Глава 3

День 5 месяца мархота года 1650 Этой Эпохи, о. Балгабар, Аспан.

Самое узкое место пролива Невольников называлось Орхалитовыми столпами.

По легенде, во времена Второй Войны Магов на обоих берегах пролива стояли крепости, соединённые великолепным мостом, и обитал в этих крепостях могущественный волшебник. В ту тёмную эпоху большая часть мира была разделена между такими как он, бесконечно воевавшими друг с другом владыками. Доподлинно неизвестно, что стало с волшебником, но легенда утверждает, что он проиграл в войне и пал от руки собрата по Дару. Мост был разрушен, а сами крепости обратились исполинскими столпами золотисто-оранжевого минерала орхалита. С тех времён Орхалитовые столпы считались среди моряков некого рода вратами, разделявшими Валемар западный и Валемар восточный.

По соглашению между городами-государствами Аримеады, ни один из них не имел права владеть этим местом и взимать на нём мзду с торговых караванов, даже Аспан, на землях которого стоял южный столп. Соглашение чтилось свято, а потому Орхалитовые столпы никем не охранялись. Этим пользовались пираты.

Маленькие и беззащитные корабли, которые старались держаться недалеко от суши, часто встречали у столпов банды головорезов, выходивших в море на небольших весельных судах. От многих удавалось уйти, особенно при свете солнца; ночью, однако, пираты порой подкрадывались к вставшим на якорь, либо настигали потерявших ветер торговцев.

Когда «Предвестник» проходил в тени столпов, ни одна морская шайка не соизволила заинтересоваться им.

Шхуна достигла вод, над которыми властвовал Аспан, великий город, заложенный в древности для того, чтобы снабжать вином всю Гроганскую империю. На землях его и поныне произрастали сотни сортов винограда, а власть принадлежала богатейшим винным домам. Город был безумно богат и велик, развалился на жарком побережье как разжиревший сибарит, окружил себя высокими стенами и наёмными армиями, оплаченными из бездонной казны, а его порт… что ж, один только порт Аспана был величиной как добрая четверть всего Ур-Лагаша.

«Предвестник» встал на якорь недалеко от побережья и долго ждал, пока к нему подойдёт лодка таможенной службы. К тому часу на борту уже не было орка, он просто спрыгнул в воду, забрав с собой оружие и больше не всплывал. Таможенники осмотрели шхуну лениво, убедились, что товаров нет и убыли с крохотным сбором.

– Мне кажется, они не заметили бы Маргу, даже если бы он решил не прятаться, – усмехнулся им вслед Кельвин Сирли.

Самшит разглядывала громаду Аспана издали. Город сверкал позолоченными крышами кубических дворцов, сложенных из разноцветного гранита: красного, жёлтого, синего, сиреневого. В небе кричали тысячи чаек, вода была грязной из-за обилия жителей и плававшего мусора, а весеннее солнце мягко ласкало плечи Верховной матери.

На северном берегу, однако, было нечто более величественное, ведь в том месте к морю нисходили склоны Драконьего Хребта. Суша изгибалась грандиозным заливом, над которым взмывали зелёные отроги, выше переходившие в черноту, а совсем высоко, там, где облака рвались об острые пики, – в снежную белизну. Дух захватывало при мысли, что там жили драконы.

– Бывали когда-нибудь в этих горах, госпожа моя? – спросил одноглазый наёмник.

– Нет, – ответила Самшит. – Я путешествовала по Правому Крылу, была в Изумрудном халифате, Дервии, Сайнае, в Индальском царстве, в Ханду и не только.

– Восхищён. А я вот в горах бывал не раз.

– Какие они?

Сирли растрепал кончик бородки.

– Величественные и бескрайние. Гномье царство невероятно, совсем другой мир, закрытый сам в себе и не интересующийся ничем что происходит снаружи. Гномы уверены, что Кхазунгор, их империя, – есть средоточие всего мирового смысла, а потому прочее не важно.

– Они правы?

Наёмник усмехнулся:

– Учитывая, что под землёй он больше чем на поверхности в разы, я сказал бы, что да, они правы.

Матросы спускали на воду шлюпку.

– Я отправляюсь с ними в город, госпожа моя, закупимся провизией и вином. Пригляжу, чтобы не потерялись и не отстали, задерживаться здесь нам не стоит. Ни о чём не беспокойтесь, Маргу где-то рядом, где-то под нами. Ваши защитники внушают доверие, но если понадобится какая-либо особая помощь, просто позовите моего брата по оружию. Мы обязались защищать вас от любых невзгод.

– Жрица Элрога, взывающая о помощи к отродью Клуату? Вы в своём уме, Кельвин? – примерила гримасу высокомерного непонимания Самшит. – Я плохо сплю и почти не могу есть, чувствуя рядом эту тварь, не хватало ещё обращаться к ней за помощью.

Наёмник ничего не смог сказать. За ту неделю с лишком, что они пробыли в море, прекраснейшая Самшит действительно заметно похудела. Она и прежде была лишена запасов жира, точёная, совершенная, гибкая и изящная. Теперь же плоть её заметно истаяла, скулы и подбородок заострились, но пылавшие очи с прежним упрямством смотрели из углубившихся глазниц. Смирившись с неугодным соседством, она впредь ни разу не явила слабость духа, чем вызывала в Кельвине ещё большее восхищение.

– Что вы любите, госпожа моя?

– Бога, – не задумываясь, ответила Верховная мать.

Он улыбнулся.

– А из еды?

Самшит смутилась.

– Я люблю… гранаты, абрикосы, вишню… а что?

– Мясо?

– Любые мышцы, сердце и печень. И рыбу тоже. Что вы задумали?

– Выразить вам немного моей признательности.

– Ненужно!

– Не скучайте, госпожа моя!

Наёмник отбыл в город вместе с несколькими матросами, оставив Самшит в растерянных чувствах. Пожалуй, впервые в жизни за ней по-настоящему ухаживали. Прежде жреческое одеяние и остро заточенный крис отпугивали всякого польстившегося на красоту женщины айтайлэаха.

