Перед визитом в дом Нинель Николаевны Элина провела перед зеркалом около часа – ей очень хотелось произвести впечатление на Богдана.
Увидев ее при полном параде, Богдан шумно выдохнул и безнадежно помотал головой.
– А не такая уж ты красивая.
Его замечание не выбило Элину из колеи, поскольку она хорошо знала Богдана и посчитала его язвительность за изощренный комплимент. Тем не менее, сочла необходимым молчать всю дорогу до самого дома Нинель Николаевны.
Профессорская квартира на Невском была настоящим украшением старинного петербургского особняка. Войдя внутрь, Элина и Богдан оказались в уютном мире, который гармонично сочетался с духом истории, что никак не противоречило профессиональной принадлежности хозяев: Нинель Николаевна была специалистом по церковно-славянскому языку, ее муж, Федор Павлович – профессором истории.
Встречая гостей, Нинель Николаевна улыбалась, и было ясно, что ей приятно видеть их вместе.
– Проходите! – захлопотала она. – У нас небольшой междусобойчик, самые близкие друзья, так что вы весьма кстати. В гостиной можете выпить, а я удаляюсь на кухню.
По пути в гостиную Элина и Богдан пересекли большую библиотеку, где помимо книг, на столах и полках стояли редкие антикварные предметы и статуэтки, свидетельствующие о достатке и хорошем вкусе хозяев. Интерьер казался музейными, каждая деталь, каждая книга и каждая картина имели свою историю и свой потаенный смысл.
Центральной частью гостиной был старинный камин, над которым висела картина с петербургской набережной, терявшейся в далекой перспективе. Всю комнату наполняло тепло от полированной мебели и паркета, которые создавали атмосферу стойких традиций. Высокие окна с драпированными плотными шторами добавляли дому аристократизма.
На диванах и креслах расположились несколько человек, ровесников и вероятно коллег хозяев. Не успев перезнакомиться с ними, Элина услышала звонок своего телефона и вышла на балкон.
– Слушаю… Говорите! – После короткого молчания последовал отбой, и она обернулась к Богдану. – Ничего не понимаю.
– Кто звонил? – коротко осведомился тот.
– Карасев.
– Сообщил варшавский адрес Файнберга?
Элина обескураженно улыбнулась.
– Сначала дышал в трубку, потом дал отбой.
– Дай-ка! – Богдан забрал у телефон и набрал номер Карасева. Вслушавшись, сообщил: – Абонент не доступен. Позвоним ему позже.
Тем временем в гостиной появилась Нинель Николаевна и, представляя Элину и Богдана, сказала:
– Знакомьтесь, мои друзья, с которыми я провела незабываемый круиз по Средиземноморью. Многие об этом уже слышали, поэтому повторяться не буду.
Гости одобрительно загудели, и Нинель Николаевна продолжила:
– Богдан Апостолов прямиком из Варны. У него весьма специфичная профессия… – она ненадолго задумалась, в попытках смягчить характеристику. – В общем, его профессия связанна с археологией.
Богдан ослепительно улыбнулся и уточнил:
– Ищу и скупаю древности с целью наживы.
Гости заулыбались, кто-то даже расхохотался, сочтя его уточнение остроумной шуткой. Предположить, что это чистая правда не мог ни один из них.
Нинель Николаевна обняла Элину и продолжила:
– Близкий мне человек – Элина Коган. Она долгое время жила в Израиле, куда переехала с отцом. Работала следователем в израильской военной прокуратуре, потом возвратилась в Москву.
Закончив, Нинель Николаевна представила остальных гостей, последним из которых оказался седой старец по фамилии Навикас. Из-за своей поразительной худобы он был похож на экспонат анатомического музея. Морщины глубоко прочертили его лицо, седые жидкие волосы тонкой паутиной покрыли несоразмерно большую голову. Одет он был нарочито изысканно, с каким-то особенным европейским шиком. Цветастый галстук-бабочка был до того ярким, что заставлял получше присмотреться к этому необычному человеку.
