– Вставай, сестричка, хватит спать! – Аини с разбегу запрыгнула на кровать и помахала какой-то бумажкой перед носом у старшей сестры. – Нальсаринский аукцион выставляет на торги новых танов! Ты же хотела поучаствовать в Играх?
Эсмиль сладко потянулась, с удовольствием вспоминая прошедшую ночь. С тех пор, как она отметила совершеннолетие и получила статус наследницы Дома Маренкеш, ее постель ни разу не пустовала. Самые лучшие наложники согревали ее по ночам, выполняя малейшие пожелания. Вот и в этот раз два антийских раба трудились несколько часов, раз за разом доводя до оргазма свою госпожу, причем не только с помощью того, чем их оснастила природа. Она отослала наложников почти на рассвете и забылась глубоким сном на смятой постели. До сих пор в расслабленных мышцах девушки ощущались отголоски пережитого наслаждения, а перед внутренним взором стояли мускулистые мужские тела, блестевшие то ли от пота, то ли от масла.
Слегка расфокусированный взгляд Эсмиль скользнул по взволнованному личику Аини. Та все еще не могла отдышаться от быстрого бега.
– Что ты кричишь? – лениво переспросила девушка, с трудом сосредоточившись на разговоре.
– Ты глухая? Или еще не проснулась? – Аини демонстративно надула губы. – Сегодня в аукционном доме Нальсарин пройдут еженедельные торги. Мы можем съездить и присмотреть парочку танов к будущим Тан-Траши! Вот официальное приглашение! – она снова помахала бумажкой.
Это была интересная новость. Достаточно интересная, чтобы наследница одного из богатейших родов Амарры прониклась любопытством. Взяв послание из рук сестры, Эсмиль убедилась, что это официальное приглашение на еженедельные торги от самого престижного аукционного дома в столице. На розовой гербовой бумаге со всеми необходимыми подписями и печатями находился список представленных лотов, и отдельной строкой действительно шли несколько танов, не поддающихся «привязке» мужчин. Обычно, это были военнопленные из северных королевств, ибо только они обладали настолько сильной волей, что ее не могли сломать жрицы Бенгет.
– Слушай, а тебе-то какой интерес? – поинтересовалась Эсмиль.
– Ты что-о! – девочка в изумлении уставилась на сестру – До Игр осталось всего пару месяцев! Я хочу, чтобы наш Дом занял первое место. Почему мы никогда не участвуем в Тан-Траши, а если участвуем, то вылетаем в первом же туре? Нам нужно купить пару диких, необузданных танов, лучше свеженьких, прямо с передовой. Видела, как они дерутся? Как сумасшедшие! Прямо зубами вырывают глотки врагам! – Аини от восхищения закатила глаза.
Старшая из сестер расхохоталась:
– Аини, успокойся. Если хочешь, мы поедем на торги, но я не уверена, что нам нужен "дикий, необузданный тан". Давай лучше купим парочку смирных красавцев для твоего будущего гарема. Или ты хочешь отдать невинность своему жениху?
– Ну, знаешь! – младшая сестренка с напускным негодованием швырнула подушкой в лицо Эсмиль.
Та лишь беззлобно улыбнулась:
– Не нервничай. Мама же обещала, что я выйду замуж первой, так что это мне нужно беспокоиться о женихах.
– Но уж точно не о невинности! – пропела Аини, носком ноги подцепляя с пола набедренную повязку, забытую кем-то из наложников.
– Ты права. С этим мелким недостатком давно покончено.
Эсмиль с ленивой грацией выскользнула из-под шелковых простыней, ничуть не смущаясь своего обнаженного тела. Иссиня-черные волосы блестящей волной упали на точеные плечи, окутав изящную фигуру до самых колен. Холеная, фарфоровая кожа настоящей аристократки словно сияла изнутри, утонченные черты лица, полная грудь, тонкая талия и длинные ноги делали девушку необычайно привлекательной, а пухлые влажные губы и порочный взгляд из-под густых ресниц завораживали не только рабов, но и свободных мужчин. Эсмиль осознавала свою красоту и, не стесняясь, использовала ее в собственных целях.