Через некоторое время Верховная мать призвала команду к молитве на верхней палубе. С той ночи, когда кааш лишился головы, она взяла на себя обязанность присматривать за моряками. В конце концов не это ли должен уметь делать жрец, – вести народ по пути праведному?

Её проповеди успокаивали, клеймя воплощение зла, которое сидело на носу корабля и молчало. Морякам казалось, что служительница Пылающего возводила стену света между ними и отродьем глубин, им становилось легче работать и спокойнее спать, а благодаря этому «Предвестник» мог скорее идти к цели.

Время от времени, перебарывая отвращение, Самшит следила за врагом. Его присутствие причиняло ей почти настоящую боль, но жрица заставляла себя. Глубинный Владыка был воплощением зла в Элрогианстве с незапамятных времён, но мало какие служители Пылающего по-настоящему сталкивались с его порождениями. Ко времени гибели империи они стали мягкими, порочными и бессильными, отчего не смогли сохранить свет истинной веры на западе. В отличие от них Драконьи Матери полторы тысячи лет сражались за своё существование, помогали Ур-Лагашу выживать и процветать меж двух сильных соседей. Знание врага истинного, древнего, должно было сделать Самшит ещё сильнее.

Она заметила, что белый орк приручил висса. Эти бестолковые мелкие летуны, совсем перестали его бояться, носились вокруг сидящей фигуры, сражаясь за остатки рыбы, прыгали даже на самого монстра и устраивали драки на его загривке. Пожалуй, одна лишь Самшит видела, как тот отбрасывал в сторону обглоданные рыбные костяки, а висса их приносили и получали по кусочку мяса.

– О господи, что тут творится? – тихо взмолилась Самшит.

Вечером того же дня Кельвин расстелил на палубе одеяло и заставил его посудой, на которой лежали свежие персики, абрикосы, вишни, гранаты. Он где-то нашёл жаровню, засыпал её углями и выложил на сетку мясо, достал несколько бутылок вина, – не обычного пойла, что моряки закупали бочками, а вина, кувшины которого носили печати богатейших винных домов. Не хватало только свечей, но корабельные фонари давали достаточно света.

– Мы преодолели четверть пути, госпожа моя, надеюсь, вы не откажетесь отметить это небольшое достижение. Вам можно пить?

– Немного можно.

– Какая радость! Я встречал разных служителей разных богов, с некоторыми было весело, как с последователями Нуфуба, например, а от других живьём покрываешься плесенью, – это я о жрецах Джады. С вами намного приятнее иметь дело.

Кроме них двоих на палубе были только телохранители Самшит. Маргу так и плавал где-то в чёрных водах, а команда сидела на камбузе и в трюме. Наёмник из своих денег закупил для матросов несколько бочонков по-настоящему хорошего, хоть и не великолепного вина, и много отличного мяса, чтобы они не показывались наверху подольше.

– Когда я добралась до Сайная, – припомнила Самшит, пробуя восхитительный напиток на вкус, – меня поразила их религия. Двоебожие, в котором один бог безусловно главенствует, а второй существует как пустяк.

– Не надо так, госпожа, Нуфуб не пустяк. Он бог молодых, дерзких, азартных, верящих в шанс и быстрый путь к обогащению. Джедуи говорят: «Кто не веровал в Нуфуба, – тот не был юным; кто не верует в Джаду, – тот не повзрослел».

– А вы ещё юный или уже повзрослевший?

– Я, – Сирли ловко поддел несколько кусков поджарившейся говядины и положил их на тарелку девушки, – думаю, вдвое вас старше. Право, память моя уже настолько плоха, что я об этом забываю время от времени и всё ещё скачу молодым козликом. Потом становится неловко.

Он улыбнулся, она невольно хихикнула и испытала стыд от того, насколько ей был приятен этот вечер.

– Я имела в виду… ну кому вы… какого вы…

– В вопросах вероисповедания ваш покорный подобен вестеррайхским гоблинам, то есть бродячий генотеист. Почитаю тех богов, на территории которых нахожусь. В Сайнае чтил Джаду и Нуфуба, в Вестеррайхе склонял голову во храмах Господа-Кузнеца… пожалуйста, не надо так морщиться, ведь в Ур-Лагаше я безмерно почитал Элрога Пылающего.

– Но у вас же была изначальная вера? В Вольных Марках почитают каких-либо богов?

– Нет, – пожал плечами одноглазый, подливая ей вина. – Вампиры не любят религий, не любят богов, потому что боги не любят вампиров. Знаете, отчего?

Самшит ожидала ответа, медленно откусывая от персика. Этот образ несколько заворожил Кельвина, однако он быстро очнулся и продолжил:

– Потому что богам неугодны те, у кого нет душ. Из-за этого сарди, как вы их зовёте, тяжело ходить по земле, на которой стояли культовые сооружения. Они запрещают религии, а смертным и плевать. Там, в Марках, госпожа моя, кровососы – единственные известные боги.

Они помолчали.

– Право, мне казалось, вы будете больше раздосадованы.

Самшит катала в тонких пальцах виноградину, разглядывая совершенный плод и так, и эдак.

– К вам я испытываю только искреннее сочувствие, Кельвин. Родиться в краю, где ты добыча во власти хищника…

– Не о том речь, госпожа моя. Нас там миллионы таких, и ничего, процветаем. Сарду воюют за нас, сарду судят нас, сарду следят за порядком. Для них мы стадо, которое нужно держать здоровым и довольным, чтобы кровавая дань казалась меньшим из зол. Не о том речь. Я думал, вы будете раздосадованы упоминанием об иных богах. Святые отцы-амлотиане, к примеру, не признают иных богов богами, – демонами разве что. А вы?

Терпкое вино медленно и приятно расслабляло лежавшую на одеяле Самшит. Ей становилось легко и даже весело, разум заволакивало полупрозрачным туманом.

