Вот и первое утро в пионерском лагере. Проснулся от того, что замёрз: простыня сползла в ноги. Издалека, со стороны площадки построений, где на столбе висел радиотранслятор, донеслись музыка, и звонкий детский голос бодро сообщил: «Здравствуйте, ребята! Слушайте «Пионерскую зорьку». Эта радиопередача начиналась в семь часов сорок минут, и с включением «Пионерской зорьки» начинался день в пионерлагере. Значит, через двадцать минут ― подъем. Взглянув по сторонам, заметил, у Кузнецова, что спал через проход от меня на боку, сползла простыня, обнажив его голую задницу. Оперевшись на правый локоть, я левой ногой дал по ней лёгкого пенделя. «Ты что?» ― сонно спросил меня Кузя. «Укройся, сверкаешь!»
Весёлкин взял горн и пошёл из палаты. Сквозь мокрые листья деревьев в окно проглядывает серое небо. Я укрылся, закрыл глаза и обнял подушку, чтобы немножко понежиться. Не зря же говорят, чем ближе утро, тем мягче подушка. Но уснуть не давала песня, звучавшая через громкоговоритель:
…небо вокруг –
Это рисунок мальчишки.
Нарисовал
Он на листке
И подписал в уголке…
Звонкой песне чуть слышно аккомпанировала перекличка заводских гудков, призывавших на работу: басом гудел завод № 87, тонко и пискляво подхватывал кирпичный завод, чуть слышно хрипел гудок городской ТЭЦ. Это уже последний, третий гудок. Он подавался за пять минут до начала рабочего дня. Детский хор подхватил:
…Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я…
«Пусть всегда буду я!», ― улыбнувшись, повторил я слова песни и со смаком потянулся: скоро вставать. В новостях объявили об открытии вчера сессии Верховного Совета РСФСР, на которой присутствовал Никита Сергеевич Хрущёв.
В палату вошла Ирина Николаевна. Она прошла по проходу вдоль кроватей, проверяя все ли на месте, вернулась к входной двери и, вторя сигналу горна, звонко скомандовала: «Отряд, подъем!»
– Подъем! ― завопил дурным голосом Кузя и, приподнявшись с постели, треснул подушкой соседа по кровати, Витьку Ефимова. Сделав чёрное дело, громко продекламировал:
Тех, кто спит ― того убьём,
кто лежит, тому навесим,
кто бежит ― того побьём!
По похожему напеву горнист и подавал сигнал «Подъем».
– Кузнецов, ну-ка уймись! ― прикрикнула на него Ирина Николаевна.
Вставали неохотно, не расшевелили нас и вопли Кузи. За каникулы многие отвыкли просыпаться рано, в том числе и я.
– Выходить на зарядку, мухи сонные, ― продолжала командовать Ирина Николаевна. ― Форма одежды ― трусы. Майки не надевать!
– Дождь там на улице. Я выходил. Холодно. Да ещё без маек, ― сказал Юрка Круглов. ― Вон, в чём надо зарядку делать, ― указал он на плакат, висевший на торцевой стене палаты.
На нем московский пионер на фоне сталинской высотки делал утреннюю зарядку в трусах и майке. Ниже надпись: «Пионер закаляет себя. Каждый день делает физическую зарядку».
– Разговорчики! Нет там дождя. А закаляться кто будет, Александр Сергеевич Пушкин? ― возразила Ирина Николаевна и упрекнула: ― Будущие защитники Родины, называется!
Я улыбнулся, вспомнив вчерашний разговор: «советский писатель негр и эфиоп Пушкин».
– Печенин, а ты что улыбаешься? ― обратила на меня внимание пионервожатая.
Вот те на. Быстро она мою фамилию запомнила, подумал я. Лучше всё-таки не выделяться. Потом сообразил, меня же вчера звеньевым избрали ― вот и запомнила.
***
Ночью действительно прошёл дождь, песок на спортивной площадке был влажным. По требованию Ирины Николаевны мы вышли на зарядку в трусах, а девчонки ― кто в чём: кто в юбках и футболках, кто в трико. Я поёжился, было прохладно и сыро.
Нас и девчонок построили за зданием отряда в одну шеренгу по росту. Слева от меня Юрка Кузнецов, справа ― Рудый. За нашими спинами площадка для утренней зарядки в виде прямоугольника, посыпанная крупным песком. Он разбит на квадраты, пронумерованные гашеной известью по количеству ребят: по десять квадратов в четыре ряда. Ирина Николаевна дала команду рассчитаться и, после расчёта, объяснила, что после команды «На зарядку становись!» каждый должен занять своё место, согласно своего номера.
Громкоговоритель с площадки общих построений громыхнул песней:
Не мороз мне не страшен, ни жара
Удивляются даже доктора,
Почему я не болею,
Почему я здоровее
Всех ребят из нашего двора…
Мы ещё стояли в строю, когда из-за здания отряда неожиданно нарисовалась известная личность, Белобородов Геннадий Николаевич. Он заместитель директора пионерлагеря по воспитательной работе и парторг. Ему уже, как древнему мамонту, под тридцать. Лицо, чуть сплющенное у висков, татуировка ― якорь на тыльной стороне руки. Сегодня он в трико, растянутом на коленях, и с голым торсом. Есть такое выражение: «ложка дёгтя в бочке мёда». Так вот, Белобородов и есть ложка дёгтя в нашем пионерлагере. Он, со своими армейскими замашками, жизнь нам портит. Трубил радиотранслятор:
…Потому что водою из-под крана
Обливаюсь каждый день…
От старших ребят я знаю, что он окончил Ленинградское высшее общевойсковое училище, а всё равно дурак дураком. Говорят, что он попал под сокращение армии, которое провели в шестидесятом году по приказу Хрущёва. Тогда армию сократили на треть, и многие из офицеров оказались на гражданке. Поэтому и злой, наверное. Все остальные, хоть воспитатели, хоть вожатые, хоть персонал лагеря и даже директор относятся к нам более-менее доброжелательно, если и журят, так за дело. И вообще, если бы не он, в лагере было бы не так уж и строго. Нас он по распорядку дня жить заставляет.
– Ну и вожатые у нас, ― с улыбкой сказал Круглов, кивнув на Ларису Семёновну и Ирину Николаевну, ― сами, и девчонки тоже, в трико и футболках, а нас мёрзнуть заставляют. Лучше бы наоборот, мы в майках, а они только в трусах.
Юрка Кузнецов, он стоял слева от меня, засмеялся. Я подавил улыбку и толкнул его локтем, кивком головы указывая на Белобородова.
– Что за смешки! Кому это весело на построении? Ты, разгильдяй конопатый, вышел из строя! ― скомандовал он Кузнецову.
Когда Кузя вышел из строя и повернулся к нам лицом, Белобородов язвительно поинтересовался:
– Что ты болтаешься в строю как мелкая фекалия в прорубе? Запомни, не я тебя так назвал, ты сам себя ею обозначил. ― Он оглядел строй и, презрительно указав пальцем на Кузнецова, заявил: ― При мне его часто какашкой не называть! У нас в пионерском лагере принято уважительно обращаться друг к другу, ― а, взглянув на Юрку, приказал: ― Ты, продукт жизнедеятельности человека, принял позицию с упором лёжа! Побарабань пузом по песку. Пятнадцать отжиманий!