Пройдя по мягкому аразийскому ковру, в котором ее ноги утопали по щиколотку, она остановилась у высокого зеркала в тяжелой позолоченной раме и с видимым удовлетворением вгляделась в свое отражение. Изящные ладони скользнули вдоль талии, погладили плоский живот, тронули розовые соски. Эсмиль слегка приподняла свою грудь, точно взвешивая, распрямила плечи и повернулась к зеркалу боком. Потом встала к нему спиной, перекинула длинные волосы на грудь и оглянулась через плечо на свое отражение. Упругие ягодицы и грациозный изгиб спины заставили ее удовлетворенно хмыкнуть. Наследница Дома Маренкеш считалась первой красавицей Амарры, и этот титул она никому не собиралась уступать.
– Так что там с аукционом? – проворчала Аини, наблюдая за сестрой. – Мне собираться?
Эсмиль поймала в зеркале ее взгляд, блеснувший скрытой завистью. Младшая сестренка не могла похвастать такими же роскошными формами – возраст не позволял. В свои тринадцать с половиной Аини была обычным подростком, худощавым и угловатым, с острыми коленками и вечно скачущим настроением. Единственное, что составляло сейчас ее гордость – это такая же роскошная грива волос, как у старшей сестры.
– Тебе так хочется поучаствовать в Играх? – Эсмиль вскинула одну бровь, изучающе глядя на собеседницу.
– Конечно! А тебе разве нет? – Аини возбужденно подскочила на кровати. – Если мы выиграем, я смогу утереть нос этим глупым курицам из Дома Зинтар!
– Ого, да у тебя свои планы, – девушка со снисходительной улыбкой покачала головой. – Думаю, эти таны стоят бешеных денег. Ты уверена, что мама одобрит?
– Ну, Эсмиль, ну, пожалуйста! Не будь жадиной, ты же знаешь, мама вернется еще не скоро, если мы будем ждать ее разрешения, то не успеем к началу Игр. А я так хочу, чтобы в этот раз наш Дом стал первым! – Аини прижала ладошки к худенькой груди и уставилась на сестру таким умоляющим взглядом, что та не выдержала и рассмеялась.
Усевшись на кровать рядом с девочкой, Эсмиль сдалась.
– Ладно, уговорила. Хоть и не вижу смысла в этих Тан-Траши, но на аукцион с тобой съезжу. Тем более, уже давно подумываю о пополнении своего гарема. Кто знает, а вдруг мне приглянется какой-нибудь симпатичный антиец.
– Эсмиль! Я тебя люблю! – радостно взвизгнув, Аини повисла на шее у сестры. – Но зачем тебе еще наложники? У тебя их и так пятнадцать!
– Вырастешь – узнаешь! И вообще, у нашей матери гарем на двести пятьдесят мест. Так что и мне есть, куда расти.
– Ой, ну ты же не думаешь, что она использует их всех? – смутилась девочка. – Да там больше половины только для престижа.
– Вот и мне надо для престижа, – ответила Эсмиль поучающим тоном. – Как наследница Старшей Матери Дома Маренкеш, я должна заботиться о внешних атрибутах власти, а количество гаремных рабов подчеркивает силу женщины и ее умение управлять мужчинами.
Не успела Эсмиль отвернуться, как Аини выскочила за порог, не забыв при этом пнуть юного раба, стоявшего на коленях возле дверей. Бедняга всего лишь ждал, когда хозяйка покинет спальню.
Заметив поступок сестры, девушка скептично хмыкнула, а затем поманила мальчика пальцем. Лирт осторожно приблизился, подползая на коленях, ведь хозяйка не давала приказа встать.
– Тебе больно? – поинтересовалась она.
– Нет, ясновельможная госпожа, – ребенок смущенно опустил взгляд. Нельзя смотреть в глаза хозяйке – это первое правило, которое он выучил в этом доме.
– Хорошо, я не хочу, чтобы мою собственность портили. Поэтому запрещаю кому бы то ни было трогать тебя, понял? Если еще раз увижу, что моя сестра коснулась тебя хоть пальцем, ты будешь наказан.
– Да, госпожа…
– А сейчас приступай к своим обязанностям. Потом передашь главному ансару, что сегодня я хочу видеть в своей спальне того здорового мернейца, которого купила на прошлой неделе. Забыла, как я его назвала?..
– Урхан, госпожа.
– Да, кажется, Урхан… В прошлый раз он оказался более чем хорош, хотя ему еще не хватает сноровки. И пусть ансары приготовят место еще одному наложнику, сегодня я привезу новую игрушку.