– Как дракон летает надо всеми иными существами, разумными и неразумными, так Элрог парит выше любых иных богов и духов. И всякого из них он волен поглотить… – Она вдруг засмеялась пришедшей мысли, а потом в ужасе закрыла рот рукой.

– Что? Что случилось?

– Я только что допустила богохульство в мыслях!

Жрица отставила глиняный кубок и быстро насовала в рот еды. Выглядела она теперь презабавно.

– И всё же?

Не сразу она набралась решимости:

– Я подумала, что во времена империи эта догма звучала величественно. А теперь, когда весь культ ужался до размеров Ур-Лагаша… мы такие маленькие, такие слабые… мы вдохновляем последователей на битвы, напитываем их силой и яростью, с которой они веками отстаивают земли, принадлежащие городу. Но всё это не жизнь, культ не живёт больше, а выживает. Упорно, из последних сил.

– Полторы тысячи лет выживания? Вы отлично справляетесь, если угодно снизойти до моего мнения.

– Когда я найду Доргон-Ругалора, какой дом и какую армию я смогу ему предоставить? Не посмеётся ли он над нами? Не будет ли разочарован? Когда я найду Доргон-Ругалора, сочтёт ли он нас достойными и наделит ли нас Доргон-Аргалором? Господи…

Самшит не слышала Кельвина, ушла в свои мысли и лишь теперь наёмник понял, что его прекрасная нанимательница совершенно не умела пить. Даже полкубка вина смогли сделать её мягкой и вытянуть из глубин метания, не подобавшие главе религиозного культа. Вместе с тем она стала такой откровенно милой, настолько более уязвимой, живой. Одноглазый с трудом мог отвести взгляд.

А потом он вспомнил, что годился ей в отцы, что был на службе, что она принадлежала ревнивому богу. Кельвин осушил кубок и начал травить байки, коих знал величайшее множество. И как Самшит обладала даром проповедовать, также он умел смешить. Всё что угодно лишь бы увести её от тяжёлых мыслей.

У Верховной матери оказался необычайно сильный и звучный хохот, когда она не сдерживалась.

После ужина Самшит оказалась неспособна спуститься к себе, её телохранители тоже не могли её отнести, с госпожой на руках они просто застряли бы внизу. Пришлось одноглазому. Он осторожно, как величайшую драгоценность нёс женщину в тесноте трюма, слушая, как та пьяно мурлыкала что-то. Кельвин испытывал приятное тепло и пьянел сильнее, чем от вина. Когда он уложил её на узкое ложе, самшит нетвёрдой рукой погладила северянина по лицу.

– Колючий, – сказала она сквозь накатывавши сон, – хороший…

Под бдительными взглядами рогатых, наёмник протиснулся на свободу. Ему хотелось вдохнуть поглубже чистого морского воздуха, однако ветер был южным и удалось попробовать на вкус лишь запах сотен тысяч разумных существ да винные пары. Кельвин чувствовал себя вновь разрумянившимся юнцом, которого мимолётный взгляд девушки наполнял огромной силой и жаждой бравады.

– И всё же она особенная, – сказал он сам себе, – совершенно, совершенно особенная…

Висса успели похозяйничать на одеяле, расхватали недоеденные лакомства, выхлебали и разлили часть вина, хорошо хоть не обгадили всё вокруг. Не животные чай… На носу корабля появилась горбатая фигура. Она стояла возле основания бушприта, изливая на палубу морскую воду с плаща. Кельвин приблизился.

– Ну что, был в схроне?

Кивок.

– Какие-нибудь указания для нас с тобой?

Покачивание головой.

– Стало быть, всё остаётся в силе. – Человек огляделся украдкой. – Эскобар доставляет непозволительно много проблем, хотя должен был быть благодарен за то, что ему дали шанс вернуть долги. Это не дело. Я начинаю задумываться… ты и сам уже это понимаешь, верно, дрессировщик висса?

Два кивка.

– Так тому и быть. Просто держи в голове.

* * *

«Предвестник» вышел из аспанского порта на следующее же утро и поспешил дальше на запад. Через трое суток после отбытия города вин, когда побережье Балгабара вот-вот должно было остаться позади, уступив просторам океана Наг, небо на горизонте стало быстро темнеть. На четвёртый день прямо по утру капитан приказал позвать наверх корабельного метеомага, а если тот опять перепил, – обливать его морской водой, пока не протрезвеет. Спустя полчаса из трюма появился вейя.

Он походил бы на обыкновенного человеческого карлика, кабы не очень длинные заострённые уши, поросшие волосом, и видавшие виды, обшарпанные крылья мотылька за спиной. А ещё борода! Хотя сам нелюдь ростом не вышел, борода его была длиннее тела раза в четыре; в нескольких местах её перехватывали драгоценные кольца. На существе были выцветшие шаровары, тапки с загнутыми носами и чёрная мантия с воротником из клубившихся туч, в которых то и дело проскакивали крошечные молнии. Такое отличительное одеяние носили все волшебники, вышедшие из Академии Громовержцев, то бишь лучшие метеомаги.

Вейя не шёл, а парил над палубой, он казался очень старым, пропитым и сонным. Солнечный свет явно причинял нелюдю муку, ровно, как и все звуки вокруг, он не понимал, что ему кричал Эскобар. Неровный полёт подвёл метеомага слишком близко к Самшит, стоявшей у правого борта, и вейя чуть не упал на палубу. Коротышка тут же отлетел в сторону испуганный, продравший глаза, с дрожащими ручонками.

– Стоите тут… – квакнул он, – астральную пустоту создаёте!

Верховная мать жестоко усмехнулась, – следуя заповедям Элрога, она не жаловала волшебников любого толка.

– Лети сюда, Хуанито! Сюда, быстрее!

– Ну чего тебе надо-то? – закряхтел вейя.

– Смотри! Можешь что-нибудь сделать?