Кузя распластался на песке. Белобородов отчитал Ирину Николаевну:
– На голову вам сядут, если дисциплину не будите требовать. Они же без… этих, физического воспитания, как без пряников! Вообще наглость потеряли! ― Я подавил улыбку: зам директора, куражась, любит добавлять в речь нелепые фразы. Он продолжил: ― Кому не понятно, мой добрый нрав испытывать не советую. Вы меня ещё не знаете. Может быть, те, кто прошлый раз были в пионерском лагере, знали меня с хорошей стороны, но теперь узнаете меня и с плохой стороны. Я не такой добрый, как вам всем кажется. Я любого из вас доведу до слез. Так знаете теперь, с кем имеете дело? Ну-ка, отвечайте хором, знаете или нет?
– Знаем… ― раздалось несколько голосов в разнобой.
Я отвернулся и фыркнул в кулак. Именно так, почти дословно, говорил солдатам поручик Дуб, персонаж книги Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка».
Белобородов с прищуром взглянул на меня, думаю, он прекрасно понял, что я разоблачил его плагиат, но он ничего не сказал, просто с хитринкой взглянул на меня и погрозил пальцем. Затем он оглянулся на Ларису Семёновну, указал пальцем на девчонок и требовательно поинтересовался:
– Почему у тебя дети форму одежды не соблюдают? Форма одежды на зарядку для мальчиков трусы, для них, ― указал он на девчонок, ― трусы и майка!
– Геннадий Николаевич, прохладно сегодня, ― смущённо промямлила Лариса Семёновна.
– Никаких оправданий! Майки на зарядку нужно сразу, как встали, на свежую голову надевать, а не ждать, когда вам напомнят! ― заявил Белобородов.
– Слышь, что он сказал? ― толкнул меня локтем Рудый, ― девкам не на себя, а на голову майки нужно надевать!
– Ну да… ― улыбнувшись, шепнул я ему.
…Обычно форма одежды на зарядку в начале смены обычно вызывает ропот девчонок, но он подавляется на корню: мол, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. А вот на стадион, почему-то им разрешают надевать не обязательно майки, но и футболки тоже.
– Жду пять минут. Командуйте! ― распорядился Белобородов.
– Девочки, быстро переодеться. Форма на зарядку ― спортивные трусы и майка.
– Бегом! ― прикрикнул Белобородов и взглянул на часы.
Девчонки побежали в отряд. Кузя отжался десять раз и улёгся пузом на влажный песок.
– Не могу больше, руки устали, ― сказал он, ― и песок холодный.
– Быстрее появится желание упражнение закончить, ― ответил Белобородов.
Кузя кое-как отжался ещё пять раз и встал в строй.
– В следующий раз ― двадцать отжиманий. Я вас научу дисциплину любить! ― сказал Белобородов, обращаясь к строю, и пообещал: ― Вы у меня её обожать будете!
***
Он ушёл только тогда, когда девчонки сбегали в палату и переоделись в черные сатиновые трусы-шароварчики с резинками на ногах, как на уроках физкультуры, и белые майки. Только у Осиповой и одноклассницы Кузнецова Емельяновой под майками просматривались лифчики, у остальных девчонок майки надеты просто так. Ирина Николаевна скомандовала: «Отряд смирно! Вольно! По порядку номеров рассчитайсь!»
После расчёта я занял квадрат со своим номером в первой шеренге. Зарядку проводила Ирина Николаевна. Попрыгав и помахав руками, мы шли заправлять постели и умываться. Двухсторонний умывальник для группового умывания, общий для мальчишек и девчонок, с двадцатью краниками с каждой стороны был в нашем распоряжении. По прошлым годам я знал, когда дни были тёплые, вода к вечеру успевала нагреться и утром была терпимой, но сегодня ― просто ледяной.
***
Но вот Весёлкин подал сигнал горном на утреннюю отрядную линейку, мы встали в строй. Лемехова Танька сделала объявление, что сегодня начинается дежурство по отряду, что с графиком дежурства можно ознакомиться в фойе на доске объявлений.
На завтрак сегодня манная каша. Мне больше нравится рисовая. В середине жёлтый брусочек сливочного масла. Иногда, я знал это по прошлым сменам, давали вермишель. Изредка ― омлет. И всегда горячий какао или эрзац-кофе, обычно с пенкой. Ну и белый хлеб с маслом. Изредка вместо масла был сыр. Завтрак мне нравился. Вкусно. Пирогова со мной не разговаривала. Ну и не надо. Я и не навязываюсь. На столик пионервожатых при ней я старался не смотреть.
На утреннюю линейку пионерского лагеря отряды уже шли с речёвками. Наш отряд не исключение. Толька Катаев вышагивал впереди и лихо выбивал барабанными палочками «Походный марш»: «Бей бара-бан-щик, бей бар-аба-нщик в ба-ра-бан».
– Отряд, наш девиз! ― выкрикнула Лемехова.
– Пионеру не дело топтаться на месте,
всегда мы в строю, с коллективом вместе!
– громко гаркнул отряд.
– Даёшь речёвку!― скомандовала Лемехова и выкрикнула:
―Кто шагает дружно в ряд?
Мы немного вразнобой прокричали:
― Наш отряд, отряд орлят!
― Как орлята здесь живут?
― Чтут заветы, любят труд!
― А девиз орлят каков?
― Больше дела, меньше слов!
― рявкнули мы в такт шагам.
***
Утренняя линейка затянулась на полчаса из-за опоздания четвёртого отряда и долгих поучений старшей пионервожатой. Выглянуло солнце. День обещал быть жарким. В такую погоду помещение отряда ― не лучшее место, но именно там, в фойе, должны были проводить политинформацию. Туда мы и принесли свои табуретки. Все уселись лицом к входной двери. С моего места мне хорошо видно Пирогову. Она рядом со своей Ленкой Ждановой.
Светка Осипова и Белова сидели рядом со мной. Первую политинформацию проводила старшая пионервожатая Елена Матвеевна Федотова.
– Ребята, вы должны знать историю пионерской организации, ― начала она, ― Нет такого пионера, который бы не знал, когда создана пионерская организация.
Правильно! ― похвалила она Лемехову, поднявшую руку. ― Пионерская организация создана по решению Всероссийской конференции ВЛКСМ девятнадцатого мая двадцать второго года…
…Я прикрыл рот от зевка и с тоской посмотрел в окно, потом мельком на Пирогову. У неё колечками пряди волос на шее. В гляделки с ней поиграть? Я иногда делаю так в школе на уроках. Стоит внимательно посмотреть на её затылок, посчитать до трёх, потом опустить голову до того, как она обернётся. Потом словно случайно взглянуть ей в глаза, вопросительно приподнять брови и поддёрнуть вверх голову: «Чего, мол, тебе?» Если удастся, то повторить этот прикол ещё пару раз за урок. Потом на перемене подойти к ней и небрежно спросить с деланным равнодушием: «Пирогова, ты что-то спросить хотела на уроке, или что?» Она отвернётся и порозовеет от смущения. Хорошо бы и сегодня так получилось и, может быть, всё будет, как прежде. Раз, и два, и три.
На «раз» Пирогова что-то шепнула подружке, на «два» резко обернулась ко мне! Я ещё не был готов к этому, не успел опустить голову. Глаза Верки без намёка на улыбку, встретилась со мной взглядом и отвернулась. Отвернулась и всё! А у её подружки, Ждановой, она посмотрела на меня почти одновременно с Пироговой, в глазах смешинки. Что ей сказала Пирогова, прежде чем обернуться ко мне? Что отделаться от меня не может? Я почувствовал, что сейчас покраснею, и опустил голову.
Что ж, пусть будет, как Пирогова хочет, мешать не буду. Я скосил взгляд на Светку Осипову, вспомнились её слова: «Вот Пирогова тебя со мной и познакомила!»
