклу ладони и чье-то расплющенное лицо. Некто заглядывал в другое окно, возможно, уже давно наблюдал за ней, но когда увидел, что его заметили, снова скрылся в тумане. Анфиса успела заметить лишь угольно-черные зрачки и широкую прорезь на месте рта.
Она сама не поняла, как подскочила и рывком зашторила оба окна. Затем оббежала весь дом, включая свет и занавешивая окна. Но когда добралась до спальни, увидела, что туман за окном уже рассеялся и в комнату робко заглядывает первый солнечный луч. Вместе с туманом исчезли и ужасные твари. Анфиса вернулась на кухню и покосилась на так и не убранные тарелки. От недавней радости, вызванной грозой, не осталось и следа. В душу холодными змеями вползли страх и тревога. Тоска сжала горло с такой силой, что сделать новый вдох оказалось сложно. На глаза навернулись слезы. Но расплакаться Анфиса не успела, потому что услышала стук в дверь.
– Нет-нет-нет! – забормотала она, хватаясь за столешницу. Стук повторился, и вместе с ним раздался шум возни, будто кто-то вытирал ноги о половик, а следом за этим послышалось довольно отчетливое хрюканье.
Анфиса осторожно приблизилась к двери и замерла.
– Хы-ых! – сокрушился кто-то и уже без всякой надежды слабо стукнул в дверь. Огорченное «хых» поддержал хрюканьем поросенок, и Анфиса торопливо загремела ключами.
Знакомый странный старик одарил ее обрадованной ассиметричной улыбкой и снова протяжно хыкнул. Но хоть он и улыбался, выглядел жалко: поля шляпы уныло повисли, и с них старику за воротник стекали струи воды, одежда промокла, штанины липли к тощим ногам. Только поросенок, которого старик по-прежнему держал на поводке, излучал радость и довольство. Ливень смысл с него грязь, и оказалось, что на розовой коже возле хвостика есть довольно крупное пятно в виде кляксы. Анфиса жестом пригласила нежданных гостей в дом.
Старик переступил порог и пугливо завертел головой. Поросенок весело захрюкал и процокал по коридору так далеко, как позволил поводок. Анфиса же осторожно заглянула старику за спину, опасаясь увидеть туман и его пугающих обитателей. Но за дверью уже разгорался ярким солнцем день, а небо вновь сияло невинной чистотой. И только широкие лужи и прибитая ливнем трава напоминали о недавней буре.
Анфиса закрыла дверь, заперла ее на замок и жестом показала старику, чтобы он снял мокрую одежду. Гость разулся, стянул с себя куртку, оставшись в свитере крупной вязки и штанах, но шляпу отдавать отказался. Анфиса не стала упрашивать и проводила его на кухню. Там она поставила чайник, рассудив, что промокшего и озябшего человека в первую очередь нужно напоить чем-то горячим. Затем включила обогреватель и принесла из комнаты плед. Старик закутался, вытянул ноги в промокших носках и благодарно хыкнул. Пока он отогревался, Анфиса приготовила чай и нехитрое угощение, двигаясь по кухне с чрезвычайной аккуратностью, чтобы не наступить на путающегося под ногами поросенка. Когда она подвинула гостю кружку с чаем и вазочку с печеньем, старик посмотрел на нее с такой просящей жалостью, что Анфиса наполнила и свою кружку, хоть и не хотела есть.
Это было необычное чаепитие в чрезвычайно странной компании. Поросенок довольно хрюкал над блюдцем с нарезанными овощами. Старик, прихлебывая чай и аккуратно одной стороной рта откусывая печенье, от удовольствия хыкал и ухал, а Анфиса молчала, думая, как поступить дальше. Что с этим стариком делать? Отвести на автобусную остановку, где она его встретила впервые? Но оставить его одного она бы не решилась. Значит, придется звонить в чужие дома и искать того, кто с ним знаком. А общаться с кем-либо ей не хотелось. Как он к ней попал? Специально пришел или сбился с пути, когда началась буря?
И еще один вопрос не давал ей покоя: видел ли ее гость страшных существ? Туман он должен был застать: с момента, когда Анфиса увидела за окном существ, до стука в дверь прошло слишком мало времени. Но старик не выглядел напуганным, только замерзшим и немного встревоженным. По мере того, как он согревался, его лицо тоже разглаживалось, а из водянистых глаз исчезала затравленность. Гость отставил чашку и улыбнулся своей кривой улыбкой.
– Еще? – спросила Анфиса и указала на чайник. Старик отрицательно замотал головой, а затем обеспокоенно вытянул шею, выглядывая в окно.
– Там уже нет дождя! Солнце вышло, – пояснила Анфиса.
