Вышитое солнце тускло сияло над головой в свете масляной лампы. В углах шатра собралась тьма, словно надвигаясь со всех сторон на нас пятерых.
Шазад, Хала, Жинь, Ахмед и я. Прежде было бы больше… будь жив Бахи, не будь Далила ранена – за ней сейчас ухаживала моя новообретённая тётушка – и не стань предателем Махди, запертый под охраной. Имин с общего согласия дали отдохнуть ночку от дел восстания – всё-таки новобрачная.
– Надо было убить его на месте! – пробурчала Хала, глядя в сторону, но я понимала, что это сказано в мой адрес. – Жаль, меня там не было.
– Можно подумать, тебя спросили бы, – хмыкнула я, не в силах забыть ужаса в глазах Махди, когда он прижимал к себе дрожащую Далилу. Пытался меня уговорить спасти Саиду: умолять не позволяла гордость. – Хочешь сказать, тебе самой не пришло бы такое в голову, умирай там в шатре Имин?
– Нет, никогда. – В голосе Халы прорезался угрожающий рык – как всегда, если речь заходила о её сестре. – Хотя Имин запросто могла там оказаться, как и мы с тобой или близнецы. Мы все каждый день рискуем жизнью – ради таких себялюбцев, как он… и вот как они нам отплачивают! Мне это известно лучше, чем кому-либо.
– Любовь делает людей эгоистами, – вздохнул Жинь так тихо, будто не хотел, чтобы я слышала.
Кровь бросилась мне в голову, но, прежде чем я успела отпустить колкость, Хала вновь заговорила:
– Вот это тоже во имя любви? – Она подняла к свету лампы левую руку, на которой не хватало двух пальцев. – Разве что любви к деньгам! С какой это стати мы должны решать, кого казнить, а кого миловать, по одному настроению Амани?
– Хала, перестань, – буркнула Шазад.
Но золотокожая её не слушала:
– Тебе прекрасно удаётся создавать для нас угрозу! Сегодня пощадила подонка Махди, а тогда… С чего ты вдруг решила, что жизнь твоего брата ценнее всех остальных здесь в пустыне? Какой город завтра превратится в груду обугленных развалин? Кто из нас обратится в пепел следом за Бахи? А может, и брата твоего выследят и поймают, и он будет умирать медленно и мучительно, хотя ты могла избавить его…
Вскипев, я кинулась на неё, словно пуля из револьвера, но не успела Хала наводнить моё сознание жуткими иллюзиями, как между нами встала Шазад.
– Хватит, говорю!
Она оттеснила меня, но я всё ещё рвалась вперёд, обмениваясь через её плечо горящими взглядами с Халой, и тут ощутила объятия знакомых рук. Жинь притянул меня к себе, бороться сразу же расхотелось. Тепло его груди разлилось по спине.
– Не надо, – тихонько шепнул он мне на ухо. От его дыхания щекотно зашевелились волоски на затылке, и захотелось обмякнуть, сдаться. – Ты же не хочешь в самом деле с ней драться, Амани.
– Пусти! – Пересилив себя, я оторвалась от желанной неги и стряхнула с себя его на миг ослабевшие руки. Тело горело от прикосновений, но демджи не так-то просто обжечь.
– У каждого из нас есть кто-то, ради кого мы готовы перевернуть мир, – вновь заговорила Шазад. Она глянула на Халу. – Но речь сейчас идёт не о любви или родной крови, а о предательстве. Махди совершил преступление против своих соратников и должен понести наказание!
Все повернулись к Ахмеду, который до сих пор не произнёс ни слова.
– Мой отец приказал бы его казнить, – наконец проговорил он.
– Как и твой брат, – хмыкнул Жинь у меня за спиной, на всякий случай отступая на шаг. Я знала это, даже не оборачиваясь.
– Тебе нужна месть, – кивнул Ахмед. – Око за око, да?