Не сразу я вновь услышал голос старшей пионервожатой, она говорила:
– …А вот, второй Всесоюзный слёт пионеров проходил совсем недавно, два года назад, в июле 1962 года. Его провели во Всесоюзном пионерском лагере «Артек». В слёте приняли участие и делегаты зарубежных детских организаций. Этот слёт подвёл итоги «пионерской двухлетки», прошедшей под девизом «Пионер ― Родине!» и дал старт Всесоюзному соревнованию на лучший пионерский отряд под девизом «Имя Ленина в сердце каждом, верность Партии делом докажем!»
Клонило ко сну, я заклевал носом.
– Печенин, не спать! ― прикрикнула Ирина Николаевна. ― И запомни, инициативами Всесоюзного соревнования ты тоже гордишься, понятно тебе?
– Ладно, горжусь, ― прикрывая ладошкой зевок, согласился я, чтобы отстала.
Елена Матвеевна продолжила:
– Пионерская дружина нашего пионерлагеря, как тысячи дружин по всей стране активно учувствует во Всесоюзном соревновании пионерских отрядов. Итоги соревнования между отрядами будут подводиться еженедельно на совете дружины. распорядка дня, чистота в помещениях отряда. Отряд, занявший первое место, получает переходящий вымпел. Всё понятно? В дальнейшем мы поговорим на темы: «Почему мы называемся ленинцами, и к чему это обязывает», «Каким должен быть пионер», «Слово пионера», «Цена времени» и «Режим дня», поговорим о том, каким должен быть комсомолец и ознакомься с Уставом ВЛКСМ.
Сообщение старшей пионервожатой встретили молча. Вопросов не было. Наша Ирина Николаевна объявила перерыв на пять минут, затем ― построение на стадион. «Занятия по строевой подготовке с вами проведёт Белобородов Геннадий Николаевич», ― добавила она «на сладкое».
– Замдыр устроит нам «счастливое детство»! ― сказал я Кузнецову, когда мы вышли на улицу.
– Точно, ― согласился он.
– Кузя, а что ты голышом спишь? ― поинтересовался я.
– Лучше я во сне ночью постель испачкаю, чем трусы, чтоб не оправдываться потом, что это от зубной пасты. Или у тебя такого не бывает?
– Понятно теперь, ― ответил я и почувствовал, что покраснел.
…Действительно, стирать их негде, а постираешь где их сушить? В палате не разрешают. На улице на бельевую верёвку повесишь, девчонки подумает, что обоссался. Они же не знают о наших проблемах, и мы только догадываемся, почему их от спортивных занятий иногда освобождают.
***
– Геннадий Николаевич, второй отряд на занятия по строевой подготовке прибыл, ― доложила Белобородову Ирина Николаевна, когда мы пришли на стадион. Он взглянул на часы и недовольно заметил:
– Опоздание на пять минут. В дальнейшем терпеть такой расхлябанности не буду! За опоздание на занятия ― два круга вокруг стадиона. Напра-во! Бегом, марш!
– Хорошее начало, ― сказал я Кузнецову, с которым бежал рядом.
– Ничего, всего-то минут сорок. Выдержим, ― утешил меня Кузя.
Когда мы пробежали два круга, Белобородов приказал построиться в одну шеренгу.
– На первый, второй рассчитайсь! ― подал команду Белобородов.
– Первый.
– Второй.
– Первый.
– Второй…
– Пионеры, ― начал свою речь Белобородов, ― начинаем занятия по строевой подготовке. Строевая подготовка ― мать дисциплины. Без строевой подготовки вы ― отставной козы барабанщики. На занятиях я привью вам любовь к дисциплине и порядку, научу выполнять команды вожатых. Вот ты, ― обратился он к Славке Дударю, однокласснику Кузи: ― Ты что головой в строю крутишь, будто тебе в заднице барабанной палочкой щекочут? Выйти из строя!
Славка вышел и повернулся к нам лицом. Белобородов снял с брюк ремень, показал его нам и сказал: «Я сам уважаемым человеком вырос, и из вас примерных пионеров воспитаю! Как сказал классик марксизма-ленинизма: «Не сознание определяет бытие́, а битиё определяет сознание!», а Дударю пообещал: «Вот с тебя и подтвердим научную теорию практикой. Ну-ка, подойди сюда!»
Когда Дудка, с опаской косясь на ремень, подошёл к Белобородову, тот стеганул его ремнём по заднице. Не сильно, но Дударь взвизгнул, застучал по земле ногами и потёр ушибленное место ладошкой.
Белобородов погрозил нам ремнём, а ему прошипел:
– Пшш…ёл в строй драной козы барабанщик! В следующий раз то же самое заработаешь, причём перед строем и по голой попе. Это для тех, кто не понял, что главное, ― это дисциплина! И запомните, дважды повторять я не привык! Всем уяснили, что главное? Главное ― это дис-цип-ли-на! А ну-ка, хором, что главное?
– Дисципли-на! Дис-ципли-на… ― раздался нестройный хор голосов.
– Плохо! Повторять будем, пока не научимся. Что главное?
– Дисципли-на! ― раздалось уже стройнее.
– Это уже получше будет. А почему ты не во весь голос про дисциплину докладываешь? ― обратился он к Катьке Снежной со звена «Вэ»: ― Займёмся индивидуально. Десять раз громко, во весь голос доложи всему отряду, что главное?
– Дисципли-на! Дисципли-на! Дисципли-на…
– Экий у тебя звонкий, когда захочешь! ― похвалил Белобородов. А вы почему не в строю? ― обратился он к нашим пионервожатым. ― Встать в строй! Вам тоже полезно память освежить.
Ирина Николаевна и Лариса Семёновна удивлённо переглянулись, но, как я понял, не посмели ослушаться и встали в строй.
– Начинаем занятия, ― продолжал Белобородов. ― Объясняю, как перестраиваться в шеренгу по двое. Номер второй правой ногой делает шаг назад, левой ногой ― шаг влево, затем сомкнуть ряды. Понятно? Слушай команду: в шеренгу по два перестроиться!
Ванька Цыплаков со звена Глухарёва сбился, выполняя команду, и у стоящих с ним рядом получилась «куча мала».
– Ты, бестолочь, выйти из строя, ― скомандовал ему Белобородов. ― Ты какой ногой назад шагнул, олух небесный?
– Вот этой, ― Цыпа поднял и показал ногу, потом почесал её о другую.
– А я какой говорил?
– А чё сразу я? ― буркнул Славка, оправдываясь.
– «Я» в твоём случае ― последняя буква греческого алфавита! ― Белобородов подошёл и врезал ему подзатыльник. ― Это для начала, ― пообещал он, ― память освежить. Сейчас запомнишь на всю жизнь: правой ногой «барабань» поперёк стадиона и назад. Выполняй!
Цыплаков запрыгал подраненным воробьём к противоположной стороне стадиона. Не позавидуешь!
– Последняя буква греческого алфавита ― «омега», ― шепнул мне Витька Ефимов.
– Это ты ему поясни, ― услышав, посоветовал очкастому всезнайке Кузнецов.
После отработки построения, Белобородов дрессировал нас выходить из строя со второй шеренги. «При выходе из строя нужно», ― объяснял он, ― правую руку положить на плечо товарищу, стоящему впереди. Стоящий в первом ряду правой ногой делает шаг вперёд, левой ― шаг в сторону. Выходить из строя нужно с правой ноги. Пропустив товарища, выходящего из строя, пионер с первой шеренги делает шаг правой ногой вправо, затем левой назад и приставляет к левой ноге правую ногу. Ты, который пионер в очках, ― показал он на Ефимова, что стоял у меня за спиной, ― выйти из строя!» За себя я не переживал: строевая подготовка каждый год в пионерлагере, а вот как Витька выйдет? Достанется и мне под горячую руку, если не так. Обошлось. Я видел, как Цыплаков переменил ногу. Увидел это и Белобородов.