Но старика, похоже, беспокоила не погода. Его лицо снова сморщилось, уголок рта поехал к уху.
– Нема! Пуф! – сказал он и махнул рукой.
Анфиса невольно содрогнулась, снова вспомнив страшных существ, но бодро кивнула:
– Нема. Пуф!
Старик бросил еще один настороженный взгляд в окно, а затем нахмурился и пошевелил пальцами, пытаясь что-то показать Анфисе. Но она, не понимая его, качнула головой. Гость хыкнул, поднялся с места и поискал глазами свою куртку.
– Она уже просохла, – сказала Анфиса, поняв, что он решил уйти. – Вас проводить?
Но старик уже аккуратно сложил на стуле плед, оделся и причмокнул губами, подзывая поросенка.
На крыльце гость задержался и указал пальцем на широкую расщелину в земле.
– Бах!
И развел руками. Анфиса поняла, что он пытается сказать ей про разлом. Старик уже наставил палец на темнеющее вдали дерево.
– Хых! Нема! Нема-а. Птичка! Нема.
Затем, сокрушенно махнув рукой, он сошел с крыльца и побрел прочь от дома. Поросенок послушно затрусил рядом с ним. Анфиса проводила взглядом странную парочку и отметила, что старик старается держаться от трещины подальше. Убедившись, что он добрался до дороги, ведущей в деревню, вернулась в дом и заперла дверь. Отчего-то, хоть старик так и не смог ей ничего рассказать, ей показалось, будто он понимает, что тут произошло. И что он тоже, как и она, увидел в тумане пугающих существ.
Сестра увезла на первое занятие пса, которого они впопыхах назвали Грифелем за черную и лоснившуюся после мытья Марьяниным шампунем шерсть, и Никита в ожидании их возвращения остался в квартире один. Он мог вернуться к себе, но знал, что не удовлетворится телефонным разговором и все равно примчится к сестре, чтобы выяснить, как прошло первое занятие с кинологом и удалось ли ей узнать что-нибудь об исчезновении Анфисы. Марьяна, конечно, была настроена скептически и пыталась уверить Никиту в том, что затея на самом деле – провальная. Но он не терял энтузиазма, поэтому помог сестре погрузить Грифеля в машину и даже помахал на прощание ручкой.
Только когда Никита вернулся в квартиру, нервозность овладела и им. Прослонявшись бесцельно по небольшому, но со вкусом обставленному помещению, он выпил две кружки кофе и разумно рассудил, что от волнения отвлечет работа. Никита вернулся в комнату, включил ноутбук. В папке с названием «Анфиса» пока было мало файлов, не считая статьи, которая стоила Никите увольнения. Почему его уволили, он догадывался, хоть шеф с ним лично так и не объяснился. Наверняка Шестаков надавил на руководство журнала, потребовал крови того, кто первым написал о расставании пары. Страницу восстановили, но статьи Никиты убрали. Это было обидно, будто он никогда и не работал в этом издании. Но досада лишь подогревала его активность и желание написать сенсационный материал. Никита, конечно, позвонил паре коллег, с которыми был в более-менее приятельских отношениях. Но одни не взяли трубку, другие сослались на занятость и быстро свернули разговор, подтверждая подозрение, что за всем этим стоял Шестаков. Ну что ж, опускать руки Никита не собирался.
Он открыл поисковик, вбил имя певицы и убедился в том, что конкуренты ничего нового об исчезновении Анфисы не написали. Затем побродил по форумам и фан-сообществам, но версии, которые там выдвигали, казались то слишком банальными – болезнь или беременность, то чересчур фантастичными. Впрочем, версии вроде похищения Анфисы с целью шантажа Дмитрия Никита не относил к разряду немыслимых.
Он выписал себе все обсуждаемые предположения, полистал ленту и с удовольствием увидел, что фан-сообщества перепостили и его материал. Никита внимательно прочитал два последних интервью, стараясь между строк найти что-то, что указывало бы на настроение певицы в последние перед исчезновением дни. Но ничего странного не заметил. Значит, надо разговорить тех, кто был знаком с певицей лично – ее коллег, организаторов концертов, стилистов. Какие-то контакты у него имелись, какие-то он надеялся заполучить. Никита отправил несколько сообщений и снова набрал номер информатора, который сообщил о расставании пары. Но телефон снова был вне зоны доступа. Никита подозревал, что информатор сменил номер. Что ж… Ожидаемо. Но расстраиваться рано, потому что Никита надеялся на помощь Марьяны.