Метеомаг подслеповато уставился на далёкие тучи, спрятал ладошки в подмышках, причмокнул толстыми губами.

– Могу! Могу посоветовать тебе скорее взять на юг или на север, вот что!

Эскобар с досадой сплюнул.

– А чего ты хотел от меня, ярыть?! Это хуракан, ярыть! Он уже в полной силе, бесится, крутится, я и отсюда слышу его голос! Чтобы задавить такого духа, нужно дюжины две с лишком опытных магов и прорва гурханы! Ну в самом деле! Я ведь не жду, что ты на этой лодочке захватишь плавучую сокровищницу, верно?

Капитану ничего не оставалось, кроме как направить корабль на юг, он избрал открытое для манёвра море и принялся долго огибать ненастье. Вся команда тем временем с тревогой следила за могучим ураганом, словно боясь, что ярость стихии бросится в погоню. Слава богам, что их опасения были тщетными.

Избежав великого ненастья, и убедившись, что бушующий дух погоды стих там, вдали, Эскобар начал разворачивать корабль спустя два дня.

– Беда в том, госпожа моя, – рассказывал Кельвин Сирли, – что ураган преградил нам дорогу к Близнецам. Это два острова, что находятся у южных берегов Лонтиля. Все прибрежные воды континента за Близнецами принадлежат эльфам, хорошие воды, безопасные. Однако, чтобы нам пройти по ним, нужно сначала посетить один из портов на Близнецах.

– Пограничная стража? – угадала Самшит.

– Так. В Близнецах корабли, идущие с востока, проходят полный досмотр, платят пошлины и получают магический артефакт, в котором записано кто мы такие, откуда, куда и зачем. Морская пропускная грамота. Без неё любой военный корабль дома Буревестника будет вправе потопить нас, не вступая в переговоры.

Эскобар, тревожно вглядываясь в горизонт, вёл шхуну на восточный северо-восток, он надеялся скорее увидеть на горизонте один из островов и постоянно высылал висса в небо, однако, вскоре над морем поднялся шквалистый восточный ветер. Он дул так сильно, что как бы моряки ни выставляли паруса, как бы ни выворачивали руль, «Предвестника» сносило на запад. Капитан приказал звать корабельного метеомага, но оказалось, что Хуанито напился вдрызг и лежал теперь у себя почти мёртвым. Проклятья разносились над палубой не меньше часа, после чего армадокиец утратил силы и передал штурвал рулевому. Восточный ветер не ослабевал до середины ночи.

На следующий день, дождавшись астрономического полдня, Эскобар взялся за секстант и морские карты. Он произвёл все вычисления, после чего приказал лить на Хуанито морскую воду.

– Мы здесь, – указал он, отойдя от гнева, – отнесены на юго-запад. Если возвращаться к Близнецам, придётся делать крюк, чтобы зайти с правильной стороны. Потеряем несколько суток.

– Продовольствие? – спросил Кельвин.

– Если не сможем пополнить запасы на Близнецах, немного урежу паёк, ничего, с голоду не передохнем.

– В таком случае удача на нашей стороне.

Однако наёмник даже не подозревал, насколько он ошибался.

Во втором обеденном часу[18] следующего дня висса подняли гвалт, – море за кормой вдруг стало исходить туман. Густые потоки распространялись по волнам как дым от пожара, закрывая часть горизонта. Странное зловонье достигло «Предвестника», дух гнилых водорослей, мёртвой рыбы, выброшенной на берег, плесени и затхлости. Поднялся ветер, который бил словно бы отовсюду, однако невзирая на его силу, туман оставался непоколебим. Когда же ветер стих, туман тоже пропал.

Он рассеялся без следа, оставив посреди открытого моря врата высотой в сто десять шагов[19] и шириной раза в полтора больше. Створки давили на созерцателей своей огромностью, древние на вид, выточенные из зеленоватого камня. Внизу их облепляли ракушки, кораллы, будто врата поднялись с морского дна после векового затопления. Во всю громадную величину их украшал барельеф, изображавший ни то осьминога, ни то солнце с восемью щупальцами вместо лучей и единственным оком посередине. Что бы это ни было, в душе каждого, кто обращал на врата свой взгляд, разливался холод; чувство осклизлого прикосновения заставляло вздрагивать мимовольно.

– Поглоти меня пучина… – Хуанито выбрался из своего пьяного забытья и из своей каюты, разбуженный возмущениями в Астрале. Увидев се явление, он почувствовал, как стиснули его сердце чьи-то холодные пальцы.

– Не смотрите! – возвысила голос Самшит. – Всякий, кто задержит взгляд на Солнце Глубин, потеряет свою душу! Смотрите вперёд!

Она вырвала моряков из бессилия, которое прежде не позволяло им ни отвернуться от врат, ни даже сомкнуть веки. Нескольких членов экипажа тут же стошнило, другие схватились за головы, поражённые сильной болью.

– Хуанито, что это такое?! – закричал капитан.

Метеомаг молчал, уголки его широкого рта были опущены, уши прижались к черепу.

– Хуанито?!

– Мне неизвестно ни о чём подобном.

– Отдать все паруса, курс северный! Хуанито, ветер!

– Он и так попутный, просто уводи нас отсюда поскорее, – отозвался маг, которого тоже разбила мигрень.

Все Огненные Змейки, бывшие уже подле своей госпожи, опустились на колени, запрокинули головы, раскинули руки. Среди них Верховная мать читала громко молитву богу-дракону. Её голос разлетался над морем как вызов всему злому и губительному, а команда «Предвестника» быстро отходила от дурноты. Молитва без сомнений помогала развеять хворь, многие принялись повторять слова на древнем языке, которого не знали.