– Разгильдяй с облупленным носом, ― обратился он к Кузнецову, ― сбегай, приведи того подраненного барабанщика, ― показал он на Цыплакова.
Когда Кузнецов и Цыплаков подошли к Белобородову, он приказал Кузе встать в строй, а Славке влепил подзатыльник.
– Сказано тебе, барабанить по земле правой ногой или нет?
– Сказано, ― буркнул Славка, потирая затылок.
– Десять приседаний. Выполняй!
Цыплаков присел десять раз.
– Теперь бегом на место, где ногу поменял и барабань дальше! А вас, балбесы, ― сказал Белобородов, обращаясь к строю, ― буду учить выходить из строя и отдавать рапорт. Сейчас я покажу, как этого делать нельзя. Вот ты, стриженная, ― ткнул он пальцем в Женьку Панус, ― девочка должна косички носить, а не стричься под мальчишку! Выйти из строя и отдать рапорт. Сейчас орать на неё будет. Сашка Панус говорил, они с сестрой один раз в пионерском лагере были, да и то давно, подумал я. «Барабанщик», ― как-то само собой выскочило у меня на Белобородова. Да, «Гена-барабанщик», ― вот как его называть нужно.
Опасался я зря. Женька чётким шагом подошла к Белобородову, лихо вскинула руку в пионерском салюте и доложила:
– Товарищ заместитель директора по воспитательной работе, пионер Панус по вашему приказанию прибыла! ― и улыбнулась.
Белобородов растянул губы в довольной улыбке.
– Вот так, разгильдяи, учитесь, как нужно отдавать рапорт! ― сказал он, обращаясь к строю. ― Молодец! Встать в строй.
Конечно, подумал я, даже пионер первой ступени умеет строиться на линейку, ходить, как у нас, шутя, говорят, «поступью счастливого детства», маршировать под барабан и петь песню в строю. Но, где это она научилась так чётко из строя выходить? Нужно будет у Сашки спросить.
Затем мы отрабатывали движение в колонне. Этот час занятий показался вечностью. Но всё когда-нибудь кончается. Доскакал к нам на одной ноге Середа. Белобородов дал команду: «Разойдись!»
– Я понял, как Белобородова называть надо, ― сказал я своим товарищам.
– Как? ― спросил Ефимов.
– «Гена-барабанщик!»
– Метко подмечено, ― согласился Кузнецов: ― «Гена-барабанщик» и есть!
После занятий по строевые подготовки Белобородов объявил перерыв и оставив на вожатых ушёл в пионерский лагерь.
Занятия на стадионе после политинформации состояли из двух мероприятий с перерывом между ними. Первая половина обычно заключалась в подготовке к сдаче зачётов БГТО под руководством физорга или, как сегодня, в строевой подготовке, вторая ― произвольны играм и свободе, приближенной к анархии. Пионервожатые, остававшиеся с нами, не слишком обращали на нас внимания.
***
Задумав смыться после перерыва, я попросил у Ирины Николаевны разрешения сбегать в туалет, хотя нужды в этом не было, а освободившееся время потратить на осмотр подземной землянки, по-другому называемой схроном. О нём никто не знал, кроме меня и одной девчонки, с которой я познакомился, когда был в пятом отряде. Но это давняя история, которой уже три года.
Кроме того, хотелось проверить, прогрелась ли вода в карьере, который мы с Мишкой Гудиным нашли в прошлом году, или нет. Добраться до него можно было за десять минут быстрым шагом, если отсчёт времени начинать от туалета. Конечно, за самовольный выход за территорию могло здорово влететь, за купание ― вдвойне. Но если все делать правильно, не попадёшься. По крайней мере, раньше мне это удавалось.
Чтобы незаметно отлучиться, я пошёл в сторону туалета. Миновав здание библиотеки и кружков по интересам, я обошёл туалет стороной и вошёл в полосу леса с листьями деревьев и кустарника, обильно осыпанными дустом для защиты от клещей, пересёк десятиметровую противопожарную минерализованную полосу и прошёл дальше в лес до просеки линии электропередач. Она спускалась вниз и пересекала автомобильное шоссе, по которому мы приехали в лагерь.
Пройдя её, я углубился в противоположную полосу леса, дошёл до тропинки на берега мелкого ручейка, бежавшего вниз по склону. Если по ней подниматься вверх, можно пройти до валуна ― указателя, где нужно свернуть к схрону, а если спускаться вниз, можно выйти в водосточной трубе под дорогой, а затем к карьеру.
Я выбрал приоритетом землянку и пошёл по тропинке вверх до валуна и у него свернул влево. Подземный схрон был скрыт кустами орешника, а ориентиром его расположения служило дерево старой липы. Моей задачей было проверить, сдвигал ли кто-нибудь в него лаз. Указателем этого, служили бы сдвинутые сухие отломки ствола дерева, которые я уложил буквой «эН» на крышке лаза три года назад. Убедившись в сохранности моего знака, я побежал на карьер.
Очень удачно, что по водосточной трубе под можно незаметно перейти на другую сторону от дороги и выйти на берег речушки с названием Змейка. Именно она питала пруд пионерского лагеря и в неё, ниже по течению, впадал небольшой ручеёк, вытекающий из карьера. Поднявшись вверх по берегу ручейка, я вышел на его берег.
Карьер уже давно уже забросили. Берега его заросли кустарником, деревьями ивы, но берег со стороны пионерлагеря был удобен для купания. Он вытянулся узкой полоской вдоль карьера, был пологим и покрыт мелкой галькой с песком. Вторым его достоинством было то, что берег карьера со стороны дороги скрывали большие кучи гравия, заросшие высокой травой и кустарником, а противоположный берег был низким и болотистым. Все это делало карьер уютным и укромным местечком, где не нужно было бояться посторонних.
Я ещё раз порадовался удаче. С Мишкой Гудиным мы нашли его в прошлом году совершенно случайно, ходили на речку ловить раков и набрели. Я осмотрел берег. Он немного изменился с прошлого года. У входа появилась сухая лесина ивы. Её, видимо, принесло в паводок. Следов ног на берегу не было. Это меня устраивало. В мокрых трусах возвращаться в пионерлагерь нельзя, догадались бы, что на речку бегал. Это и являлось причиной, по которой я никому не хотел показывать расположение карьера.
В воду я входил осторожно. Дно у берега было покрыто галькой, а дальше ― песок. Вода только на мелководье была тёплой, да и купаться одному не то удовольствие, поэтому в воде я был недолго.
Чтобы контролировать время и не опаздывать в лагерь я решил сделать на его берегу солнечные часы. Это совсем несложно. Плоскость циферблата должна быть параллельна экватору, а стержень, его называют «гномон», перпендикулярен циферблату. Широта, где мы живём, примерно равна пятидесяти пяти градусам, значит, наклон циферблата ― тридцать пять градусов. Пусть он будет тридцать три. Погрешность небольшая.
Ломаем веточку, рисуем на песке квадрат со сторонами длинной, равной ветке, и ориентацией сторон: «юг-север». Я знаю, где Полярная звезда. Делим веточку на три равных части, одна часть ― это высота южной стороны квадрата, формируем из песка наклонную плоскость под циферблат. В его центр втыкаем гномон, камушками обозначаем цифры циферблата ― вот и всё. Часы готовы!
