«Курлык».
Ага, ага. Щаз встану…
«Курлык, курлык»
Да кто тут раскудахтался так, чтобы…
– А-ааа! – воплю я спросонья, подскакивая и осознавая, где нахожусь.
– Фр-ррр, – рычит и фырчит Чудо и тоже приподнимается на лапы.
Солнце палит вовсю – день уже яркий, это сколько же я проспала? – а дракоша радостно перетаптывается и курлыкает, норовя подставить свои наросты на лбу под мою ладонь.
Он что…
– Выздоровел! – воплю от радости и вешаюсь на драконью шею. Тискаю. Ну, насколько можно тискать ящера величиной с домик такой. А потом отбегаю чуть и осматриваю взволнованно.
Реально выздоровел!
Курлычет, тянется, крыльями похлопывает, морда радостная, а чешуя будто еще ярче горит!
– Чудовищко мое! – хлопаю в ладоши. – Ты совсем как новенький!
Сообщает мне что-то на своем, ящурном, и взмывает в небо. Парит, извиваясь и демонстрируя, какой он хорошенький и пригоженький.
– Ты восхитительный! Очень – преочень! Красавчик мой, умничка, самый замечательный и здоровый дракончик на свете!
Самый замечательный дракончик на свете делает еще несколько кругов возле башни, ревет громкое и… улетает с реактивной скоростью.
Так.
Радость слегка уменьшается.
А ему можно вот так сразу летать? И вообще… Не могу сообразить – без всадника он это делает обычно? Только один случай помню, когда я случайно на него приземлилась, в крепости…
Может ему опять плохо – только по-другому? Или у него мозги повредились от болезни? Или преданность всаднику отвалилась? Еще в самый мой первый день герцог что-то говорил про "отвязать дракона"… Это не оно?
Впрочем, я сейчас ничего не сделаю. И не пойму. Сама же говорила – только бы живой. Вот он и выжил. А об остальном я Вселенную не просила. Не рискую уже лишнее просить. И вообще, Чудо и прежде был волен летать сам, куда хочется. А то, что не пользовался этим правом – так я причем? Т
ем более, что Его Светлости и так есть за что меня прибить.
Не только за то, что дракона потеряла.
Мимо герцогской спальни пробираюсь на цыпочках, постоянно прислушиваясь, вдруг выскочит? Коридоры и лестницы в этой части твердыни устроены по-идиотски, как эскалаторы в некоторых торговых центрах. Чтобы спуститься на два этажа, сначала надо на один спуститься и мимо всех бутиков пробежать ради следующего эскалатора…
Вот и мне приходится мимо его спальни всегда ходить, по дороге от дракоши на кухню.
Но в покоях тишина. Надеюсь не мертвая. А я юркаю в свои – дальше по коридору.
Прежде всего снимаю всем подряд испачканную одежду, еще и порванную, и привожу себя в порядок. Купальный закуток я оборудовала на нижнем этаже, наверх ведер не натаскаешься. Мужику может и таскала бы, ну, по приказу. Наполнить какое-нибудь корыто, как я в фильмах видела. Только он не приказывал и корыта я у него не видела.
При этом, кстати, не вонял. Будто был приучен гигиену соблюдать.
Я тоже приучена.
Но грею воду и моюсь возле кухни. А в комнате держу достаточно воды только чтобы попить, почистить угольным порошком зубы, умыться и обтереться чистой тряпочкой. Лицо ополаскиваю настоянным травяным раствором. И чуть-чуть смазываю разбавленным растительным маслом. Ничего похожего на крема я не обнаружила и очень страдала от этого. Хоть мыло, похожее на хозяйственное, нашла – строгала его и превращала в почти жидкое. А так с косметикой было полное средневековье.
Как и с бельем.
Носками и удобной обувью.
Привычной одеждой…
Вздыхаю и надеваю уже почти привычную, которую я по всем сундукам собирала в количестве нескольких экземпляров, отстирывала и выглаживала на допотопном утюге с углями. Белую длинную рубаху с полупрозрачными рукавами, допотопные шитые чулки, которые держатся выше колена специальной шнуровкой, платье-сарафан темного цвета с вышивкой по подолу и вороту. Вряд ли это одежда служанок, но меня ни разу не поправили – так и я не стеснялась.
Гребнем расчесываю волосы и скрепляю их лентой.