Она вышла, оставив мальчишку стоять на коленях. В хаммаме ее терпеливо ждали несколько личных рабов, готовых служить своей госпоже: омыть ее тело, удалить лишние волосы, нанести макияж, уложить роскошные косы в причудливую прическу. Отдав себя в их умелые руки, девушка задумалась над словами сестры.
Знаменитые Амаррские Игры танов были не за горами.
Спустя пару часов шестеро мускулистых рабов опустили у входа в аукционный дом роскошный паланкин. Первой наружу выпорхнула Аини, за ней показалась Эсмиль. Старшая из девушек окинула беломраморный фасад взглядом царствующей королевы. К ней навстречу тут же метнулся управитель. Кланяясь и постоянно бормоча хвалебные оды, он взял плату за участие в торгах и сопроводил новоприбывших на законные места.
В торговом зале покупательницы уже рассаживались в широкие кресла, обитые малиновым бархатом. У ног своих хозяек на специальных ковриках устраивались сопровождавшие их мужья или сыновья. Рабам вход в зал был разрешен разве что в виде очередного лота.
В этот раз посетителей оказалось больше, чем обычно, поскольку в приглашении значилось, что прибыла очередная партия элитных рабов из лучшего питомника Амарры.
Места в первых рядах заняли близкие родственницы императрицы. Негромко переговариваясь, они обсуждали достоинства и недостатки выставленных на продажу рабов. Им, как особо привилегированным, было дозволено увидеть товар еще до начала аукциона. Сидевшие рядом с ними дамы чутко прислушивались, желая уловить каждое слово, ведь кроме скупой информации на официальном приглашении они больше ничего не знали.
Наконец, ведущая аукциона ударила в медный гонг, громким звуком привлекая к себе внимание присутствующих.
– Именем великой императрицы Амарры, прекрасноокой Ауфелерии, – произнесла она, после того как в зале воцарилась тишина, – объявляю очередные торги открытыми. Ясновельможные дамы, прошу вас соблюдать правила и порядок проведения аукциона. Все ваши покупки мы обязуемся доставить в кратчайшие сроки. Гарантия распространяется только на элитных рабов с сертификатом качества. Стоимость доставки входит в начальную цену раба. Если у вас возникнут затруднения, наши управители с удовольствием их решат.
В полумраке огромного зала, где ярко освещенной оставалась лишь сцена, Эсмиль и ее сестра уселись в широкие кресла с резными подлокотниками. Сопровождавшие их рабы отправились вместе с другими в специальный барак, где могли выпить воды и отдохнуть в холодке, ожидая окончания торгов.
Ведущая аукциона назвала номер первого лота, и на сцену вывели молодого раба. Совсем юный, лет семнадцать, не больше. Тоненький, будто тростинка, и смазливый, как девушка. Отсутствие кандалов говорило о смирном и послушном характере, а золотая цепь на шее, вместо железного ошейника, указывала на то, что этот раб является элитным. Таких, как он, с рождения выращивали в закрытых питомниках, где-то в глубокой провинции.
В доме Эсмиль уже было несколько подобных экземпляров, мать постаралась, чтобы у любимой дочери всегда царил порядок: главный управитель дома, а также ансары в ее маленьком гареме были из элитных питомников, и верность своей хозяйке текла у них в крови, вбитая туда годами обучения и тренировок. Поэтому девушка лишь недовольно сморщила носик, рассматривая это трепетное чудо на сцене. Тем более, ее привлекали мужчины совсем другого типа.
Какая-то пухлая дама, обмахивающая веером густо напудренное лицо, купила парня за четыреста скерциев, заплатив цену в четыре раза больше начальной. Бедняге тут же, при всех, поставили клеймо на правую руку специальной печатью, которую его новая хозяйка передала управителю.
Такие печати изготавливались из особого сплава и обрабатывались специальным раствором: при соприкосновении с кожей он действовал как кислота, выжигая на теле несмываемое клеймо. Правда, при перепродаже старое клеймо снимали вместе со слоем кожи, оставляя безобразный шрам. Цена невольника падала, его ступенька в иерархии рабов тоже, поэтому, проданные раз, элитники старались служить своим госпожам со всей преданностью. И очень часто именно благодаря им преумножалось богатство Дома, или хозяйка получала повышение по императорской службе.