Раздался громоподобный скрип – створки врат стали раскрываться и огромные массы воды хлынули в проход, где… Морякам было слишком страшно смотреть, только метеомаг видел распахнувшийся портал, из которого один за другим появлялись корабли. Галеон, два фрегата, две шхуны армадокийской постройки, и последним – громадный корабль-сокровищница Индальского царства. Борта всех кораблей конвоя имели грязно-серый, почти чёрный цвет, такие же паруса с огромными разводами плесени, и гальюнные фигуры в виде чёрных лебедей, раскинувших крылья; на плоском носу корабля-сокровищницы красовался резной барельеф, изображавший лебедя. На вершинах мачт реяли чёрные флаги.

– Внимание, экипаж! За кормой шесть пиратских кораблей! Это флотилия Солодора Сванна!

Послышались вопли ужаса.

– Не биться об палубу, медузы безмозглые, ярыть, не пропадём! Будет вам такой ветер, что мачту оторвёт!

Вейя воспарил и завис над флагом Речного королевства, он замахал ручонками, закрутился вокруг собственной оси, старые крылья, которые не держали его с юных лет, расправились, начала твориться магия. Паруса «Предвестника» и без того полные, стало распирать от ветра, снасти натянулись, застонали мачты, шхуна ускорилась.

Маленький нелюдь кружил вокруг вороньего гнезда, где засели испуганные висса и смотрел, как пиратские корабли создавали охранное построение. Галеон шёл во главе, за ним на почтительном расстоянии ползла сокровищница, фрегаты прикрывали громадину с бортов и держались чуть позади, а быстроходные шхуны наверняка служили разведчиками…

– Ярыть! – Хуанито слетел вниз, к штурвалу. – Они нас заметили, Эскобар! Один фрегат и одна шхуна сменили курс и теперь идут следом!

– У нас есть разрыв, сохраним его до эльфийских вод… Почему мы замедлились? Почему паруса обвисают?!

Вейя посмотрел наверх, скрипнул зубами:

– Сыны портовых каракатиц воруют мой ветер!

Он вернулся к флагу и вновь принялся творить погодные чары, отнял ветряных духов, бросил их в паруса «Предвестника», и сам полез к преследователям. На каждом из их кораблей были свои волшебники, на шхуне – один, а на фрегате целых два. При этом Хуанито чувствовал, что ведёт борьбу только с двумя волшебниками из трёх. Короткие пальчики метеомага плели узоры чар быстро и ловко, он отбивал чужие выпады, посылал врагам встречный ветер, ловко закручивал вихри, волновавшие море. Меньше чем за полчаса ясные небеса заволокло хмурыми тучами, над морем то и дело шёл снег, сменявшийся ливнем, переходившим в град и обратно, поднимался и опадал туман. Враги пытались подвести под непогоду «Предвестник», но очень скоро вейя убедился, что даже вдвоём они не могли противостоять ему, мастеру, в искусности! Зато быстро призывали новый попутный ветер, после того, как он воровал у них предыдущий.

– А вот так не хотите ли?

Чародей создал миниатюрный грозовой фронт и послал его на пиратов, которые как ни пытались, не смогли ни подчинить тучи, ни развеять. Те вспучились и громыхнули, исторгнув на фрегат небесное пламя. Тут-то и очнулся третий волшебник, – молнии врезались в мощный защитный барьер, и вся их сила пропала втуне. На том, однако, схватка прекратилась, враги смирились со своей никчёмностью против мага, воспитанного в Академии Громовержцев. Вместо волшебных слов в дело вступили простые слова, – с пиратских кораблей поднялись висса.

Их было больше дюжины, летучие ящеры настигли «Предвестника» и кружили над ним некоторое время, выкрикивая что-то нечленораздельное, пока один пиратский гонец не зашёл с кормы и не уселся там прямо на кормовой фонарь.

– Именем Двухголового Дектро, – прокричал висса, – и Короля Пиратов Солодора Бессмертного, приказываю лечь в дрейф!

– Кто-нибудь, пристрелите этого мерзавца! – крикнул Эскобар.

– Ложись в дрейф, бурдюк с дерьмом, иначе, когда мы возьмём вас на абордаж, твои кишки обмотают вокруг бушприта и швырнут тебя в море! У вас четверть часа на раздумья, после чего мы сами придём! Вы обречены, твари, обречены!

Гонец улетел прочь, злобно хохоча и выкрикивая «Обречены!», прежде чем кто-либо успел прицелиться, остальные висса тоже убрались назад.

– Пустые угрозы! – воскликнул капитан, стараясь подбодрить самого себя и потому, что не имел права показывать страх экипажу. – Даже их шхуна не может нас догнать, что уж говорить о фрегате! Ветер не изменит нам, Хуанито?

– Не изменит, – ответил метеомаг, спускаясь к штурвалу.

Там же стояли Кельвин Сирли и окончившая молитву Самшит. Близость Верховной матери заставляла вейю волноваться, ибо её духовный фон нарушал ток астральной энергии.

– Ворота исчезли, – сказал Хуанито, – как только корабли прошли, створки закрылись и растворились в тумане. Надеюсь никто не думает, что сдача возможна? А, Эскобар?

– Побойся гнева богов, брат!

– Не брат ты мне, ламантин трусливый, – огрызнулся вейя. – Хотя, кто бы тебя обвинил, когда такое несчастье настигло нас посреди ничего… Солодор Сванн, будь он проклят! А я ведь знал его!

Ко времени нынешнему все в юго-восточных морях знали Солодора Сванна, хотя не все – лично, как Хуанито. Над человеком, который почти две декады тому назвался королём пиратов, тогда посмеялись, но теперь в храмах всех богов звучали мольбы защитить от этой напасти, от этого демона во плоти. Жестокость, с которой Солодор Бессмертный вершил расправу, стала легендарной.

– Полагаю, все мы понимаем, что произошло? – спросил Кельвин Сирли. – Нам всем доводилось слышать о том, как малые флотилии Сванна уходили от преследования больших флотов, как они исчезали туманными ночами и появлялись там, где их никто не ждал. Неуловимые. Мы с вами волею судеб стали свидетелями того, что не вправе были видеть наши глаза. Мы не знаем, как Сванн делаем это, но даже то, что мы видели само по себе обязывает его убить нас. Потому пираты не отстанут и никого не пощадят, если мы сдадимся. Выход один, – бежать к эльфам, бежать так, будто за нами гонятся все демоны всех сопредельных миров.