Фамилия старца показалась знакомой. Спросив его имя и отчество, Элина услышала:
– Артур Янович.
Сверившись с записью, полученной в обществе коллекционеров, она притихла и стала с нетерпением ждать окончания ужина. Во время десерта незаметно проскользнула на балкон. Там набрала на телефоне номер эксперта по письмам времен наполеоновской войны.
Сквозь тюлевый занавес Элина увидела, как Артур Янович Навикас достал телефон и поднес его к уху.
Одновременно с этим в ее трубке прозвучал дребезжащий старческий голос:
– Кто это?
Элина дала отбой и выждала несколько минут, пока не восстановится дыхание. Потом оценила ситуацию и сделала вывод – такой шанс упускать нельзя. В истории со старинной открыткой было нечто, что тревожило и будоражило ее воображение.
Казалось, что Элине эта открытка? Кусочек плотной бумаги с текстом и безвкусной гравюрой. Но внутренним чутьем она понимала, что за открыткой кроется тайна. А тайны никогда не оставляли ее равнодушной.
Вернувшись за стол, Элина искоса наблюдала за стариком, и в какой-то момент наткнулась на встревоженный взгляд Богдана:
– Что с тобой?
Элина склонилась к нему и заговорила сдавленным голосом:
– Только не смотри в его сторону. Видишь вон того старика, что сидит около Нинель Николаевны?
– Пока не вижу. – Прошептал он. – Ты же сама сказала не смотреть на него.
– Так вот он и есть тот самый эксперт Навикас, чей телефон дал менеджер из Общества коллекционеров.
– Да, ну… – Богдан обернулся и посмотрел на старика. – Так не бывает.
– Я же сказала, не смотри. – Прошипела Элина.
– Что собираешься делать?
– Как только он выйдет из-за стола, подойду к нему и покажу открытку.
– Зачем? – вяло спросил Богдан.
– Затем, что надо.
– Зачем? – повторил болгарин, и Элина буркнула невпопад или, скорее, из вредности:
– Тебя не спросила!
В конце застолья, после десерта и сладких ликеров, гости разбрелись по комнатам огромной профессорской квартиры. Навикас сидел в библиотеке и попыхивал сигарой. Он жестом пригласил Элину и Богдана расположиться в соседних креслах.
– Хотелось бы с вами поговорить… – начала Элина.
– Охотно поддержу любую беседу. Коньяк и сигара очень располагают. – Любезно ответил Артур Янович.
Элина продолжила:
– Если я в чем-то ошибусь, вы поправьте.
– Да-да, слушаю вас. – Старик выпустил дым.
– По роду своей деятельности вы изучаете письма наполеоновских солдат. Не так ли? – спросила она.
– Трактовка чрезвычайно узкая, но можно сказать и так. – Согласившись, он и с любопытством осведомился: – Откуда вам это известно? Кажется, представляя меня, Нинель Николаевна об этом не говорила.
– Видите ли, – Элина кивнула в сторону Богдана. – Мы были в Обществе коллекционеров и нам порекомендовали обратиться к вам.
– Что-то я не пойму, – старик покрутил головой. – Здесь вы как оказались? – он замолчал в ожидании ответа, и Элина ответила:
– Случайно.
– Теперь понимаю, – Навикас рассмеялся, после чего закашлялся и спросил: – Это вы недавно молчали в трубку?
– Да. – Призналась Элина. – Проверяла, вы это или не вы.
– Я. – Артур Янович пыхнул сигаретой. – О чем пойдет разговор?
Элина вынула из сумочки старинную открытку:
– Взгляните.
Достав из нагрудного кармана очки в золотой оправе, старик взял у нее открытку и от неожиданности вскрикнул:
– Откуда это у вас?!
– Досталась по чистой случайности.
– Хотелось бы подробнее! – в его голосе прозвучали требовательные, строгие нотки.
– С чего это вдруг вы допрашиваете ее? – Гневно спросил Богдан.