Следующим лотом оказались два брата-близнеца, тоже из элитников. Набедренные повязки не скрывали ни хрупкого телосложения, ни отсутствия волосяного покрова, говоря о том, что этих мальчишек готовили в наложники. Длинные золотистые волосы легкими волнами ложились на худенькие плечи, делая братьев похожими на ангелочков, но в полускрытых за густыми ресницами глазах уже сверкал порочный огонь. Эти мальчишки прошли особое обучение и знали тысячу и один способ, как доставить удовольствие той, что их купит.
Этих забрали очень быстро после яростных торгов, взвинтивших цену в десять раз. Лоты назывались один за другим, на сцену выходили субтильные юноши с мечтательным взором, темнокожие мускулистые парни, мужчины постарше… Одних украшали только золотые ошейники, у других железные обручи сдавливали шею, у самых дешевых, перепродающихся уже не раз, были даже наручники. Таких, обычно, покупали для жертвоприношения богине-матери или для работы в шахтах и рудниках.
Если рабы выбирались в гарем, то по желанию покупательницы им приказывали полностью раздеться. Заинтересованные дамы могли рассмотреть "рабочий инструмент" будущего наложника, пощупать, проверить на возбудимость. В сертификате качества указывалось даже максимальное количество половых актов, которые этот раб мог совершить в течение одной ночи.
Наконец, ведущая объявила перерыв, сказав, что после него сиятельным госпожам будут представлены самые лучшие таны, привезенные в столицу именно по случаю будущих Игр. А пока, продолжила она, Дом Зинтар предлагает купить одного из своих рабов… Для жертвоприношения в храме.
Эсмиль уже собралась уходить, ведь перерыв обычно длился не менее получаса, и сидеть все это время в душном зале было бы нелепо. Но внутренний голос заставил ее задержаться. Случайный взгляд, брошенный в сторону сцены – и девушка снова упала в кресло. И было от чего.
Два могучих бритоголовых мернейца выволокли на сцену темноволосого мужчину, скованного цепями по рукам и ногам. На нем не было даже набедренной повязки, а все тело носило на себе следы жестоких побоев. Рассеченная кожа кровоточила, по всему телу змеились следы от хлыстов, на груди и спине виднелись незажившие порезы, багровые рубцы и старые шрамы, уже побелевшие, но от этого не менее безобразные. Несчастный выглядел так, словно его пытались нарезать на ремни.
Помощники ведущей с силой заставили его разогнуться и приковали к стене позади сцены, где именно для таких случаев были вбиты железные кольца. Голова мужчины безвольно упала на грудь, спутанные черные волосы закрыли лицо, не давая его рассмотреть.
Эсмиль возбужденно подалась вперед. Этот мужчина был сильно избит, измочален, он почти превратился в кровавое месиво, но при этом от него исходила такая сила, что у девушки внутри что-то сладко заныло.
Почему с ним обошлись так жестоко? Она недоумевала, разглядывая его. Даже диких, непокорных танов подлечивают перед продажей, а ведь всем известно, как их ломают, потому что они не поддаются «привязке». Особо строптивых даже поят некой настойкой, притупляющей разум. Кому же нужен непокорный раб? А этого будто нарочно избили перед выходом на сцену. Словно бывшая хозяйка хотела всем показать его никчемность и своенравие.
– Лот номер сорок шесть, – объявила ведущая, в очередной раз ударив молоточком, ибо появление этого невольника вызвало волну приглушенного шума в зрительских рядах. – Двадцать восемь лет. Был взят в плен четыре года назад при осаде Рахстера, бывший центурион Левантийского войска. Дом Зинтар предлагает использовать его для жертвоприношения. Стартовая цена один степций! – и она снова ударила по медной тарелочке.
– Один степций? – выкрикнула какая-то дама в первых рядах. – Воистину, Бенгет еще не получала жертвы дешевле, чем эта!
Зал содрогнулся от женского хохота. Несчастному крупно не повезло: он был военнопленным, да еще и бывшим центурионом вражеской армии. Хотя ни ее, ни государства, которое эта армия защищала, несколько лет уже не существовало на картах этого мира.
