Поздравить Гаврилу Юзова с таким успехом, как приглашение во дворец, пришли друзья и знакомые семьи. Одним из них был богатый купец, торговавший солью, Никанор Мордвинов, медлительный мужик с тяжелой поступью. У Никанора был сын Семен, одних лет с Евдокимом, который нынче служил в полку императорской гвардии.
Семен славился лихим нравом и смелым характером. Про него говорили, что сидеть в седле он научился раньше, чем стал ходить, и теперь почитался за лучшего наездника в полку. Не было ни одного жеребца, которого Семен не сумел бы объездить, а посему – и ни одного соратника, не уважающего его.
Всем он старался помочь, молодых обучить – не угрозами и насмешками, а кропотливыми объяснениями и примерами на собственном опыте. Юнцы только смотрели и удивлялись головокружительным скачкам и лихой езде Семена.
Когда ушел Семен в гвардию, затосковал Никанор и стал еще чаще заходить к Юзовым, делясь то бедами, то маленькими радостными событиями, о которых сообщал в своих письмах сын.
В один из таких дней, когда пришла очередная весточка от Семена, прослезился Никанор и стал изливать свою душу пред Гаврилой. Хотя и давно жил Никанор рядом, а знали о его прошлой жизни мало.
– Э-э-эх! Была б жива Матрена! Жена моя, покойница. Вот порадовалась бы за сыночка нашего! – роняя скупые мужские слезы в подставленный бокал с вином, говорил Никанор.
Гаврила вздохнул. Сергей, сидевший рядом, виновато спрятал глаза, но не ушел.
– Судьба-то, она у всех разная, Никанор. Ты уж не огорчайся, живи тем, что есть. Не мудрено, что и поговорке поверишь: «Бог дал, Бог взял». Ты уж сильно не печалься. Люди еще хлеще повидали, и то живут. Каждый мирится со своим горем-то, – успокаивал его Гаврила.
– Так-то оно так. Да тяжко на душе всякий раз, как вспомню, что не уберег, недосмотрел и вовремя слов хороших сказать не успел. Так и ушла на тот свет, не услышав от меня ничего доброго, – продолжал кручиниться Никанор.
– Ох, ты и меня засовестил совсем. Признаюсь, что и в моей жизни грешок был. Не поделили мы с братом своим наследства и, разругавшись, покинули друг друга. А теперь что? Вот, получил письмо от людей чужих. Помер браток, а так и не свиделись, – Гаврила тяжело вздохнул.
Никанор, видно, заинтересовался историей друга.
– А ты хоть узнавал об нем? Может, дети у него? Внуки? Ты хоть грехи замолить съездил бы. А может, и меня взял бы с собой. На Псковщине, говоришь, жил братец?
Гаврила кивнул.
– У меня там знакомые купцы живут.
– Я уже сам об этом подумал, – сказал Гаврила.
Они долго еще сидели за столом, изливая друг другу душу.
Гаврила вспоминал брата, а Никанор, от одиночества и незаживающей раны, разговорился до полуночи.
– Ох ты, батюшки! – стукнул себя кулаком по лбу Никанор, взглянув на часы. – Ты чего ж меня не гонишь? Вам ведь завтра во дворец, а я тут как перепелиха трещу! – он суетливо засобирался и, выглянув в окно, стукнул себя еще раз. Уже на пороге он обернулся и сказал:
– Ты ента… про меня-то не забудь, коли надумаешь на Псков двинуть. Ага?
– Конечно, Никанор, конечно, – Гаврила устало зевнул и потянулся.
В письме, автором которого был неизвестный писарь, сообщалось, что умершего Петра Юзова некому было и похоронить. Умер он на чужбине, не в родной стороне, и потому не сразу нашла скорбная весть семью его брата.
«За что пропал человек, никто не знает, – продолжалось письмо, – только вот схоронил я его в своей стороне и теперь пишу вам, чтоб знали, где ваш брат покоится. По делам торговым он здесь был, да что-то случилось у него. Все время какую-то женщину поминал, да не понял я ничего. Гаврилою тебя зовут, Петро говорил. Все прощения хотел у тебя попросить перед смертью, да не успел. Ты уж прости и прими от него оберег ваш родовой. Надеюсь, в целости он до вас дойдет».
…Сергей видел сон. Но вот какой, вспомнить не мог. Что-то приятное. Утром за столом он рассказал матери об этом.
