Мы накупили еды и вина и со всеми моими вещами поехали в деревню. Машину вела Ритка, а я сидела на заднем сидении. Потом мы заехали ко мне в квартиру в Медведково и стали собирать с Риткой вещи, которые мне были необходимы или просто нужны, или просто важны… Не думаю, что Ритка была рада перспективе ночью снова оказаться в деревне, но что не сделаешь ради подруги, которой так плохо… Мы носили в багажник машины охапками мою одежду, книги, постельное белье…
… Наконец, мы оказались в деревне…
Мы долго расставляли мои вещи на нужные места. Собирали мне чемоданы. Вернее, один чемодан на колесах и дорожную сумку… Долго готовили. Долго накрывали стол. Долго пили.
Под утро мы решили поспать. Легли. Ритка повздыхала и спросила:
– Зачем ты ушла от своего профессора? Он же тебя не выгонял. Может…
– Не может. А зачем он отправил меня черт знает куда, неизвестно зачем и почему?
– Может, он больной?
– Может быть.
– Ты меня извини, конечно, но мне твой Озоновский никогда не нравился. Зануда и старый козел. Я вообще не понимаю, как ты с ним жила?
Я вздохнула. Я не лучше. Как представлю, что оказываясь в постели, мы оба знали про Песочного человека… Получался секс втроем с человеком – фантомом. Жуть. Я поежилась.
И я-то это быстро пресекла, отказывая Озоновскому в близости, а он-то был не прочь, если настаивал. Или что он хотел? Избавить меня от фантазий таким образом? Действительно, зануда и старый козел, правильно Ритка говорит, зря я ее никогда не слушала.
Сейчас, собираясь уезжать, забрав из квартиры Озоновского все свои вещи, с меня словно морок сходил. Сейчас я действительно не понимаю, как я с ним жила? Что мне в этом нравилось? Ведь было же что-то…
… В коротком утреннем сне я видела грязное, серое Парижское метро и Песочного человека с усиками и тростью. Он стоял в толпе и был как бы над ней, словно нависал, как туча. Он говорил одними губами мое имя и звал меня. А потом я вдруг услышала его голос – глубокий, низкий, и этот человек сказал что-то по – французски, но я не поняла. Я не знаю французский язык.
… Ритка трясла меня за плечо… Я открыла глаза.
– Что случилось?
– Пора собираться.
Я взглянула на дисплей телефона.
– Не рановато ли?
– Ты меня разбудила. Звала во сне какого-то песочного человека. Ты говорила: «Песочный человек, песочный человек, забери меня»…
– Жуть! – вскрикнула я.
– Жуть, – поежилась Ритка. – Поэтому-то я тебя и разбудила. Слушай, а кто это такой? Человек из песка? Это опять какая-то легенда, которую ты позабыла мне рассказать?
– Ну… Есть такой мифический персонаж. Он навевает сон.
– А почему песочный?
– Песок в глаза бросает. Но мне кажется, этот человек просто представляется мифическим персонажем. На самом деле все гораздо глубже.
– Что? Ты о ком? – Ритка покосилась на меня. Еще подумает, что я с катушек съехала. Я и сама иногда так думаю.
… Как я простилась с Риткой, как я «загрузилась» в самолет, как уселась, как самолет взлетел – все это я почти не помню. Какое-то большое, размытое пятно… После того, как стюардесса объявила, на какой высоте мы летим, я полезла в сумочку и достала бутылочку сиропа от кашля. Сделала пару глотков.
– Это что? Сироп от кашля? Или коньяк?
Я вздрогнула. Повернула голову. Рядом со мной сидел молодой мужчина. Мужчина обворожительный, влекущий и какой-то недоступный и далекий… Или это все настоящий, французский коньяк? Скорее всего.
– Это лечебный сироп, – все же ответила я шепотом. – Я ненавижу самолеты. Я боюсь летать.
– Ясно, это коньяк, – усмехнулся мужчина.
– А вы не боитесь летать? – спросила я.
– Нет.
– Почему? Научите меня не бояться.
– Для этого мы с вами незнакомы.
– А для этого нужно познакомиться? – безмерно удивилась я. – Маша.
Мужчина тихо рассмеялся.
– Одного имени тут недостаточно.
– О… Ну… Вы хам…
– Нет. Вы не так меня поняли, – и он снова тихо рассмеялся.