Раба ждало только одно: жертвенный нож старшей жрицы богини-матери. Сейчас его купят, обрядят в черные одежды, возведут на крышу главного храма столицы, где веками стоит засохший от крови алтарь, а там закутанная в красную мантию жрица вскроет ему вены, вырежет сердце из груди и швырнет его под ноги вопящей в экстазе толпе. Его кровь, всю, до последней капли, соберут в золотую чашу, чтобы пролить на пьедестал каменной богини, которой подвластна и жизнь, и смерть, и сама свобода воли. А мертвое тело уволокут рабы во двор храма и сбросят через решетку в глубокую яму, где по преданию обитает страшное чудовище, испускающее огонь. Говорят, этот храмовый монстр уже не одну сотню лет питается жертвами, принесенными на алтарь кровавой богини…
– Сто скерциев! – сама того не ожидая, вдруг выкрикнула Эсмиль, когда до нее дошло, что женщины, хохоча и перебрасываясь скабрезными шуточками, взвинтили цену до восьмидесяти дискерциев.
– Ты что творишь! – зашипела Аини ей в ухо. – Посмотри на него, он же смертник! Зачем он нам?!
– Принесу в жертву! – девушка отмахнулась от перепуганной сестры, с жадностью внимая голосу ведущей. – Попрошу Бенгет даровать нам победу в Тан-Траши.
– Ну, тогда заодно попроси, чтобы мать тебе простила это самоуправство!
– Юная наследница Дома Маренкеш предложила небывалую цену за непокорного раба! – ведущая ударила в гонг. – Кто предложит больше?
– Эсмиль! – знакомый голос заставил девушку приподняться. – Никак решила подобрать это отребье? Хочу предупредить, подруга, после меня он уже ни на что не годен. Разве что на алтарь.
Девушка огляделась, ища взглядом обладательницу этого голоса. Та оказалась прямо за ней, только через два ряда. Настоящая амазонка, с развитой мускулатурой воина: высокая, смуглая, с коротко стрижеными волосами, да к тому же в доспехах легиты – командующей имперскими войсками. По тонким губам женщины змеилась ядовитая усмешка, а в глазах сверкало еле сдерживаемое бешенство.
– Ульнара? – брови Эсмиль недоуменно приподнялись. Вот уж не ожидала она встретить здесь Старшую Мать Дома Зинтар. – Что с этим рабом не так? Почему он в таком состоянии? – она кивнула на сцену.
Но легита пропустила ее вопрос мимо ушей.
– Не жалко денег? – рот Ульнары скривился в жесткой усмешке, не предвещавшей ничего хорошего. – Смотри, потратишь их впустую. Хочу тебя предупредить: он давно уже ни на что не способен ни как мужчина, ни как воин. Потому и отдаю практически даром. Никчемный, бесполезный кусок мяса! Годный только в корм!
Она даже не пыталась скрыть ненависть, сквозившую в ее взгляде, когда ее глаза обращались к несчастному. Эсмиль нахмурилась, ощутив смутное подозрение, но голос ведущей заставил ее молча обернуться к сцене.
– Сто скерциев раз! Сто скерциев два! Сто скерциев три! Продано! Лот номер сорок шесть купила наследница Дома Маренкеш за сто скерциев.
Да, теперь он собственность Дома Маренкеш. Теперь у него новая хозяйка, которая поставит свое клеймо и даст новое имя. Или его так и потащат на алтарь безымянным? Зачем имя тому, кто уже почти труп?
Цепи сняли с колец, и бывший центурион упал на колени, как подкошенный. Охранники, вытащившие его на сцену, теперь собирались уволочь невольника в подсобное помещение, но перед этим нужно было поставить печать.
Один из управителей приблизился к Эсмиль, но девушка лишь покачала головой.
– Я хочу сначала провести обряд «привязки», – сказала она.
– Ясновельможная госпожа, простите никчемного раба, но правила аукциона запрещают выводить собственность без хозяйской печати.
– Тогда, отведите его в отдельную комнату и пригласите лекаря. Я не хочу, чтобы он умер с моей печатью, это плохо отразится на моей репутации.
– Хорошо, госпожа, сейчас все организуем.
Управитель подал знак мернейцам, те подхватили несчастного под руки и буквально снесли по ступенькам вниз. Идти самостоятельно мужчина был уже не в силах.
Его затащили в небольшую комнатку позади сцены, всю меблировку которой составлял бурый от крови топчан и грязный стол, заваленный обрывками бинтов. Именно здесь местный лекарь проводил операции по удалению старого клейма.
Раба грубо швырнули на топчан. Лекарь – старый и седой, с длинными паучьими пальцами – дернул мужчину за волосы, заставляя задрать голову, оттянул веко, заглянул в рот, зачем-то потыкал пальцем язык и тяжело вздохнул. Легче воскресить мертвого, чем сделать так, чтоб этот дожил до обряда «привязки». Если он помрет прямо здесь, это будет большой позор для аукционного дома. Старшая Мать Нальсарин никому не простит порчу своей репутации, виновников запорют насмерть!