– Что недалеко от истины, – проворчал Хуанито. – Я не дам им нас догнать, однако пираты уверены, что смогут. Это тревожит. До коричневых порток тревожит.

– Время скоро истечёт, – сказала Самшит, – и тогда мы увидим, какую каверзу уготовал нам Клуату. Крепитесь, дети мои.

Эскобар поморщился от этих слов, он не был элрогианином, хотя скоро мог им стать, – молодая жрица за время плавания обратила в эту веру почти весь экипаж, и людей, и нелюдей. Страх перед белым орком заставлял их жаждать её светлого заступничества… да и что греха таить, молитвы этой смазливой сучки имели некую силу. Так или иначе, чтобы сохранять власть над командой, ему придётся сменить веру.

Время на раздумья истекло, все замерли в пугающем предчувствии. Отдалившись от жрицы, Хуанито сотворил из атмосферной влаги несколько линз, с помощью которых приблизил изображение преследователей.

– Что-то началось! – крикнул он своим тонким голоском. – Они… они бросаются в воду!

– Что? Ты не до конца протрезвел?!

– Я разражу тебя молнией, Эскобар! Они бросаются за борт! Пираты! Просто прыгают в воду и… ярыть, они не всплывают!

Первой всё поняла Самшит.

– Н’фирия! Нтанда! Готовитесь к бою! Капитан, все ваши люди должны вооружиться, скоро чудовища полезут из воды!

– О чём вы…

– Это Погружённые! – нагнал мысль нанимательницы Кельвин Сирли. – К оружию! – Все к оружию! Госпожа моя, вам лучше спуститься в трюм, а вот ваши воины сейчас очень нужны наверху!

Самшит метнулась к лестнице в трюм, но через минуту вернулась, неся с собой освобождённый от парусины Доргонмаур. Тяжёлое копьё холодило ладони, кристаллическое лезвие тускло блестело.

– Я встречу их здесь вместе со всеми и не в вашей власти упредить меня от этого, Кельвин! Сражаться со злом – это то, ради чего я живу!

– Напомню, что вы должны слушаться своего гида! – воскликнул мужчина. – Таков был наш уговор!

– Можете расторгнуть его после, но я не стану прятаться! Вы все! – Жрица возвысила голос, чтобы каждый, охваченный ужасом матрос мог её услышать. – Слушайте меня, дети! Зло властвует в бездне вод, над которой все вы ходите! Ваши руки говорят вам, что не смогут удержать оружие, ваши ноги говорят вам, что не смогут удержать вас самих, но слушайте только мой голос, – голос, который говорит вам, что вы сильные! Что на вашей стороне свет и жар Элрога! Держите пламя в своих сердцах и пусть каждый знает, что сегодня смоет с себя всю грязь прожитых лет, всякое малодушие, всякую нечестивость! Сегодня вы будете биться не за свою жизнь, как умеет всякий зверь неразумный, а за бога! Все вы избранные, и все вы любимые, и все встанете рядом с Ним, во славе и величии Его! Я люблю вас и умру за вас, потому что вы достойны этого, мои великие герои!

Слушавшие её изменялись на глазах, их спины становились прямее, оставляла члены дрожь, лица заострялись и выражали мрачную решимость вместо ужаса. Кельвин прожил немало лет, таких насыщенных, что и трём авантюристам хватило бы. Он повидал полководцев, жрецов, законников, правителей и всех иных, что владели речью как оружием, но такого… Эти моряки насадили бы Эскобара на тесаки, попытайся он что-то подобное произнести, они бросились бы на Кельвина и Маргу, ища быстрой смерти, но стоило ей воззвать к их циничным душонкам, как кучка отребья стала боевым братством. Порой мужчине просто нужна женщина, которая в него верит, чтобы воспрянуть из убожества.

– Необыкновенная, – подумал Кельвин вслух.

Тяжёлая рука сжала его плечо, белый орк был рядом. Он склонил голову и ударил тайахой о палубу. Погружённые догнали корабль, – понял наёмник. Всех повело вправо, потому что «Предвестник» вдруг резко стал забирать левее. Закричал рулевой:

– Капитан, руль заклинен!

Самшит стояла у передней мачты, сжимая Доргонмаур, подле неё собрались Огненные Змейки в полном боевом облачении, с луками в руках; там же были Пламерожденные. А вокруг них ощетинилась металлом толпа моряков.

Кельвин Сирли украдкой сдвинул повязку на лоб и поднял веко. В его правой глазнице сидел бронзовый глаз со зрачком, мерцавшим бирюзовыми отблесками. Тот протез, наёмник получил давным-давно от своей боевой подруги, – великой чародейки-мастерицы артефактов. Глаз, который мог видеть ровно на одну секунду вперёд.

Маргу скинул плащ из акульих шкур, остался в коротких штанах скатовой кожи и просоленной жилетке на голое тело. Прямо меж лопаток из спины белого орка рос острый плавник, лицо, изуродованное акульей пастью, казалось безжизненным, тёмные глаза поглощали свет, вместо носа – две вертикальные щели, вместо ушей – две дыры. Нефритовый наконечник тайахи ядовито светился.

На долгие мгновения всё замерло, корабль совершал поворот, который вскоре должен был замкнуться правильным кругом; команда изготовилась к бою, метеомаг парил на уровне рей, пистолеты и мушкеты были заряжены… и тогда Погружённые наконец-то полезли из воды.

Их бледная чешуя блестела от влаги, когти цеплялись за обшивку «Предвестника», топорщились перепончатые гребни на головах. При виде чудовищ, перелезавших через фальшборт с саблями и кинжалами, моряки издавали первобытные вопли ярости, пробуждая в сердцах храбрость. Истекавшие морской водой Погружённые отвечали булькавшими звуками, от которых раздувались алые жабры на их шеях. Началось.