– Это тебя перстень направляет. Ты сны свои запоминай и не делай людям зла. Вот тогда ты и станешь богатым и удачливым.
– А что ж дядька Петро не стал, удачливым? Ведь богат был, – спросил Сергей.
– Ох, сыночек, не знаю я. Еще покойный дед ваш, отец Гаврилы и Петра сказывал, чтоб осторожней они были. В жизни своей зла людям не чинили и сами добро делали, вот тогда и придут к ним богатство и почести. Молил он их об этом и перед смертью самой наказал так. Видно, не слишком Петро к заветам отцовым прислушался, раз помер так, что чужим людям пришлось хоронить. Спаси, Господи, и сохрани, – испуганно молилась Варвара.
– Да-а-а, – протянул Сергей. Варвара повернулась к сыну и торопливо заговорила, глядя ему в глаза.
– Запомни, сыночек, и ты! Учись на ошибках своих, а не на чужих! Не забывай, какой смертью погиб дядька. И тебя сия участь ждет, коли против законов Божьих жить станешь.
– Что ты, мама! – он отшатнулся от Варвары и удивленно посмотрел на нее. Тревога промелькнула в глазах женщины.
Сергей вспомнил свое первое знакомство с людьми высшего света, случившееся как раз на первой выставке картин.
Кое-кто из них был даже их придворных, но, если честно, они мало интересовались искусством и еще меньше теми, кто был не из их, светского круга, хотя, не желая обидеть Тобольского, вежливо общались с Юзовыми.
Не сразу он заметил, что Вероника привлекла к себе внимание двух молодых людей – Андрея Петковского, сына владельца бумажной мануфактуры, и Дмитрия Гладилина, высокообразованного юноши, преподававшего математику в придворной школе. Она совершенно растерялась от такого внимания и постоянно посматривала на Сергея, ища поддержки. Тот лишь подбадривал сестру:
– Держись, сестренка, и выбирай с умом. Не промахнись, – говорил он. Она только недоуменно пожимала плечами, но ослепительно улыбалась, оказываясь в приятном окружении молодых и красивых людей.
– А где отец? – спросил Сергей у Вероники. Та завертела головой, выискивая в зале крепкую фигуру отца.
– Не знаю, только вот тут был.
– Пойду поищу, – сказал Сергей и стал лавировать в плотной праздной толпе. Вдруг его кто-то остановил. Он развернулся и увидел перед собой пышно одетого молодого человека – того самого гонца, что недавно приезжал к ним в дом.
– Не батюшку своего, случаем, ищешь?
– Его самого, – заносчиво ответил Сергей, предчувствуя что-то. Гонец заметил в глазах юноши холодный блеск и рассмеялся. Взяв Юзова под руку, он отвел его в сторону и сказал вполголоса:
– У распорядителя двора он. Понравились Его Величеству отца твоего деревяшки.
– Ты говори, да не заговаривайся! – рассвирепел Сергей. – Ежели деревяшки они, что ж государь император в них нашел?
«Их, богатых, не поймешь», – вспомнил он присловье матери и пошел прочь, надеясь на лучшее. Прогуливаясь вдоль красивых и ухоженных аллей, он всматривался в лица, вслушивался в умные речи, подмечая изысканные туалеты.
Сам он одет был не хуже присутствующих. Уж отец с матерью постарались, чтобы на таком приеме, первом в их жизни и, возможно, последнем, их дети не стали поводом для насмешек.
Статная фигура Сергея была уже замечена несколькими прехорошенькими девицами. Они, встав в тесный кружок, издали наблюдали за ним, обсуждая достоинства молодого незнакомца.
– Да, ты права, – изрекла известная сплетница Лилия Ворон, – хорош, да видно не из высоких кругов. Раньше-то его не видно было.
– Я смотрю, богачи с тебя глаз не спускают, – вставила шпильку Катерина Величковская. – Так что уж лучше сама на него посмотри.
– Хватит, дамы, непристойно это, – раздался голос скромницы Зои, младшей сестры Кати Величковской.
Пока они так беседовали, их разговор невзначай услышала молодая княгиня Екатерина Лиговская. Девушка, воспитанная в строгих семейных традициях, впервые попала на бал и никак не могла вникнуть в эту безудержную атмосферу праздника. Она тоже заметила Сергея, когда тот разговаривал с гонцом.
Именно это лицо видела она в рождественские гадальные ночи.