Немного подумав, лекарь достал из чемоданчика маленький узелок с белым порошком. Харшиз был сильнейшим обезболивающим, но вместе с тем и галлюциногеном, вызывающим быстрое привыкание, поэтому его использовали только в самых редких случаях, например, во время операций или чтобы облегчить женщине роды. Старик отсыпал нужную дозу порошка в мерную ложечку, расколотил его в стакане мутной воды и жестом указал охранникам, что делать дальше. Мернейцы тут же разложили бывшего центуриона на топчане. Один навалился всем телом, ломая малейшее сопротивление, другой взял со стола металлическую воронку и втиснул ее пленнику между плотно сжатых зубов. Лекарь быстро влил в воронку свое снадобье.
Несколько минут ничего не происходило, но вот мужчина надсадно закашлял, содрогаясь всем телом, его веки с трудом поднялись, глаза постепенно начали принимать осмысленное выражение. Боль от побоев растворилась в наркотической эйфории, но разум оставался ясным. В одно мгновение левантиец оценил обстановку и весь подобрался, ожидая нападения.
Дверь комнатки приоткрылась, пропуская управителя и новую хозяйку.
– Снимите с него цепи, – приказала девушка, невольно сморщив носик при виде своей новой покупки. – Я хочу провести обряд прямо здесь, подготовьте все необходимое. Если он выживет после этого, то я позволю поставить ему печать моего Дома.
Управителю не оставалось ничего другого, как исполнить волю ясновельможной госпожи. Иначе, если пленник загнется прямо здесь, хозяйка аукциона спросит уже с него самого.
Через пять минут было все готово: золотая чаша, уменьшенная копия той, что хранилась в главном храме, обсидиановый нож и переносной алтарь.
Пришла жрица, закутанная с ног до головы в красную мантию так, что лишь узкие миндалевидные глаза были видны в разрезе покрывала. Невольника с силой удерживали на топчане, пока она читала воззвание к Бенгет на мертвом языке, на котором, по легенде, говорили сами боги. Одним точным ударом кинжала жрица рассекла кожу на его груди, как раз напротив сердца. Остро отточенное лезвие легко вспороло человеческую плоть – и в чашу закапали тяжелые темно-красные капли. Ритуальный кинжал был особым, в каждом уважающем себя Доме имелись такие: намоленное лезвие, посвященное богине, не оставляло после себя шрамов, поскольку было пропитано неким составом, секрет которого знали только жрицы Бенгет.
Затем, представительница кровавой богини повернулась к Эсмиль. Девушка взяла в руки протянутую чашу и, ничуть не поморщившись, пригубила ее содержимое. Под заунывное песнопение жрицы, Эсмиль подалась к невольнику и, глядя в его глаза, с трудом открывавшиеся на заплывшем от побоев лице, произнесла кодовые слова, завершающие ритуал "привязки":
– Мой Дом – Дом Маренкеш, твой Дом – Дом Маренкеш. Именем Бенгет Всеблагой, Матери сущего, Пожирательницы вечности, я связываю тебя – твое тело и душу, твои помыслы и желания, твою жизнь и смерть, твою волю и неволю – отныне и до тех пор, пока сама не отпущу в царство мертвых. И с этой минуты нарекаю тебя Зирван!
В черных глазах раба сверкнуло осмысленное выражение. Эсмиль приняла его за добрый знак и щедро расплатилась со жрицей. Та благословила наследницу знатного Дома и удалилась, похожая на мумию в своих ритуальных одеждах.
– Опустись на колени, раб, и поприветствуй свою новую хозяйку, – напыщенно произнес управитель. – Теперь твоя жизнь и смерть принадлежат Дому Маренкеш!
"Лот номер сорок шесть" хрипло рассмеялся, без малейшего намека на покорность. С видимым усилием он приподнялся на топчане и сел, не сводя с девушки тяжелого звериного взгляда.
Эсмиль недовольно нахмурилась. Такого просто не могло быть! Прошедшие «привязку» мужчины становились преданными и покорными, ловящими каждый взгляд своей хозяйки, реагирующими на малейшее изменение ее настроения. А этот смотрел на неё с таким выражением, точно это и не его только что «привязали» к новому Дому!