Первыми устремились в атаку наёмники Безумной Галантереи, огромный орк раскручивал над головой тайаху пока не вскрыл одному из рыболюдей череп, после чего безмолвно ввалился в самую гущу тел. Кельвин с мечами в каждой руке тоже совершил самоубийственный шаг, – один, без помощи и прикрытия, он стрижом запорхал меж врагов, взрезая их животы, рубя руки и сухожилья, разминаясь со смертью на расстоянии толщины волоска.

– Ни единого промаха! – приказала Нтанда.

Огненные Змейки спустили тетивы и длинные тяжёлые стрелы наполнили воздух свистом. Каждая находила цель, а когда эмберитовые наконечники оказывались внутри тел, происходил взрыв и отродья бездны превращались в ошмётки. Звенела сталь, предсмертные крики и стоны раненных перемешивались с бульканьем, трещала плоть и хрустела кость, холодная и тёплая кровь щедро орошали доски палубы, бешено отбивался, прижатый ко второй мачте Эскобар.

Рядом с моряками бились и Пламерожденные; один из них всегда должен был оставаться при Верховной матери, зато двух других Самшит отпустила в бой и рогатые башни из бронзы тяжело ступали среди мечущихся тел, сыпали ударами, от которых лопались головы. Им не нужно было иное оружие, только собственные кулаки, обитые металлом; с удалью неимоверной телохранители рвали Погружённых на куски, ломали их тела, вырывали хребты, а порой сжимали в объятьях, отчего те рассыпались пеплом. Кристаллы в телах Пламерожденных горели ярко, они втроём могли бы закончить этот бой в единый миг, но тогда и экипаж, и сама шхуна превратились бы в плавучий погребальный костёр.

Надо всеми летал Хуанито, который непрестанно сыпал проклятьями из-за творившейся внизу неразберихи: моряки и Погружённые перемешались на тесной палубе, бой кипел повсюду от носа до кормы, через борта то и дело переваливались новые враги, а он никак не мог применить Искусство, боясь задеть своих. Наконец метеомаг сплёл в небе небольшую чёрную тучу, и та громогласно исторгла молнии прямо в воду. С восторгом волшебник видел, как всплывали на поверхность трупы чешуйчатых тварей.

– Так вам ярыть…

Острая боль пронзила спину Хуанито, – сильный толчок, мир перевернулся несколько раз, а когда он вновь понял, где верх, а где низ, успел заметить лишь крылатый штрих, уносившийся прочь со смехом. Висса-пираты заполнили небо, их стало больше с прошлого раза и теперь среди мельтешивших летунов парила фигура крупнее, человек в мантии, сжимавший руке посох. Он стоял на конце извивистого смерча.

«Сдавайся, – услышал вейя в своей голове, – они обречены сдохнуть, но ты можешь жить! Нам всегда нужны сильные маги. Сдавайся и сбереги свою жизнь!»

От такой наглости Хуанито пришёл в ярость.

– Кабы мне было не погадить на мою жизнь, я не хлебал бы дешёвое пойло бочками и не плавал бы с этим человеческим огрызком, вместо того, чтобы служить на королевском флоте! – взорвался крылатый карлик. – Кто неумело летает, – тот падает, дылда!

В небесах зазвучал визгливый смех вейи, взвывшие ветра заколыхали его седые волосы, бороду, воздух наполнился запахом грозы, а шаровые молнии заплясали вокруг коротких пальчиков. Пиратский чародей тоже поднял посох и над «Предвестником» загремел гром.

Внизу же битва была в разгаре. Белый орк успел сломать свою тайаху, и теперь в каждой его руке плясало по узкому ножу. Их лезвия вспарывали чешую Погружённых как ситец, отделяли мышцы от костей, выпускали на свободу потроха, секли нервы и сухожилия. Удары орка обладали страшной мощью, а сабли и короткие копья врагов оставляли на его шкуре только кровоточившие отметины, но никак не могли пробиться к самой плоти. Нелюдь срубал головы, сбивал с ног, ломал и терзал пастью, – искалеченные тела валились на скользкие доски с зиявшими рваными ранами, лишь чтобы орк переступал через них, тут же позабыв.

Правый глаз Кельвина видел то, что левый мог увидеть лишь секундой позже. Разница была ничтожной, однако ушли годы, чтобы превратить это крохотное преимущество в оружие победы. Он всегда видел, откуда придёт следующий удар, враги за ним не поспевали, клинки не дотягивались. Два коротких меча описывали совершенные дуги, отнимая одну жизнь за другой. Однако даже в самом пылу битвы, когда связки и сухожилья горели, мышцы разрывала боль от слишком быстрых движений, наёмник не забывал следить за нанимателем. Длинное копьё служило ему знаком, что Самшит за спинами опытных воительниц.

Погружённых удалось прижать обратно к фальшбортам, их заметно поубавилось, призрачная победа словно вот-вот могла упасть теплокровным в руки! Так казалось пока за чешуйчатыми спинами тварей не появились фигуры вдвое выше и шире. Они медленно взбирались на «Предвестника», одна, две, пять, семь. Каждый из гигантов был не похож на остальных, по-своему ужасен: тот, что имел голову рыбы-молота сжимал в могучих руках секиру на длинном древке; из плеч другого вместо рук росли длинные мурены; третий, прозрачный как медуза, выбросил щупальца и одним касанием убил трёх матросов; всякий следующий гигант был ужаснее предыдущего.

Маргу немедля напал на молотоглава, вонзив ножи тому в грудь и вцепившись зубами в горло, два огромных тела покатились по палубе, давя всякого, не успевшего бежать. Сирли метнулся к муренам и закрутился между ними, полосуя мерзкие зубастые морды. К моменту, когда наёмник смог вонзить клинок в мозг врагу, направив его сквозь нижнюю челюсть и нёбо точным ударом, баланс сил изменился. Новые чудовища заставили команду дрогнуть и только на воителях Ур-Лагаша теперь держался «Предвестник».