– Я знаком с владельцем этой открытки! Два дня назад, на встрече коллекционеров я дал ему свое экспертное заключение.
– Дело в том… – Элина запнулась, но все же договорила: – Хозяин открытки мертв.
– Боже мой, какое несчастье! – Трагически воскликнул Навикас. – Бедный Иосиф Илларионович! Как это случилось?
– Выпал из окна своей квартиры.
– Самоубийство?.. – старик категорично замотал головой. – Не может быть! Он был не из тех людей, которые на такое способны. Файнберг ценил жизнь и ни за что бы не расстался с ней добровольно.
– В этом разберется полиция. – Сказала Элина.
– И, все-таки, как открытка попала к вам?
– Файнберг обронил ее в такси, а я села в машину после него…
– Дальше не продолжайте, я понял. И как вы намерены ею распорядиться?
– Отошлю жене Файнберга в Варшаву.
Артур Янович с готовностью поправил пальцем очки:
– Что вы хотите от меня?
– Перескажите нам то, что вы сообщили Файнбергу на встрече филателистов.
Чуть помолчав, старик покрутил открытку в руках и осведомился:
– Надеюсь, вы понимаете, что скорее всего это подделка? Да и открыткой этот документ мы можем назвать с большой натяжкой.
– Из чего это следует? – Богдан заинтересованно придвинулся ближе.
– В тексте обозначена дата – ноябрь 1812 года. В те времена Открытых писем еще не было. По крайней мере в широком доступе. Они появились гораздо позже, в 1869 году в Австро-Венгерской империи. Но, если рассуждать строго научно, по факту, в конце восемнадцатого века во Франции имелся весьма ограниченный оборот поздравительных гравированных карточек, автором которых был гравер по имени Демезон. Его изобретение подхватил француз Шоффар, далее, англичанин Добсон. Но это были преимущественно рождественские поздравления, позднее к ним добавились валентинки. – Навикас указал на раскрашенную гравюру: – Здесь, как видите, ни то, ни другое.
– Не факт, что эта открытка не принадлежит Демезону или тому же Шоффару. – Сказал Богдан.
Артур Янович хохотнул и похлопал его по руке.
– Факт, голубчик. Доказанный факт. Те открытки просто не сохранились.
– Но эта может быть первой, – робко возразила Элина.
– В российских архивах хранится более трехсот писем наполеоновских солдат и офицеров. И все они датируются в основном сентябрем – декабрем 1812 года, когда коммуникации французской армии прерывались, а почтовые эстафеты перехватывались.
Элина вспомнила разговор с Карасевым и попыталась уточнить детали.
– Если бы открытка была отправлена по официальным каналам, на ней бы стоял почтовый штамп Великой армии. Ведь так? Но здесь его нет.
– Будь это подлинник, то возможны три варианта. Первый: открытка не была отправлена и попала в чужие руки на территории России. Второе: она могла быть отправлена с оказией, чтобы избежать военной цензуры. Однако в таком случае адрес, как правило, не писали – доверенный человек знал, кому ее вручить. Третий вариант самый правдоподобный, открытка переправлялась в конверте.
– Если отправляли в конверте, зачем же было писать адрес и имя получателя на самой открытке? – возразила Элина.
– Возможно, открытку отправил не тот, кто ее написал. – Навикас вгляделся в текст: – И, кстати, имя отправителя написано неразборчиво. Не то Шаброль, не то Шарби. А вот имя определенно Мишель.
– Расскажите, каким был обычный формат писем того времени?
– В боевых условия, из-за недостатка бумаги, письма писались на любых клочках, но большинство написано на половине листа формата А4, сложенном пополам. Таким образом для текста оставались 3 страницы в четверть формата. На четвертом писался адрес.
За увлекательным разговором никто из них не заметил, что в библиотеку вошла Нинель Николаевна, а с ней – ее муж профессор Астахов.
– Мы вас потеряли. – Сказал Федор Павлович. Приблизившись, он вдруг заинтересовался открыткой. – Дайте-ка посмотреть! Да это же мой обожаемый французский!