– Тогда я вас совсем не понимаю! – рассердилась я.
– Вот! В этом – то и суть! Для того, чтобы избавить вас от какого-либо страха, я должен понимать вас. Нужно подобрать верную мотивацию. Для разных людей – разные способы лечения.
– Как интересно… А вы приведите пример.
– Вам может это показаться странным.
– Пожалуйста.
– Хорошо. Вот один человек, потерявший свою жену, не видит больше смысла в жизни и тоже хочет вслед за женой, но боится. Какой смысл ему бояться самолетов? Скорее окажется вместе с женой. Или алкоголик, который не может завязать, а хочет. Если самолет упадет, он уж точно навсегда завяжет.
– Да уж… Странно – это не то слово.
Мужчина на этот раз рассмеялся беззвучно, прикусив губу.
– Вы что, шутите так? – начала сердиться я.
– В какой-то мере. Но я привел вам такой грубый и примитивный пример, чтобы вы поняли такой метод лечения.
– А… Да уж. Грубо.
– Скорее, банально.
– А вы почему не боитесь летать?
– Кому что на роду написано, так тому и быть.
– Это все русское народное творчество. Пословицы, – махнула я рукой. – Есть и другие пословицы. К примеру, береженого бог бережет.
– Судьба свое возьмет.
– Как? Человек никогда не сядет в самолет. Как он тогда упадет?
– А помните восточную, так сказать, пословицу? Если гора не идет к Магомету… Здесь принцип наоборот. Если Магомет не идет к горе… Самолет сам упадет на этого человека.
Я выразительно посмотрела на собеседника.
– Не помню, чтобы за всю историю человечества на кого-то падал самолет. Вы фантаст? Или это очередной очень грубый и примитивный пример?
– Допустим, так, – важно кивнул мужчина, ничуть не смутившись.
– Слушайте, а вы пессимист? Или фаталист? Или пофигист?
Мужчина рассмеялся. На этот раз громче.
– Если вы рассуждаете такими категориями, то я, по – вашему, пессимистичный фаталист.
– Фаталисты все пессимистичны, – фыркнула я. – Скучно жить, зная, что от тебя ничего не зависит.
– Нет. Так думают пофигисты, – хохотнул мужчина. – Фаталисты все же к чему-то стремятся.
– К долгой жизни, что ли?
– Хотя бы! – Мужчина долго смеялся. Тихо. Заразительно. Мне тоже стало смешно.
– С вами, наверное, никогда не бывает скучно, Маша. Мария… Какое у вас красивое имя…
– А вас как зовут?
– Павел.
– Апостол Павел, – вырвалось у меня.
– Что? – Мне показалось, или он вздрогнул?
– Да так, ничего. Павел и Мария. Хм. Интересно. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
Наверное, после этой фразы я уже уснула.
Во сне я видела себя Марией – Магдалиной, а Христом был Павел. Я оплакивала Павла – Христа и вдруг услышала какой-то знакомый, низкий и глубокий голос: «Не плачь, Марленикен»… Я подняла голову и вздрогнула. Передо мной стоял человек в песочном костюме. Я спросила его: «Кто ты»? А он ответил: «Тот, которого ты ждешь». Я снова спросила: «Как твое имя»? А он усмехнулся и воскликнул: «А ты угадай»! И я стала гадать: «Шварц? Ганс? Гейнрих»?.. После каждого названного мной имени, человек в песочном костюме стучал палкой по кресту, на котором висел распятый Павел – Христос, и говорил: «Не верно»… Потом я спросила: «А может, ты – Румпельштильцхен»? Человек в песочном костюме начал смеяться. Сначала тихо. Потом громче. Еще громче. И, захлебываясь смехом, крикнул: «Не угадала! Не угадала! Ты не знаешь, кто я! Не помнишь, кто я»!..
… Мне стало холодно… И я проснулась… Резко открыла глаза и увидела Павла, склонившегося надо мной.
– С вами все в порядке? – спросил он.
– Да… Извините…
– Ничего…
Павел откинулся на спинку своего кресла.
– А что вам снилось? – спросил он.
– Сказка.
– Да?
– Да. Сказка братьев Гримм. Румпельштильцхен.
Я повернула голову и посмотрела на Павла. Он быстро застегнул верхние пуговицы своего пальто. Может, мне показалось спросонья, что на его шее колом стоит белый воротничок священника…
*** *** ***