Читая уже обычные новости, он случайно наткнулся на интересную заметку. К Анфисе она отношения не имела, но показалась забавной. В одном городке, который пустовал уже много лет, сталкеры с недавних пор стали замечать что-то необычное: свет в пустых квартирах, тени, шорохи. Кто-то даже заснял на камеру темный силуэт. А в находящемся неподалеку парке, по слухам, стали приходить в движение сломанные аттракционы.
Никита хмыкнул и поискал расположение городка. Затем загуглил тему и с радостью убедился, что новостей по ней мало. Анфиса Анфисой, но он хотел завести собственный канал и как раз думал над его концепцией. О «звездах» Никита писал в журнал, а для личной страницы ему хотелось чего-то другого. Влезать в политику он не желал. Писать об экологии, окружающей среде и спасении морских котиков казалось скучным. А вот вести блог про таинственные и заброшенные места – неплохая идея. Это гораздо интереснее, чем брать интервью у выходящих в тираж «звезд» девяностых и у быстро вспыхивающих, но так же быстро гаснущих современных кумиров.
Никита потер руки, обрадованный тем, что нашел тему для канала. И в этот момент услышал, как поворачивается ключ в замке. Следом за этим в коридоре раздались зычный лай и голос Марьяны:
– Ну-ну, малыш! Дома, мы уже дома!
По тому, что она не ругалась раздраженно на пса, а ласково с ним ворковала, Никита заключил, что первое занятие прошло как нельзя лучше.
– Ну? – вопросил он, выглядывая в коридор с радостной улыбкой. – Узнала что-нибудь об Анфисе?
– Да погоди ты! – в голосе сестры прорезались-таки нотки недовольства, но относились они не к Грифелю, шумно хлебавшему из миски на кухне воду, а к Никите. – Ничего я про твою Анфису не узнала!
– Как это? – расстроился Никита и уже собрался отчитать Марьяну, но она ушла в ванную мыть руки.
– Марьян! – упрекнул он, застыв в дверях и привалившись плечом к косяку.
Сестра подняла голову, и в зеркале отразилось ее лицо – миловидное, круглое, с хорошей кожей и карими, как у брата, глазами. К своим почти сорока годам Марьяна умудрилась сохранить лицо свежим и юным, при этом никакими уколами красоты она не увлекалась. Возможно, все дело в хорошей генетике, возможно – в том, что Марьяна жила одна, не тратила нервы на малолетних детей и мужа, занималась любимым делом и ежедневно гуляла не менее двух часов. Замужем она была – в юности, но брак быстро распался, и с тех пор Марьяна предпочитала жить одна. «И она надумала меня женить!» – с обидой подумал Никита, хмуро глядя на отражение сестры в зеркале. Но Марьяна неожиданно улыбнулась.
– Пойдем кофе выпьем.
– Да я бы поел чего, – отозвался Никита.
– Так и займись обедом, – парировала сестра и усмехнулась.
Подумаешь! А и займется! Готовит он вкусно, все пассии высоко оценивали его кулинарные способности. Поэтому, когда Марьяна появилась на кухне, нанося на умытое лицо крем, Никита уже вовсю хозяйничал, доставая яйца, овощи и кастрюльку с мясными щами. Не спрашивая, будет сестра есть или нет, он водрузил кастрюльку на огонь, затем крупно нарезал помидоры, красный перец, лук и бросил все на сковороду. И пока овощи поджаривались, взбил в кружке несколько яиц. Вскоре вкусно запахло подогретыми щами и омлетом с овощами. Марьяна молча накрыла на стол, и Никита разлил первое по двум пиалам, достал из холодильника сметану и выложил на плоские тарелки порции омлета. Грифель, который внимательно следил за его действиями в надежде, что ему перепадет что-нибудь вкусное, положил на стол голову и шумно вздохнул. Никите ничего не оставалось, как поделиться с псом куском мяса из своей тарелки.
– Не испорти мне собаку, – не одобрила Марьяна. – У Грифеля своя диета. Я с Данилой ее обсудила, и он согласился со всеми рекомендациями ветеринара. Кстати, Стефания, жена Данилы, тоже окончила ветеринарку. Хорошо у них там все для собак устроено!
– Ты мне не про собак, а по теме, Марьяш, – перебил Никита. – Я так понимаю, тебе не удалось поговорить с Данилой об Анфисе?
– А как ты себе это представляешь, Ник? – вздохнула Марьяна. – Я же привезла собаку на занятия. Кстати, Грифель – большой молодец. Несмотря на то что бездомный. А домашние собаки такие избалованные!
– Слушай, тебя Крушинины что, в свою собачью секту обратили? – не выдержал Никита. – Если не с Данилой, так с его женой могла бы поговорить! Как женщины вы прекрасно друг друга бы поняли! Начала бы выспрашивать у нее про диету для Грифеля, потом придумала какую-нибудь душераздирающую историю про пропажу подруги, глядишь, Стефания и купилась бы!