Нужно было возвращаться, меня могли хватиться. Перед тем, как пройти под мостом на ту сторону дороги, пришлось подождать. Со стороны города послышался шум приближающейся машины. Я притаился за кустами и наблюдал, как по дороге прошли два трёхосных грузовика, буксируя за собой орудия. В кузовах сидели солдаты в стальных касках. За пионерлагерем дислоцируются две воинских части, танковая и артиллерийская, я натыкался в лесу на колючую проволоку с табличками: «МО ВС. Вход запрещён!»
***
Когда я вернулся в отряд, Юрка Кузнецов сказал:
– Искали тебя.
– Кто? ― спросил я с опаской.
– Двое с носилками, один с топором, ― с недовольной физиономией съязвил он. ― Хотели команду в футбол набрать, звено «Бэ» обставить, а тебя нет. Потом Ярок и Решка переругались из-за ерунды, их Ирина Николаевна в пионерскую комнату отправила исправляться.
– Как исправляться?
– Что как? Перевоспитываться. За матерные слова друг на друга. Кстати, что такое гермафродит? Она говорит, и это матерное. ― Кузя улыбнулся и сообщил: ― Сказала Ярку и Решке, сейчас вы плохими словами ругаетесь, а потом этим ртом белый хлеб будете есть! Ещё раз услышу, говорит, я вас рты заставлю с мылом мыть! Будете потом у меня пузыри мыльные пускать. В наказание скороговорки отправила учить. В пионерской комнате бубнят. Пока без запинки не расскажут, на улицу не выпустит. Так что футбол сегодня отменяется.
– И давно учат?
– Как ты пропал, с тех пор.
Нужно быть осторожнее, подумал я. Когда я разговаривал с Кузнецовым, Осипова помахала рукой, привлекая моё внимание, поймала мой взгляд и глазами указала на беседку у нашего отряда. Верка, заметив это, посмотрела на меня презрительно ―. сама же нас познакомила, а теперь осуждает наше знакомство.
В беседке Осипова сказала:
– Лёша, у меня ещё просьба есть. Ты же знаешь, у меня пионерское поручение концерт подготовить к родительскому дню. В звене у Глухарёва Куликов есть. Фамилия у него ― Куликов.
– «Кулик», что ли?
– Ну да. Девочки говорят, у него голос как у Робертино Лоретти. В прошлом году он на концерте в Доме пионеров на итальянском языке пел! Я Глухарёва не хочу просить, а самой неудобно подойти. Скажи Куликову, пусть у нас на концерте выступит, хорошо?
Я уже знал, что Куликов ― это тот чудик с чёлочкой на голове, который перед пионерлагерем в носочках был. В звене Глухарёва ребята подшучивали над ним, над его вежливостью. Его кровать предпоследняя в их ряду. Чтобы чувствовать себя в безопасности Куликов добровольно выбрал роль «лучшего друга» пионервожатой, ходил за Ириной Николаевной хвостиком, выполнял её поручения. Нашей вожатой нравилось, что у неё появился верный паж и безотказный помощник. Светке я пообещал:
– Ну хорошо, после обеда я поговорю с Куликовым. Мне нетрудно.
***
Перед построением на обед нарисовались и «герои дня» ― неразлучные Решетов Ванька и Крутояров Юрка.
– Ярок, ну-ка, удиви народ, чего выучил! ― потребовал у Крутоярова Кузя.
Юрка смущённо улыбнулся и, удовлетворяя наше любопытство, проговорил без запинки:
– Пожалуйста, могу, если хотите:
На реке мы лениво налима ловили, на реке мы ловили леня.
На реке мы лениво налима ловили, на реке мы ловили леня.
Потом хохотнул и, указав на Решетова, сказал:
– Вон, Решку спросите! Пусть он скороговорку расскажет. Полный трындец!
– А ну, Решка, удиви! ― потребовал Кузя.
– Да, ерунду заставила учить, ― покраснел Ванька.
– Говори, ― поддержал я Кузю.
– Ладно, ― нехотя согласился Решетов и, закатив глаза, проговорил с постной миной:
О любви не меня ли вы мило молили, о любви вы молили меня.
О любви не меня ли вы мило молили, о любви вы молили меня.
Пацаны, что стояли рядом, заржали как жеребцы. Засмеялся и Решетов.
– Блин, любовь-морковь… ― отсмеявшись, сказал Юрка Крутояров.
– Что теперь, свободны? ― поинтересовался Кузя.
– Нет, ещё по одной учить. Трудное задаёт, чтоб помучались. Смотри, ― сказал Ярок и протянул мне помятый листок в клеточку.
Каллиграфическим почерком написано фиолетовыми чернилами:
1). Решетову, хулигану и матерщиннику, выучить и рассказать: Не перепистицидят буржуазные пестициды Советские пестициды своей пестицидностью.
2). Крутоярову, хулигану и балбесу, выучить и рассказать:
Рапортующий рапортовал, отрапортавал, да недорапортовал, дорапортовал, да зарапортовался
3). Решетову и Крутоярову ― нарушителям дисциплины, выучить и рассказать:
Волки, где вы были? ― Вы спросили, были мы ли? Вот где были: мыли лапы в речке мылом.
Кузнецов прыснул в кулак и посоветовал «хулиганам и нарушителям дисциплины»:
– Вы вожатой другие скороговорки расскажите, их легче запомнить, и с расстановкой продекламировал: «Еду я по выбоине, из выбоины не выеду я», или такую, тоже про волков: «Ах, у ели, ах, у ёлки, ах, у ели злые волки!» ― потом посоветовал: ― У меня медленно получается, а вы пионервожатым их быстро расскажите. Они оценят.
***
В обед, когда сели за стол, я с недоумением наблюдал за близняшками. Сестру Сашки я мысленно называл не по фамилии, как других девчонок, а по имени.
Женька цеплялась к Сашке:
– Галстук поправь!
Сашка поправил галстук.
– Локти со стола убери!
Сашка убрал локти.
– Не сестра, а жандарм Аракчеев при императоре Николае первом! ― улыбнулся я.
– Надоела своими замечаниями, ― покосившись на Женьку, пожаловался Сашка.
– А ты не вмешивайся, ― недовольно глянула на меня Женька.
– Девчонка, бантики поправь! ― сказал я презрительно.
Прикол был в том, что она бантики не носит, у неё причёска каре. Ловко я её поддел, похвалил я себя.
– Перестаньте, ― сказала Пирогова и сухо обратилась ко мне: ― Печенин, ты не поможешь Ждановой стенгазету сделать? Заметки мы к вечеру соберём. Это она просила с тобой поговорить.
Если бы Пирогова обратилась ко мне по-человечески, а не так официально, с каменным выражением лица, я бы согласился, а так, увольте…
– Не помогу. Времени нет.
– Нет, ― не успокоилась Женька, ― обиделась, что я её девчонкой назвал, или бантики? ― Если бы у меня брат такой был, как ты, я бы лучше умерла!
– Я тоже, ― отмахнулся я.
– Вот и хорошо, что предупредил, тогда я не хочу! ― сказала Женька, скривила рожу и показала мне язык.
– Хватит уже, ― упрекнула нас Пирогова.
Было бы неплохо выполнить одну задумку, подумал я. Славы я не хотел, но, может быть, кое-кто, я мельком взглянул на Верку, обратит на меня внимание. Просто мне нужен помощник, и у меня получится!
На крыльце столовой Осипова тронула меня за рукав и напомнила просьбу поговорить с Куликовым. Пирогова, проходя мимо меня и Светки, сощурила глаза и демонстративно отвернулась.