И пропало вмиг волнение, возникшее из-за незнакомой роскошной обстановки императорского двора. Екатерина почему-то подумала, что придется ей с связать с этим незнакомцем свою судьбу. Тяжелую ли, сладкую ли? Уже не важно. Главное, что нашелся ее суженый, и пусть говорят про него девушки, что небогат и незнатен, она его полюбит.
А потом словно, устыдившись дум своих, она быстро покинула зал и вышла в сад. Ведь помолвлена уже! Как же так? Ну и что из того? Только ведь сердцу не прикажешь! А суженый ее, Мордвинов Семен, самим императором к себе приближенный. Только из-за Семенова положения и согласился на этот брак ее отец Кирилл Лиговской, один из продолжателей дворянского рода и знаменитой фамилии. Он даже из брачного союза дочери хотел побольше полезного выудить.
– Мало ли как судьба обернется, – говорил Кирилл дочери, – может, Семен и до самого канцлера дойдет, на худой конец, пусть его государь около себя держит, – уже за императора рассуждал Кирилл Лиговской.
– Как же так, папа? Вдруг другой мне наречен! – пыталась достучаться до глухого сердца отца Екатерина.
– А сколько его ждать-то, нареченного твоего? Годы ведь идут, ты уж заневестилась. Думаешь, не заметил я, как вы с Семеном в гляделки играли? Вот и пойми вас после этого, – Кирилл добродушно хохотнул, убеждая девушку в правильности своих слов.
«Вот судьба и обернулась, папа. А ты не верил», – размышляла Екатерина, стоя на открытой веранде.
Девушка глянула в сторону, и сердечко ее забилось так, что боялась она выдать себя чем-нибудь. Сергей стоял рядом, совсем рядом и, казалось, не замечал ее.
– Чудный вечер, не правда ли? – Екатерина даже голоса своего не узнала. Сергей обернулся. Его синие глаза прожигали насквозь. Екатерина чувствовала легкое волнение, шедшее от него. Если бы он сейчас подошел поближе и дотронулся до нее, она бы, наверное, потеряла разум.
– Да, – ответил он и подошел ближе, – странно, что вы заговорили со мной.
Екатерина в недоумении подняла брови и пристально смотрела на него, ожидая разгадки его слов.
– Не сочтите мои слова за нескромность… – начала она.
– Не о том я вел речь, – перебил он ее и посмотрел будто прямо в душу. Екатерине показалось, что он даже мысли ее читает, и потому она опустила глаза, только бы не выдать себя.
– Вы, – сказал он тихим, вкрадчивым голосом, оглядывая ее с ног до головы, – такая утонченная, красивая и богатая девушка, и заговорили со мной, сыном ремесленника, у которого ни имени, ни родни знатной.
Екатерина растерялась, не зная, что сказать. Сразу видно, горд был юноша и даже своенравен. Такого не заставишь под чужую дудку плясать. Но это даже к лучшему.
– А вы не по имени судите, а по человеку, – ответила Екатерина и ушла. Знала, что никуда он теперь не денется от нее. Гаданиям святочным она верила.
Хотел он имя ее узнать, но в последний момент передумал. Как будто сила какая его остановила. В зале начались танцы. Сергей и Вероника не были обучены им и стояли в сторонке. Потом Веронику увел Андрей Петковский, испросив разрешения показать девушке оранжерею, а Сергей надумал выйти в сад.
Той прекрасной незнакомки уже нигде не было, и юноша, разочарованный таким поворотом дел, стал торопить домашних, чтобы быстрее уехать домой.
– Вероника, где отец? – с нетерпением спросил Сергей, когда сестра вернулась из оранжереи.
– Он велел уже подавать карету, – обиженно надув губки, ответила сестра.
– Ты чего кислишься? Потанцевала – и хватит, ишь, понравилось! Мала ты еще для таких балов, да и не про нашу честь все эти глупые реверансы и мазурки! – Сергей был рассержен веселым и счастливым настроением сестры.
По счастливой или несчастливой случайности, но встречу Сергея и Екатерины никто не видел. И потому остались они друг для друга незнакомцами. Случайная встреча была словно насмешка судьбы для обоих. Или подарок?
Екатерина, удрученная услышанным от незнакомца, сразу же отправилась домой с твердым намерением обязательно что-то разузнать о нем. Единственное, что она слышала о нем, это то, что его отец приближен был вчера к императору. Ей надо только выяснить, кто вчера был на аудиенции у государя, и из нескольких человек она сможет без труда определить нужного ей.