Мы неслись по темным ночным дорогам. «Camaro» сотрясали удары ветра. Дождь заливал лобовое стекло. Я не знаю, как мама умудрялась разглядеть что-то сквозь него, но она упрямо жала на газ.
При каждой вспышке молнии я поглядывал на сидящего рядом со мной на заднем сиденье Гроувера и гадал: это я сошел с ума или он зачем-то нацепил штаны из мохнатого ковра? Но нет, пахло от него как в контактном зоопарке, куда я когда-то в детсадовском возрасте ходил на экскурсию, – ланолином, шерстью. Как от мокрого козла или барана.
Я не знал, как начать разговор, и поэтому спросил:
– Так вы… с моей мамой знакомы?
Гроувер взглянул в зеркало заднего вида, хотя машин позади нас не было.
– Не совсем, – ответил он. – То есть лично мы не встречались. Но она знала, что я за тобой присматриваю.
– Присматриваешь?
– Оберегаю. Слежу, чтобы с тобой ничего не случилось. Но я не притворялся твоим другом, – тут же добавил он. – Я и правда твой друг.
– Ммм… а кто ты на самом деле?
– Сейчас это неважно.
– Неважно?! Мой друг ниже пояса осел…
Из горла Гроувера вырвалось резкое «Ммее-ее!».
Я и раньше слышал такое от него, но думал, что это нервный смешок. Но теперь это больше походило на сердитое блеяние.
– Козел! – воскликнул он.
– Что?
– Я ниже пояса козел.
– Ты же сказал, что это неважно.
– Ммее-ее! За такое оскорбление иные сатиры могут и в землю копытами втоптать.
– Та-ак. Погоди-ка. Сатиры. Типа как… в мифах мистера Браннера?
– Те старушки у ларька показались тебе мифическими, Перси? А миссис Доддз?
– Ага, значит, миссис Доддз все-таки была!
– Ну конечно.
– Тогда зачем…
– Чем меньше ты знал, тем меньше привлекал монстров, – ответил Гроувер с таким видом, будто констатировал очевидное. – Мы застили людям глаза Туманом. И надеялись, что ты решишь, будто Милостивая была галлюцинацией. Но все было бесполезно. Ты начал понимать, кем являешься.
– Кем яв… постой, ты о чем?
Жуткое мычание раздалось снова – позади нас, куда ближе, чем раньше. Кто бы за нами ни гнался, он не отставал.
– Перси, – вмешалась мама, – это долго объяснять, а времени нет. Нужно отвезти тебя в безопасное место.
– Но в чем опасность? Кому я понадобился?
– Да так, ничего особенного, – сказал Гроувер, явно еще обиженный на меня за осла. – Всего лишь Владыка мертвых и парочка его самых свирепых приспешников.
– Гроувер!
– Извините, миссис Джексон. А вы можете ехать быстрее?
Я пытался осмыслить, что происходит, но у меня не получалось. Я знал, что это не сон. Фантазия у меня буйная, но не до такой степени. И мне не могло присниться что-то настолько странное.
Мама резко свернула налево. Мы вырулили на дорогу поуже и помчались мимо темных фермерских домов, лесистых холмов и табличек «СОБЕРИ СЕБЕ ЗЕМЛЯНИКИ» на белых заборах.
– Куда мы едем? – спросил я.
– В летний лагерь, о котором я рассказывала, – голос мамы звучал напряженно. Ради меня она старалась храбриться. – Место, куда хотел тебя отправить отец.
– Место, куда ты не хотела меня отправлять.
– Милый, пожалуйста! – взмолилась мама. – Мне и так тяжело. Постарайся понять. Ты в опасности.
– Потому что какие-то старушки разрезали пряжу?
– Это были никакие не старушки, – сказал Гроувер. – А Мойры. Как думаешь, что значит их появление? Они появляются, только если ты скоро… Если кто-то скоро умрет.
– Постой-постой. Ты сказал «ты».
– Нет. Я сказал «кто-то».
– Ты хотел сказать «ты» в смысле я.
– Я хотел сказать «ты» в смысле «кто-то». А не ты.
– Мальчики! – одернула нас мама.
Она резко крутанула руль направо, и я заметил силуэт того, от кого она пыталась оторваться, – темную фигуру, которая, скрытая бурей, осталась позади нас.
– Что это было? – спросил я.
– Мы почти на месте, – сказала мама, не ответив на мой вопрос. – Осталась одна миля. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.
Я не знал, что это за «место» такое, но вдруг понял, что сижу, наклонившись вперед, и мысленно подгоняю машину.
Снаружи были лишь ливень и темнота – пустынный ландшафт оконечности Лонг-Айленда. Я вспомнил о миссис Доддз и о том, как она превратилась в чудовище с острыми клыками и кожистыми крыльями. От запоздалого шока у меня онемели руки и ноги. Она и правда не была человеком. И хотела меня убить.
Потом я подумал о мистере Браннере… и о мече, который он мне кинул. Прежде чем я успел спросить об этом у Гроувера, на затылке у меня волосы встали дыбом. Ослепительно сверкнула молния, раздался зубодробительный «бабах!» – и наша машина взорвалась.
Я помню чувство невесомости, меня будто раздавили, поджарили и окатили водой в один и тот же миг.
Отлепив лоб от водительского сиденья, я пробормотал:
– Ох.
– Перси! – вскрикнула мама.
– Я в норме…
Я пытался стряхнуть оцепенение. Я не умер. Машина на самом деле не взорвалась. Мы съехали в кювет. Двери с водительской стороны завязли в грязи. Крыша треснула как яичная скорлупа, и салон заливал дождь.