– По какой причине Ульнара Зинтар выставила тебя на торги? – спросила она, глядя на невольника испытывающим взглядом.
Мужчина даже не шевельнулся, продолжая молча подпирать стенку.
– Отвечай, раб! – прикрикнул управитель, но тот даже бровью не повел.
Эсмиль не хотелось устраивать показательное выступление на глазах у чужих рабов. Еще не хватало, чтобы эти шакалы разнесли по всей Амарре, что наследница Маренкеш не справляется со своими невольниками! Пришлось пойти на риск, приказать управителю выйти и забрать охрану с собой.
– Вы уверены, госпожа? – тот с сомнением оглядел "лот номер сорок шесть". – Он не выглядит безопасным.
– Ты сомневаешься во мне? – Эсмиль вскинула тонкую бровь, поигрывая хлыстом.
– Нет, госпожа, что вы! Простите ничтожного раба, – с этими словами управитель отвесил несколько поклонов, угодливо сгибая спину чуть ли не до земли, и, пятясь, выскользнул за двери. Следом за ним, раскланявшись, удалились и мернейцы.
– Теперь, когда мы остались одни, – начала девушка задумчивым тоном, приближаясь вплотную к своей покупке, – нам придется повторить обряд. Наверное, присутствие посторонних сбило "привязку".
Сидя, он был почти одного с ней роста, так что не пришлось даже нагибаться. Эсмиль с присущей ей самоуверенностью сжала ладонями виски непокорного раба, заставляя его поднять голову. Не отрывая пристального взгляда от его глаз, она жестко повторила:
– Мой Дом – Дом Маренкеш, твой Дом – Дом Маренкеш. Именем Бенгет Всеблагой, Матери сущего, Пожирательницы вечности, я связываю тебя – твое тело и душу, твои помыслы и желания, твою жизнь и смерть, твою волю и неволю – отныне и до тех пор, пока сама не отпущу в царство мертвых. И с этой минуты нарекаю тебя Зирван!
Чувственный рот мужчины скривился в ироничной усмешке. Эта же усмешка вспыхнула и во взгляде, который он даже не пытался отвести, нахально рассматривая покрасневшее от гнева личико девушки. Наркотический порошок действовал вовсю, заставляя раба потерять малейший страх.
Мужчина медленно встал, возвышаясь над девушкой на целых две головы. Оперся спиной о стену, чтобы придать себе устойчивости, и вдруг произнес издевательским тоном:
– Думаю, моя госпожа меня извинит. Я свободный человек, и зовут меня Эйхард орн Дриз.
– Ничтожный червь! – взорвалась Эсмиль, вскидывая руку для удара, но ее новая игрушка не желала покорно ждать наказания.
Даже не дрогнув, раб перехватил ее запястье и сжал его жесткими пальцами. В одно мгновение девушка оказалась прижатой к сильному мужскому телу.
Еще ни разу за всю ее недолгую жизнь ни один мужчина не позволял себе так обращаться с ней. Имея дело лишь с покорными рабами или «привязанными» аскарами, Эсмиль и представить себе не могла, что мужчина может представлять собой опасность. Мужчина, в глазах которого пылает ненависть ко всему женскому роду.
Теперь уже он был хозяином положения, с силой удерживая ошеломленную девушку. Запустив руку в ее роскошные волосы, он резко дернул за них, приближая ее побледневшее лицо к своему, шумно втягивая ее запах, и с лютой ненавистью произнес:
– Тебе нужно было принести меня в жертву, пока была такая возможность. У меня иммунитет на вашу «привязку», так что вряд ли я стану хорошим рабом!
Его лицо внезапно оказалось в опасной близости от лица Эсмиль. Ошеломленная девушка не успела среагировать, а мужчина уже с рычанием впился в ее пухлые губы, сминая сопротивление.
Впервые в жизни мужчина посягнул на нее. Ситуация была настолько абсурдной, что Эсмиль растерялась. Она уперлась руками в грудь раба, позабыв про кнут, болтавшийся на поясе, и дернула головой, пытаясь разорвать поцелуй. Мужчина ослабил хватку, резко отталкивая ее от себя, и девушка с глухим стоном впечаталась в стену.
Острая боль взорвалась в ее голове, в глазах потемнело. Соблазнительное тело аристократки безвольным кулем свалилось под ноги рабу, и последнее, что амаррская госпожа увидела, перед тем, как сознание покинуло ее, были полные ненависти черные глаза левантийца…