***
Просьбу Осиповой я не забыл, могла бы и не напоминать. После обеда я хлопнул по плечу Куликову, указал на скамейку на спортивной площадке и предложил: «Пойдём поговорим». Куликов растерянно оглянулся вокруг. Пришлось успокоить: «Не трону, разговор есть». Мы присели в тени берёзки.
– Как зовут? ― поинтересовался я.
– Миша.
– Что ты такой пугливый, Миша? В пионерлагере не был?
– Не был.
– Как это?
– Я просил, тётушки не пускали. В школу провожают, и домой, и в Дом пионеров.
– Смелее будь, зубы не покажешь, загрызут. Вот тебе, Миша пионерское поручение, выступишь в самодеятельности с песней, похожей на итальянский язык, как этот, Роберто «Лопузо-Лаперузо», или как его по-другому, знаешь такого?
– Робертино Лоретти?
– О! Пусть, так и будет, как назвал. К Осиповой подойдёшь, она пояснит, что к чему. Уяснил?
Куликов растерянно посмотрел на меня, покраснел и… промямлил:
– Извините, я не смогу. Мне нельзя сейчас петь.
– Миша, вижу, ты не уяснил. Это не просьба, а пионерское поручение! Можешь расценивать его как нежданный понос: хочешь, не хочешь ― обязано быть!
Я улыбнулся от своей тирады. Куликов нервно мял пальцы, возразил:
– Я уже не могу дискантом петь из-за голоса, сорвусь. Петь нужно в диапазоне от «до» первой до «ля» второй октавы, а я так уже не смогу. И Робертино Лоретти уже не поёт дисконтом из-за голоса.
– Ля, фа, ― да какая разница? ― рубанул я рукой. ― Это художественная самодеятельность, а не конкурс в консерваторию. Главное участие, а не голос. Пищи любым ― кто тебя вообще слушать будет? Главное выступить с песней, похожей на итальянца, поддержать честь отряда! Слова-то не забыл, а если забыл, кричи что-нибудь похожее: фрамуга, эсперанто… Нет, фрамуга не нужно, лучше, эспаньоле ― один фиг не поймут.
– А что такое эспаньо́ле? ― спросил Шаляпин.
– Фиг его знает, слово такое. Вроде как Колумб остров так назвал: Эспаньол. Сейчас это остров Гаити.
– Простите, пожалуйста, я так не могу.
– Ну всё, устроил ромашку: могу не могу. Пусть у Светки Осиповой голова болит, можешь ты или не можешь, Шаляпин доморощенный! Не тебе решать, есть не глупее тебя. И мой тебе совет: оставь эти «простите, извините» ― это делает тебя смешным. Не будь мямлей, слабых не любят.
***
Когда объявили тихий час, и мы уже были в постелях, Кузнецов пробурчал: «Вся жизнь в борьбе: до обеда боремся с голодом, после обеда со сном!», повернулся на бок и засопел. Сашка вспомнил мои слова в столовой и спросил:
– Лёшка, про какое дело ты говорил, что хочешь ко «Дню открытия смены» сделать?
Конечно, какой с Сашки помощник, но я решил рискнуть:
– Ты, наверное, знаешь, ― сказал я, ― в этот день, когда стемнеет, будет костёр. Если повезёт и будет безветренная погода, мы могли бы сделать и запустить в небо воздушный шар.
– Может быть, лучше ракету?
– Ракета уже была, ― улыбнулся я, вспомнив причину тройки за поведение, ― поэтому воздушный шар!
– А получится? Где взять воздушный шар? Где взять водород или гелий? Когда стемнеет, воздушный шар не будет виден. Какой смысл его запускать?
– Его можно сделать из бумаги. Кислород и гелий не нужен. Ночью шар будет хорошо видно. Больше пока никаких вопросов. Помогать будешь?
– Да. А что его вверх поднимет?
– Горячий воздух. Оболочка должна быть лёгкой. Подъёмная сила одного кубического метра горячего воздуха всего триста граммов. Все ясно?
– Откуда ты знаешь?
– Книга такая есть: «Занимательная физика». Лучше скажи, где твоя сестра так ловко научилась «поступью счастливого детства» ходить?
– Чем ходить? ― удивился Сашка.
– «Поступью счастливого детства». Там, на стадионе, когда ее Белобородов из строя вызвал.
– Строевым шагом что ли?
– Ну строевым. В пионерлагере мы в шутку называем это «поступью счастливого детства».
– Какая разница, как это вы здесь это называете, все равно ― строевым. Мы же долго в воинской части с папой жили. Там все умеют.
– Понятно…
– Теперь не мешай мне, буду читать.
Люблю новые книги. Сначала просто перелистать и посмотреть рисунки, если они есть. Если книга новая, она пахнет типографской краской. Дрожь охватывает. Теодор Драйзер. «Финансист». Первая глава. «Филадельфия, где родился Фрэнк Алджернон Каупервуд, насчитывала тогда более двухсот пятидесяти тысяч жителей. Город этот изобиловал красивыми парками, величественными зданиями и памятниками старины…» Но читать не дали. Опять разговоры…
– Пацаны, а знаете, что тётку белогвардейскую, которая в Ленина стреляла в тысяча девятьсот восемнадцатом году, не расстреляли? ― спросил кто-то со стороны кроватей «глухаревцев».
– Её Каплан фамилия, ― уточнил Ефим.
– Может и Каплан, может и не Каплан, ― не знаю, ― не стал спорить рассказчик, ― Так вот, ― продолжил он, ― Ленин её расстреливать строго-настрого запретил. Пусть, говорит, сидит в тюрьме, а один раз в год, на Первое мая, возите её по городу на машине, пусть она смотрит на нашу счастливую жизнь! Так он сказал. И пусть смотрит, гадина! У нас не то, что в загнивающем капитализме, где люди эксплуатируют людей. У нас всё наоборот! Так она до сих пор сидит. Её самые лучшие доктора лечат, чтоб до коммунизма дожила.
– Пусть живёт и смотрит, сука! ― сказал Глухарёв.
– Такого человека хотела убить! ― поддержал его кто-то с дальней кровати.
– Пацаны, история по мужика есть, ― объявил Ванька Решетов и, не дожидаясь ответа, продолжил: ― Говорят, в нашем городе живёт. Из Германии после войны два большущих чемодана швейных иголок вывез. Иголку для швейной машинки хрен купишь. И знаете, сколько он денег наторговал? Два миллиона по-старому! А после реформы в шестьдесят первого года он эти деньги поменять не смог, так и остался с ненужными бумажками. Говорят, ещё полчемодана этих иголок осталось, да сейчас продавать труднее: и в магазинах, если повезёт, можно купить, и ОБХСС следит, чтоб не спекулировали.
– Спекулянт чёртов! ― возмутился Юрка Крутояров. ― Ему этих денег на всю жизнь хватит, коммунизм!
– А что такое ОБХСС? ― спросил кто-то с дальнего угла палаты.
– Ну тупой! Кто этого не знает: Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности! Своровал у государства десять тысяч или больше ― расстрел!
– Как это? ― спросил кто-то.
– Каком кверху! Как в мае прошлого года со шпионом Пеньковским. Он в отделе Министерства работал и был шпионом английским и американским. Секреты буржуям выдавал. Приговорили к высшей мере ― расстрелу!
Мне надоел пустой трёп, я сказал:
– Пацаны, в соседней деревне аналогичный случай был.
– И какой? ― заинтересованно спросил Круглов Юрка.
– Корова пёрднула и рога отвалились! Достали уже болтовнёй, читать мешаете!