– И все таки хороша, – улыбаюсь, глядя на себя в роскошное огромное зеркало, которое я волокла аж с нижнего этажа.
Кожа, несмотря на отсутствие ухода, светлая и нежная, только на руках огрубела, но над изобретением перчаток я работаю.
Лицо светится молодостью, глаза и волосы блестят, фигура подтянулась. Предыдущая я не заморачивалась зарядкой, да и не принято здесь скакать, наверное. Но благодаря йоге и упражнениям на пресс, которые я каждое утро теперь делала, а еще постоянной беготне и движению, чуть раздавшиеся бога и мягкий животик обрели более привычную мне форму, а руки налились силой.
Убеждаю себя, в зеркале, что все будет хорошо, и направляюсь на кухню.
Время здесь можно определить только по паре солнечных часов, которые показывают больше полудня.
Не удивительно, что я зверски голодна.
Удивительно, что так спокойна после всего произошедшего. Ну как, спокойна…
Кроме продуктов из погреба прихватываю себе еще и винишка. Это может мой последний обед в твердыне, если вдруг мужик решит, что я вела себя совсем неподобающе вчера. Или дракон не вернется. Или еще какая-нибудь фигня произойдет.
Мир здесь такой. Постоянно что-то нехорошее происходит.
Так пусть я хотя бы буду сытой и веселой при этом.
Ставлю на огонь котелок с водой и, тихонько напевая и выпивая, крошу туда уже поднадоевшее просоленное мясо, клубни всякие, горстку зерен, которые, развариваясь, вполне себе в кашу превращаются.
Делаю еще глоточек…
– Как ты в таком зрелом возрасте, да еще и в крепости Освинов девственницей осталась?
Вопрос от внезапно подкравшегося герцога заставляет меня резко развернуться и прыснуть жидкостью от испуга.
Так, с Освинами понятно – теперь хоть знаю, откуда прибыла. Но почему зрелая?! Мне на вид не больше двадцати. Почему девственница?! Он же не проверял, да и я как бы тоже не уверена…
И почему вообще вопрос такой задает, а?
– Еще и пьешь, – добавляет на мою мыслительную деятельность и молчание мужик со вздохом и смахивает красные капли со своего кожаного нагрудника.
Осторожно оставляю бокал, в котором и половины не выпито и думаю, что не мужику точно меня упрекать в алкоголизме.
Только думаю.
Сказать такое не посмею, конечно…
Это вчера у меня был, можно сказать, больной ребенок на руках. И материнский инстинкт позволял носиться по твердыне с требованиями. Всем орать и приказывать, даже Его Светлости. Но сегодняшнее осознание, что я вообще-то в подчиненном положении и приживалка, оно заставляет действовать осторожно.
А то, что мы вчера целовались и едва не того… Ерунда. Для него во всяком случае. Судя по происходящему со мной в этом мире здесь это частое явление. Да и уроки истории вспоминаются. Красивые девки как разменная монета и способ сбросить напряжение всяким важным воинам. Ну и инкубатор тоже. Даже в местных книгах, даже в полухудожественных, которые я читала, все герои были мужики, написаны они были от мужского лица и девицы если и мелькали там, то в качестве объекта восхищения – благородные и невинные. Как распутницы. Служанки. Или как скромные и холодные матери семейства.
Литература не врет. И гендерное превосходство мне не раз демонстрировали.
До меня доходит, что молчу я как-то слишком долго.
– Вино – от нервов, – вздыхаю. – А девственность мою обсуждать как-то неприлично…
Говорю так специально, конечно. Потому что как раз это очень уж хочется обсудить. Что-то не то с моей невинностью, инстинктивно понимаю. Точнее, очень даже то… Поэтому ему важно.
Мужик глотает наживку. Делает шаг ко мне, так чтобы прям нависнуть и подавить, и жестко обхватывает подбородок, заставляет на него смотреть. Выискивает в моих глазах что-то.
Попытку обмануть может.
Но я смотрю открыто. И открыто же изучаю его. В глазах – ни капельки дурмана. На лице – помятости. Будто не он вчера напился вусмерть и не он должен страдать жесточайшим похмельем. Хмурый. Как всегда. Но на этот раз в его хмурости – оттенок какой-то обреченности и отчаяния. Аж пожалеть хочется. Помочь…