– Око, но, к счастью, не за око, – покачал головой Жинь. – Далила осталась жива, спасибо Амани.
Мятежный принц задумчиво побарабанил пальцами по расстеленной на столе карте.
– Правителю не пристало руководствоваться чувством мести.
У меня в ушах снова зазвучали слова Махди: «Ахмед слишком слаб, чтобы удержать в руках страну».
Жинь выступил вперёд:
– Наша сестра…
– Тебе она не сестра, – оборвал принц, сердито хлопнув ладонью по столу.
Все затихли. Никому ещё не приходилось слышать, чтобы Ахмед так резко разговаривал с братом. Даже Шазад отшатнулась, растерянно переводя взгляд с одного на другого, словно не знала, как их удержать от ссоры. Пускай у Далилы с Жинем и нет общей крови, как с Ахмедом по матери или как у Ахмеда с Жинем по отцу, но все они росли вместе. Жинь всегда звал её сестрой, а она считала обоих своими братьями. Ахмед связывал всех троих воедино.
– Поэтому, – продолжал он сурово, – решать не тебе, а мне!
Жинь сердито сжал челюсти.
– Отлично! Принимай решение, а я пока присмотрю за твоей сестрой. Мне уже приходилось – после смерти моей матери. Если ты забыл, это она спасла тебе жизнь, а потом умерла, пока ты строил из себя спасителя страны, которая её похитила и пыталась убить твою сестру!
– Все остальные свободны! – рявкнул Ахмед, не отрывая глаз от лица брата. – Нам надо поговорить наедине.
– Не о чем нам больше говорить! – Жинь резко откинул полог шатра, впуская прохладный ночной воздух. Свет лампы острым клином упал на песок снаружи. – Всё ясно.
И тут прогремел выстрел.
Казалось, весь мир вокруг застыл, и мы оцепенели, пытаясь понять, что происходит. Пуля засела в дереве посередине стола, едва миновав ладонь Ахмеда, а в крыше шатра, увенчанной золотым солнцем, появилась дыра.
Первой опомнилась Шазад. Дёрнув Ахмеда за рубашку, она опрокинула его на пол и толкнула под стол – буквально за мгновение до второго выстрела, за которым последовал ещё один. Жинь тут же повалил и меня. Удар об пол выбил дыхание из груди, и я вскрикнула от острой боли в плече, но не от попавшей пули, в огнестрельных ранах я разбиралась, просто так сильно придавил Жинь, прикрывая своим телом.
Выстрел за выстрелом продолжали рвать тонкую шёлковую ткань шатра.
«Саида!» Мысль ударила в голову словно пуля.
Таких совпадений не бывает, это ловушка! Девушку нарочно отпустили с Халой – как наживку. Отпустили, а затем проследили за ними до самого лагеря.
Снаружи послышались крики и новая стрельба. Пуля врезалась в пол совсем рядом с нами, подняв в воздух фонтанчик песка. Солдаты стреляли вслепую, но могли случайно и попасть.
Я мысленно потянулась к песку, но он ускользал от моей власти. К бедру прижималось что-то холодное – я изогнула шею, оглядываясь. Подол халата задрался, и железная пряжка ремня лежащего на мне Жиня вдавилась в обнажённую кожу, лишая меня способностей демджи. Услышав над головой новый удар пули в стол, мы оба тревожно зажмурились.
– Жинь… – выдавила я, морщась от боли в плече и всё ещё не в силах отдышаться после падения. – Пряжка!
Он понял сразу и чуть отодвинулся, убирая металл. Клокочущее бешенство, запертое у меня в груди, тут же с рёвом вырвалась наружу, устремляясь в окружающую пустыню и овладевая песком.
Я вызывала бурю.
Песчаные волны вздыбились, закручиваясь вихрями и набирая силу. Хлестали по шатру, разрывая его ткань в клочья, хоть я и старалась направить главный удар в стороны. Пустыня пришла в неистовство. Могучий порыв ветра подхватил шатёр и унёс прочь, как пушинку. Мутная бурлящая пелена застилала взор, стрельба прекратилась.