Заглянула Ирина Николаевна и возмущённо прикрикнула:
– Угомонитесь вы или нет? Печенин, ты просто нахал, сам не спишь и другим не даёшь! Сейчас построю, и будите у меня новую песню разучивать. Вместо тихого часа. Только пикните!
Я пожал плечами и промолчал. Я-то причём? «Всё, пацаны, лежим тихо, какашками в весенней траве, а то действительно построит!» ― приподнявшись с постели, предложил Круглов. Замолчали. Угроза вожатой была реальной. Книгу я читал под одеялом с фонариком: за чтение в тихий час могли поставить в угол в фойе. Детское наказание, какое-то…
***
После полдника ребята с отряда пошли записываться в кружки по интересам, а я, чтобы не терять время даром, решил сделать одно дело, без которого воздушный шар не поднимется в воздух. Чистый спирт найти было не реально, но я решил, что его может заменить бензин. Где может быть бензин? Конечно, в гараже. Туда я и пошёл.
За зданием столовой, перед гаражом, я увидел какой-то странный грузовик. Я, как и большинство мальчишек, хорошо знал марки автомобилей и умел отличить ЗИС–5 от ГАЗ–51, КрАЗ–201 от МАЗ-200. Возле машины с поливочным шлангом в руках стоял завхоз Пётр Лукич Назаров. Он, пожилой, но все ещё крепкий мужчина, был в пионерском лагере не только завхозом, но и плотником, и электриком, и шофёром грузовика ГАЗ-51, и мастером на все руки. Вместе со своей женой, кладовщицей Варварой Матвеевной ― я знал её по прошлой смене, он жил на территории лагеря круглый год, зимой как сторож. Меня заинтересовала машина, которую Пётр Лукич мыть собирался, и я подошёл. Не скажешь же сразу: «Пётр Лукич, дайте мне бензину». Он ответит: «И спички тоже и пожарную машину!», поэтому я попросил:
– Пётр Лукич, можно мне машину помыть со шланга? ― Он оглянулся, оглядел меня критически с головы до ног, и сказал:
– Форму испачкаешь.
– Тепло сейчас. Я до трусов разденусь, не испачкаю, ― не отставал я.
– Вода холодная, обрызгаешься…
– Не боюсь холодной воды, ― убеждал я.
– Как тебя, пострел? ― улыбнулся он моей настойчивости.
– Лёшкой.
– Ну, Лёшка, помогай. А я карбюратором займусь, жиклёры прочищу.
– Пётр Лукич, а какая марка у этой машины? ― спросил я с любопытством. ― Я такой ещё не видел.
– Серьёзная марка. Нет таких больше. С совхоза весной на буксире притащил. Марка её будет ― «ГТТ». Знаешь такую?
– Нет.
– Расшифровывается так: Гитлер Трумэна тащит. Мотор немецкий, а кабина и всё остальное с «Форда».
– Куда тащит? ― спросила Лукича повариха, тётя Маша, которая проходила мимо.
– После разберёмся, ― отмахнулся он. ― Пока ещё поездим.
– Пётр Лукич, а кто такой Трумэн? ― спросил я.
– Президент американский во время войны такой был. Поездил я в то время на американском «Форде». Их по ленд-лизу американцы поставляли, ― объяснил он.
– Лукич, зайди, помощь нужна, ― позвала его, выглянув из окна, Варвара Матвеевна. Она заметила меня и добавила: ― Помощник у тебя, вижу, появился?
– А-то как же, ― улыбнулся Лукич, с удовольствием оглядывая мою работу.
Я домыл машину, поёживаясь от холодных брызг, рикошетом отлетавших от кабины, закрыл кран на водопроводе, который шёл от водонапорной башни, и оделся. Из столовой вышла и подошла к нам Варвара Матвеевна. Она взъерошила мне волосы и протянула пару шоколадных конфет.
– Держи, помощничек.
– Зачем? Что я, маленький, что ли?
– Бери, раз дают, нешто последнее отдаю?
Я взял конфеты и, решив не упускать возможность, спросил:
– А можно у вас пустую банку из-под томатной пасты попросить? Большие у вас такие были, литра на три.
– На что тебе?
– Нам для кружка технического творчества нужно, ― соврал я.
– Ну что ж, подожди, вынесу.
– Пётр Лукич, можно вас тоже попросить? Нам ещё совсем немножко бензина нужно. Для обезжиривания. Со стакан. Я показал пустую консервную банку, которую приготовил заранее.
– Ну что ж, давай налью, ― согласился он.
Лукич передал мне банку с бензином и пошёл в столовую. У Варвары Матвеевны я взял пустую банку из-под томатной пасты.
Бензин я спрятал в лесу. Там же пробил гвоздём дырки под дужку в банке из-под томатной пасты, сделал из проволоки ручку. Ведёрко, которое получилось, спрятал там же. Ведро вещь нужная и скоро мне пригодится. А раз бензин есть ― можно делать воздушный шар!
***
Когда я пришёл в отряд, то нашёл Сашку, и мы пошли в кружок технического творчества. Он располагался, как другие кружки и библиотека, в отдельном здании за пятым отрядом. В коридоре встретил Верку Пирогову с ножницами в руке. Машинально пригладил вихры. Последнее время мы с ней разговариваем нечасто. Только за столом в столовой.
– А ты что здесь делаешь? ― деланно удивился я. ― В кружок кройки и шитья записалась?
– Нет, ― натянуто улыбнулась Верка, ― Мы с девочками костюмы к выступлению готовим.
– Мы тоже «концерт» готовим, ― сообщил я.
– Какой? ― спросила она.
– Такой, ― ответил я, коснулся её плеча ― мне приятно, что она здесь, и не сразу убрал руку, легонько щёлкнул её по носу, сунул в руку конфеты, что дала Варвара Матвеевна, и прошёл мимо. С девчонками нельзя мямлить: сказал ― отрезал! Пусть видит, что она для меня вообще никто.
В кружке технического творчества мы не были первыми. В большой комнате у верстака уже строгали тонкие рейки два пацана с первого отряда. Рядом с ними, склонившись над столом, стояли Сашка Середа и Дударь Ванька и рассматривали чертёж ракетного катера. Юрка Гошин что-то выпиливал лобзиком. Мне нужно было заручиться поддержкой Груббера. Он тоже был на месте.
– Яков Моисеевич, ― обратился я к нему, ― через два дня «День открытия смены». Мы хотели бы сделать к этому дню воздушный шар, который бы поднимался в небо за счёт горячего воздуха. Ночью это будет очень красиво!
– Эх, молодые люди, ― вздохнул Груббер, ― юности присуще стремление к эффектам, но это дым, пшик преходящий. Улетит ваш шар, оставив вас без всякого гешефта. Ракетный катер, ― кивнул он на Середу и Дударя, ― это военно-патриотическое воспитание молодёжи и приветствуется руководством. Но старому Грубберу таки по душе этот юноша, ― он потрепал Гоблина по макушке. Полка, которую он делает, представляет коммерческий интерес и при хорошей отделке будет иметь определённую цену на рынке. Хотя, не буду навязывать своё мнение. Дерзайте!
В этом весь Яков Моисеевич. Его принцип ― не мешать, а помогает он только если что-нибудь из материалов для поделки достать нужно ― и то хорошо.
Я подробно объяснил Сашке, как должен выглядеть шар: размер его примерно сорок сантиметров, каркас нужно собрать из тонких пластинок расщепленной фанеры. Цель: минимальный вес. Для крепления каркаса будем использовать нитки. К нижнему кольцу каркаса привяжем сетку из медной проволоки. В ней будет лежать вата, смоченная бензином. Каркас нужно обклеить бумагой, не пропускающей воздух.