– Я и придумала, – вдруг ответила Марьяна и улыбнулась, но не брату, а своим мыслям – мечтательно. – Там такой казус случился… Была на площадке одна кроха. Левретка, кобелек с поведенческим расстройством.
– Опять ты про собак!
– Да погоди ты! Еще раз перебьешь, ничего рассказывать не буду!
– Молчу, – сдался Никита, с трудом сдерживая раздражение.
Он и не думал, что сестра так проникнется собачьей темой! Теперь ему еще про какую-то левретку с проблемами слушать! Однажды Никите пришлось битый час выслушивать от одной престарелой «звезды» длинный рассказ об ее «масике» – пучеглазом недоразумении размером с рукавицу, которое кто-то ошибочно окрестил собакой. Но «звезда» на любой вопрос интервью отвечала восторженными возгласами о своей псине.
– Эта левретка чрезвычайно нервная, – продолжила Марьяна. – Напугать ее может даже воробьиное чириканье. А еще она не выносит других собак, только увидит – и впадает в истерику. Хозяин уж и по ветеринарам её водил, и поил всякими успокоительными. Но проблема оказалась не в физическом здоровье, а в неправильном воспитании. Левретка досталась новому владельцу от какой-то родственницы. Вот предыдущая хозяйка и «испортила» собачку. То ли излишне ей во всем потакала, то ли еще что, я не вникла. Но Игорь Степанович теперь возит Шушу на индивидуальные занятия к Даниле. А потом Шуша будет заниматься вместе с другими собаками на площадке.
– Игорь Степанович? – переспросил Никита.
– Да. Хозяин левретки. Приятный мужчина, – ответила Марьяна и слегка улыбнулась. – Мы познакомились, потому что случился конфуз. Игорь Степанович с Шушей уже уходили, а тут мы с Грифелем им навстречу. Грифель только потянулся к ним познакомиться…
– И левретка зашлась в истерике и окочурилась? – мрачно пошутил Никита, но Марьяна бросила на него полный негодования взгляд.
– Нет. Не окочурилась. Но так сильно испугалась, что описалась.
– Я бы тоже описался, если бы был левреткой, а ко мне подошел Грифель, – согласился Никита и с уважением посмотрел на громадного пса, который растянулся возле стола, заняв собой едва ли не половину кухни, и в ожидании еще кусочка мяса не сводил с Никиты глаз.
– Вот и Шуша испугался. Я как раз пыталась оттащить от него Грифеля, поэтому Шуша случайно написал мне на кроссовок.
Никита фыркнул от смеха.
– Хозяин очень смутился, хоть я и сказала, что ничего страшного. Но, представляешь, он дождался меня после занятий и сказал, что готов оплатить ущерб! Собирался купить мне новые кроссовки. Я, конечно, отказалась! Кроссовки старые, да еще и Шуша писает, будто из шприца брызгает, вот если бы мне ногу окатил Грифель, то да, вышло бы ущербно. Тогда Игорь Степанович пригласил меня в кафе, и я согласилась.
– И как же вас с собаками туда пустили? – удивился Никита.
– А там, в конце улицы, есть одно кафе с террасой! Туда нередко после занятий заходят хозяева со своими собаками. Владелец кафе дружит с Крушиниными, так что… Мы посидели немного с Игорем Степановичем, познакомились. Шуша, конечно, нервничал. Но Грифель молодец, лежал спокойно, к Шуше больше не лез.
– Я бы на его месте тоже больше не полез к такому… – Никита хотел добавить «зассанцу», но красноречиво промолчал. С тем, что Марьяна будет вещать не по делу, а о собаках и новом знакомом, который, похоже, очаровал его сестру, он уже смирился.
– Слово за слово, мы разговорились с Игорем Степановичем. И не помню уже как, но и о пропавших людях тоже. Нет, не об Анфисе. Я пока на всякий случай решила про нее молчать. Игорь Степанович рассказал про один случай. А я придумала, что у моей подруги пропала близкая родственница, ее ищут, но безуспешно. Хоть к детективу обращайся! И тогда Игорь Степанович сказал, что у него как раз есть знакомый детектив, который, среди прочих дел, когда-то занимался и поисками пропавших. Когда-то, потому что сейчас он занят чем-то другим. Но Игорь Степанович дал его телефон недавно Даниле, потому что у того вроде тоже кто-то пропал. Сечешь?
– Марьяна! – воскликнул Никита и подскочил так, что чуть не уронил, к радости Грифеля, тарелку с омлетом. – Мне нужен телефон этого детектива!