В лагере царил переполох. Замотав лица куфиями, мятежники суетились, собирая припасы и успокаивая лошадей. План бегства был составлен заранее, и каждый знал, что ему делать, но одно дело знать, и совсем другое – выполнять посреди ночи под огнём неприятеля.
Придя в себя и стараясь отдышаться, я поднялась на колени. Стреляли сверху – значит, солдаты засели на стенах каньона. Я вскинула руки, отправляя туда всю мощь песчаной бури, чтобы создать щит от ружейного обстрела. Тёмная воющая пелена раздалась в стороны, и я увидела первую жертву с развороченной пулей, окровавленной грудью. От страшного зрелища магическая власть едва не выскользнула у меня из пальцев.
Шазад уже стояла на ногах, отдавая распоряжения и по мере сил наводя порядок посреди бушующего урагана.
– Амани, бежим! – позвала она, перекрикивая рёв бури.
Я помотала головой:
– Мне надо вас прикрывать! Уводи людей!
– Без тебя не уйду!
Чёрные волосы Шазад выбились из-под куфии, и ветер трепал их, хлеща по лицу. За спиной у неё седлали коней, а кое-кто уже карабкался на спины гигантских руххов, которыми успели обернуться близнецы.
– Не жди меня! – крикнула я сердито. Хотелось заверить, что со мной ничего не случится, но обещания демджи – опасная штука. – Уводи всех! Уводи Ахмеда! Ты нужна им, а я нужна здесь!
Она на миг задумалась. Подруге не хотелось покидать меня, но воительница понимала, что я права. Без прикрытия поляжет пол-лагеря, а кроме моей песчаной завесы других способов у нас нет.
Быстро обернувшись, Шазад глянула на Ахмеда, который тоже метался, стараясь подавить общую панику, затем снова посмотрела на меня.
– Если что, я вернусь за тобой, имей в виду!
Она исчезла в песчаном мареве, а я, собрав все силы, взметнула бушующие волны песка ещё выше, полностью отгораживая уходящих мятежников от взгляда солдат наверху.
Не знаю, как долго мне удавалось поддерживать бурю. Руки уже тряслись и еле повиновались, в глазах темнело. Я лишь смутно осознавала, что происходит вокруг – как грузят припасы на лошадей и ведут их к выходу, как поднимаются в небо на могучих крыльях Изз и Мазз, уходя от выстрелов в воздух. Крики доносились словно издалека.
Зато пески заполняли всё моё сознание, я сама была частью бушующего урагана, готовая рассыпаться в прах и унестись с ветром. Руки уже двигались словно сами по себе, песчаные вихри, оставив врага, устремлялись назад ко мне и хлестали по волосам и лицу. Пора было дать пустыне свободу – или стать ею навсегда.
С невероятным усилием я поднялась на ноги. Колени тут же подломились, но знакомая рука, обхватившая талию, не дала мне упасть.
– Держу тебя! – крикнул Жинь в ухо. – Отпускай бурю, давай!
В другой руке у него был повод коня, который пятился и взбрыкивал, оказавшись в плену бури.
– Откуда… почему ты здесь? – с трудом выдохнула я. – Шазад…
Голова кружилась от напряжения, песок уже едва слушался. Если его отпустить, засыплет и похоронит тех, кто не успел выбраться.
– Она всех вывела! – Жинь держал меня почти на весу, ноги подкашивались.
– А ты?
– Ещё не хватало бросить тебя здесь!
Уверенный голос звучал в ушах, крепкое тело прижималось к моему, защищая и поддерживая. Подтянув коня ближе, Жинь закинул меня в седло, а потом запрыгнул сам. Вблизи раздался ружейный выстрел.
– Амани, отпускай! Я с тобой, верь мне.
И я послушалась.