– Так это не шар, ― не согласился со мной Сашка. ― То, что ты объясняешь ― это цилиндр. Форма цилиндра.
– Пусть цилиндр, ― согласился с ним. ― Но не говорят ведь воздушный цилиндр, а говорят: воздушный шар. Скажешь «воздушный цилиндр», кто тебя поймёт?
– Тогда аэростат, ― предложил Сашка.
– Мал он для аэростата, ― не согласился я.
– Лёшка, а ты анекдот про стратостат слышал? Помнишь, на природоведении говорили про стратостаты, которые в стратосферу?
– Напомни.
– На завалинке дед и бабка. Бабка говорит: «Смотри, дед, по небу сратьисать летить». А дед ей: «Дура, это не стратостат, а дирижопель».
– Хорошо, ― улыбнулся я, ― пусть и у нас будет «дирижопель». Ну, а для других ― воздушный шар, чтобы понятно было. А теперь за дело!
Кусок старой фанеры я присмотрел ещё раньше у кинобудки, катушка ниток была у меня в кармане, клей можно было взять в кружке. Бумагу, похожую на папиросную, я видел в пустых ящиках из-под печения возле столовой. Ну а вата?
– Сашка, как ты думаешь, что внутри матраса?
– Понял, ― ответил он.
Работа закипела. К вечернему построению каркас воздушного шара был готов. Осталось обклеить его бумагой и достать немного ваты. Эту работу мы решили сделать завтра после ужина. Днём я не мог, дежурство. Когда мы ужинали повариха вынесла и поставила на стол, что на выходе из столовой, большой поднос с сухарями. Так было и в прошлый год. Чтобы тараканов не разводить, в палату сухари брать не разрешалось, лопай на улице.
***
После отбоя, когда все уже успокоились, и наступила относительная тишина, подал голос Фролов:
– Пацаны, слышали, в мае Никитка звание Героя Советского Союза двум иностранцам присвоил, этому, как его? Насеру и ещё одному.
– Абдель Насер – это президент Объединённой арабской республики, а второй – это его вице-президент Абдель Хаким Амеру, – уточнил Ефимов. – А Египет идёт по пути социализма.
– Ефим, у тебя голова-помойка, такую хрень помнить! Взрослые говорят, Никитка совсем свихнулся: звание Героя всяким капиталистам присваивать! А куда Египет идёт, это ещё бабушка надвое сказала.
– Как его, говорите? – переспросил Глухарёв. – Абдель на нас насер? Да его вообще звать обосрать, а фамилия пёрднуть, а ему Героя, как Гагарину!
– Пацаны, загадку отгадайте: «По свету мотается, на «Хэ» называется». Это что? – выкрикнул Круглов и сам же ответил: – Это Хрущёв Никитка по свету мотается, ордена раздаёт.
– А я другую знаю, из армянского радио, – заявил кто-то с того же угла. – Армянскому радио задают вопрос: «Как бороться с лысиной?», а ему отвечают: «На политические вопросы армянское радио не отвечает, это также относится к вопросу «может ли свинья быть лысой?». Второй вопрос: «Как называется причёска Хрущёва?». Радио отвечает: «Урожай прошлого года».
…Как-то при отце я сделал критическое замечание о Хрущёве, а он мне сказал: «Не всё так однозначно. Не жил ты в прошлое время. На жилищное строительство посмотри» …
– Фиделю Кастро в прошлом году весной Героя Советского Союза присвоили, это как? – спросил Ефимов.
– Заткнись, он революционер, он заслужил, – отшил его Кузнецов.
Остальные пацаны проигнорировали слова Ефимова, как не достойные внимания.
– А мою загадку кто отгадает? – громко спросил Глухарёв.
– Какую?
– А вот какую: «Что ты смотришь на меня? Раздевайся, я твоя!»
– И что это?
– Ответ: кровать!
Хохот, метание подушек… Наконец, народ успокоился, мы разговорились с Сашкой. Он, оказывается, много читал. Заговорили о космосе. Как раз недавно запустили космический корабль «Восток-5» с Валерием Быковским на борту и Валентину Терешкову на корабле «Восток-6». Сашка сказал, что реактивное движение ерунда. Он решил придумать антигравитатор.
Я сказал:
– Это не воз-мож-но!
А он мне:
– Слушай, вот тебе пример, индийские факиры брали куриное яйцо, через тонкий прокол убирали из него содержимое, заливали туда несколько капель росы, дырку заклеивали воском и всё ― летит!
– Не верю, ― сказал я. ― Не может этого быть!
– А хочешь, ― докажу? Давай яйцо возьмём и проверим! Солнце нагреет яйцо, оно поднимется в небо, как наш воздушный шар!
– Проверим. Согласен. Только яйцо достать нужно.
– А где только яйцо взять?
– Придумаю что-нибудь, спи! ― сказал я и лёг удобнее.
Кто-то с той стороны общего прохода пожаловался:
– Блин, комары зажрали! Я одного поймал! ― потом забубнил противным голосом:
Ля-ля-ля, шу-шу-шу…
Я поймал на жо… на где-то вшу:
грязную, вонючую.
Я её замучаю!..
― Да заткнись ты! ― осадили декламатора.
Сашка что-то пробурчал себе под нос, потом пожаловался:
– Как тут уснёшь? Комары достали!
– А ты не дёргайся, – посоветовал я, – руками не маши, когда сядет на тебя – бей!
– Ты их недооцениваешь, – заявил Сашка, – пробовал так делать, они тактику сменили: до постели долетают, а потом по простыне подкрадываются, подкрадываются, подкрадываются… и грызут!
Я улыбнулся и посоветовал:
– Крем могу дать от комаров «Тайга», намажься и кусать не будет.
– Не люблю крем, лучше потерплю.
– Так и быть, открою тебе заклинание от комаров: прячешь голову под подушку и мысленно приговариваешь: Я не мясо, я не кровь, я – обычная морковь. И всё, не кусают!
– И долго заклинание читать? – поинтересовался Сашка.
Я улыбнулся:
– Пока не уснёшь.
Хоть я и не учувствовал в разговоре мальчишек, когда они говорили о Хрущёве, но мог бы рассказать, что слышал от взрослых. Говорили, что в декабре позапрошлого года Московское отделение союза художников в Манеже проводило выставку художников-авангардистов. Так вот, на выставку пришёл Хрущёв с секретарём ЦК Михаилом Сусловым. Рассказывают, Никита взглянул на выставленные картины, оглянулся на художников и отругал их. Почти дословно могу повторить его слова, которые, как рассказывают, он говорил: «Что за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует! Мужики вы или педерасты проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть?»
Рассказывают ещё, но здесь, точно врут, Хрущёв спросил у Суслова: «А это что? Не лицо, а жопа! Снять!» А Суслов ему объясняет: «Никита Сергеевич, это не картина, вы на зеркало смотрите». Никита говорит ему: «Тогда оставить», потом заявил: «Я, как Председатель Совета Министров, тебе говорю: «Всё это не нужно советскому народу. Немедленно прекратить безобразие! Везде: на радио, на телевидении, в печати ― выкорчевать шелудивому псу под хвост эту мерзость, к чертям собачим!» Так взрослые рассказывают. Врут или нет, это сами решайте.
Ресницы уже слипались, но заснуть мешает Сашка. Он накрыл голову подушкой и монотонно бубнит заклинание от комаров. Я шикнул на него, в голове родились строчки:
Шепчет Сашка без умолку,
комаров сбивая с толку:
«Я не мясо, я не кровь,
я ― обычная морковь»,
и теперь, ядрёна вошь,
до утра с ним не уснёшь!