Пламерожденные вступили в отчаянную схватку, Огненные Змейки расстреляли все чудесные стрелы и взялись за копья со щитами, а Самшит была среди них. Отвергая мольбы поберечь себя, она оказалась против громадной твари, походившей на глубинного удильщика. Чудовище попыталось нанизать деву на трезубец, но Н’фирия перехватила смертельное оружие, а Самшит ударила монстра Доргонмауром в живот. Тот на глазах распался морской пеной.

– Именем Элрога Пылающего, – загремела жрица, наступая на Погружённых, – изгоняю вас в пучину морскую, где место вам, проклятым на вечное гниение! Во мрак! Во хлад! Во забвение! И да прибудете там во веки веков, отродья Клуату!

Её глаза наполнились внутренним огнём, искренняя ярость раскаляла воздух вокруг Верховной матери и даже чёрное копьё потеплело. В снулых рыбьих глазах Погружённых зародился страх, они пятились от волнистого лезвия, от копья, от тонкой, измождённой плаванием женщины, которая его держала, от почти истаявшей пены морской под ногами той женщины. Погружённые, как малые, так и громадные, падали за борт, оставляя корабль в покое. На несколько мгновений возникла тишина; выжившие, измученные и раненные, замерли среди мёртвых, забыв об усталости и страхе.

– Славьте господа, – выдохнула Самшит, – славьте спасителя…

– Рано! – С небес упал Хуанито, весь растрёпанный и мокрый, он только что расправился с врагом там, на высоте, измотался так, что даже парить не мог, шлёпнулся на окровавленную палубу, чуть не убившись. – Смотрите!

Пока маленький вейя летел вниз, он успел заметить то, на что охваченные лихорадкой боя не обратили внимания, – пиратские корабли нагнали кружившийся «Предвестник». Они поймали момент в его замкнутом движении, чтобы оказаться с обоих бортов единовременно; теперь слева шёл грозный фрегат, а справа – торопливая шхуна. Орудийные порты кораблей были распахнуты, наружу торчали пушки.

– Госпожа! – Н’фирия повалила Самшит и накрыла собой.

Многие везучие тоже успели лечь среди трупов, а те, кто не успел, превратились в кровавое воспоминание о самих себе, когда грянул картечный залп.

* * *

Андрес де Га, командовавший «Скверной молитвой», улыбнулся, вдыхая пороховой дым и приказал заряжать ядра.

– Капитан, – крикнул старший помощник, – они вернулись!

Через левый борт переваливалась абордажная команда, Андрес пересчитал их и удивился тому, как сильно проредили экипаж на этой утлой лодчонке! Плохо. А ведь когда дело стало затягиваться он даже Пучинных послал в бой, однако и их полегло больше половины. Очень плохо. Капитан Дектро спросит у него: «Андрес, почему ты не бережёшь моих людей? Андрес, может мне протащить тебя под килем? После третьего раза ты, возможно, образумишься». Кожа и мышцы, что де Га стёр о донные ракушки во второй раз, только успели отрасти, и после третьего он потеряет право командовать кораблём, а вместе с ним, может быть, и жизнь. И откуда только взялась эта скорлупка посреди открытого моря в самое ненужное время?!

– Где мастер квартердека? – крикнул капитан с юта.

Один из абордажников хлебнул поднесённой пресной воды и рыбье обличие стекло с него, оставив на палубе раненного человека.

– Убит, сеньор капитан!

– Как?!

– На корабле белый орк, сеньор капитан! Тот самый! И какие-то великаны и… и… там женщина с копьём…

– Что ты несёшь, тварь?!

Андрес де Га посмотрел на вражеское судно, пороховой дым уже рассеялся, стал виден изуродованный борт, иссечённые тела, кое-где робко занялся пожар. Ещё один залп и шхуна отправится к Глубинному Владыке… но что это? Среди обломков, среди трупов, выжившие стояли на коленях, словно в мольбе. Молили они не о пощаде, – руки моряков были обращены к тонкой фигурке, опиравшейся на копьё, к фигурке, чью голову окутывало пламя. Женщина подняла длинное оружие над собой, и пират содрогнулся. То тёмное и страшное, что жило внутри де Га, то, что он принял, став служить Солодору Сванну, из чего черпал силу и что вскармливал кровью убиенных, тонко закричало в страхе. Ему стало так дурно, такая слабость парализовала тело, что капитан никак не мог отдать приказ канонирам. А даже если бы и смог, то разбитые немощью пираты не исполнили бы его. Испуганные глаза Андреса неотрывно следили за копьём, которое светлело.

* * *

Доргонмаур в руках Самшит сбрасывал тысячелетнюю черноту, хлопьями и мутной коркой опадавшую с древка, с бронзового дракона, с потускневшего кристаллического лезвия. Глаза Верховной матери пылали плазменным светом и копьё перенимало его, ослепительно яркое, вымарывавшее все иные цвета, сияющее, ослепительное, горячее как драконье пламя!

– Lenmegen n’dehy olavit mahaff! – провозгласила жрица, направляя оружие Сароса Грогана против «Скверной молитвы». – Latum!

Доргонмаур выпорхнул из ладони и на мгновение повис в воздухе как пёрышко, не знающее, куда направить свой беспечный полёт… а затем превратился в луч раскалённого света, прошивший пирата насквозь и устремившийся к горизонту. На несколько мгновений мир побелел, наступила тишина; спокойствие и тепло окутало всё и вся.

Когда глаза выживших вновь стали зрячими, они смогли увидеть пиратскую шхуну, на всех парусах бежавшую прочь; останки погибшего фрегата; Верховную мать Самшит, лежавшую в окружении свиты без сознания. Чёрное копьё Доргонмаур было рядом с ней и уже почти остыло.

Загрузка...