Молния. Это было единственное объяснение. Ее ударом нас вышибло с дороги. Рядом со мной лежал без движения большой куль.
– Гроувер!
Он лежал подавшись вперед, из уголка рта у него тонкой струйкой сочилась кровь. Я толкнул его мохнатую ногу, а в голове пронеслось: «Нет! Пусть ты и зверь наполовину, но ты мой лучший друг, не умирай!»
Он застонал:
– Еды!
И я понял, что еще не все потеряно.
– Перси, – начала мама, – мы должны… – тут она осеклась.
Я оглянулся. В свете молнии сквозь заляпанное заднее стекло я разглядел темный силуэт, который, переваливаясь, двигался к нам с обочины. От его вида у меня побежали мурашки. Это был здоровяк вроде футболиста, и он шел, держа над головой покрывало. У незнакомца был мощный мохнатый торс. А поднятые руки походили на рога.
Я нервно сглотнул:
– Кто этот…
– Перси, – серьезно сказала мама. – Вылезай из машины.
Она толкнула водительскую дверь, но из-за грязи ту заклинило. Я попробовал открыть свою. Она тоже не поддалась. В отчаянии я перевел взгляд на дыру в крыше. Сквозь нее можно было пролезть, вот только ее края шипели и дымились.
– Выбирайся через пассажирскую! – велела мама. – Перси… тебе нужно бежать. Видишь то большое дерево?
– Что?
В новой вспышке молнии сквозь дымящуюся дыру в крыше я разглядел дерево, о котором она говорила, – громадную президентских размеров сосну[8] на вершине ближайшего холма.
– Это граница, – продолжала она. – За холмом, в долине, ты увидишь большой дом. Беги туда и не оглядывайся. Зови на помощь. Не останавливайся, пока не добежишь до порога.
– Мам, ты со мной.
Она была бледной, а глаза у нее были такими же печальными, как тогда, когда она смотрела на океан.
– Нет! – крикнул я. – Ты со мной. Помоги мне тащить Гроувера.
– Еды! – простонал Гроувер, на этот раз чуть громче.
Человек с покрывалом над головой подходил всё ближе, кряхтя и фыркая. Тут я понял, что никакого покрывала он держать не может, потому что, двигаясь к нам, он размахивал руками – здоровенными мускулистыми руками. Значит, не было никакого покрывала. Мохнатая масса, которая была слишком огромной, чтобы принять ее за его голову, оказалась… его головой. А то, что казалось рогами…
– Он пришел не за нами, – сказала мама. – Ему нужен ты. А я все равно не смогу пересечь границу.
– Но…
– Нет времени, Перси. Беги. Прошу тебя.
И я разозлился: на маму, на козлоногого Гроувера, на рогатое чудовище, которое шло к нам нарочито медленно, как бык.
Я перелез через Гроувера и открыл дверь, за которой хлестал ливень:
– Мы пойдем вместе. Ну же, мама.
– Я уже сказала…
– Мама! Я тебя не брошу. Помоги мне с Гроувером.
Не дожидаясь ответа, я выбрался наружу и вытащил друга из машины. Он оказался на удивление легким, но без маминой помощи далеко мне было его не унести.
Мы с мамой закинули руки Гроувера себе на плечи и поковыляли к вершине холма сквозь мокрую, доходящую до пояса траву.
Обернувшись, я впервые сумел как следует разглядеть монстра. Росту в нем было не меньше семи футов, а руки у чудовища были как у парней с обложки журнала «Здоровяк»: раздутые бицепсы, трицепсы и всякие другие «цепсы» выделялись под испещренной венами кожей. Из одежды на нем были только трусы – белоснежные трусы фирмы «Fruit of the Looms», – что было бы смешно, если бы верхняя половина его тела не внушала дикий ужас. Ее покрывала жесткая бурая шерсть, которая от пупка к плечам становилась все гуще.
Шею – чудовищную массу из мышц и шерсти – венчала огромная голова. Морда чудовища по длине могла сравниться с моей рукой, ноздри, в которых блестело латунное кольцо, сочились слизью, черные глаза были полны злобы, а рога – гигантские черно-белые рога – были острее карандашей, заточенных электрической точилкой.
Да уж, я узнал этого монстра. Историю о нем мистер Браннер рассказал нам одной из первых. Но он не мог быть настоящим.
Я моргнул, смахнув с век капли дождя:
– Это же…
– …сын Пасифаи, – сказала мама. – Знать бы раньше, что они настолько сильно хотят твоей смерти.
– Но он Мин…
– Не называй его имени, – предостерегла она меня. – В именах скрыта сила.
До сосны на холме было еще далеко – по меньшей мере сотня ярдов.
Я снова оглянулся.
Человек-бык, нависнув над нашей машиной, заглядывал в окна. Вернее, не совсем заглядывал. Скорее принюхивался. Зачем он это делал, я не понял – ведь мы были от него в каких-то пятидесяти футах.
– Еда? – простонал Гроувер.
– Тсс, – шикнул я. – Мама, что он делает? Разве он нас не видит?
– Зрение и слух у него отвратительные, – ответила она. – Он полагается на чутье. Но скоро он поймет, где мы.
Как по команде человек-бык яростно замычал. Он схватил «Camaro» Гейба за разорванную крышу – так, что шасси заскрипело, – поднял автомобиль над головой и швырнул его на дорогу. Машина ударилась о мокрый асфальт и протащилась по нему, высекая искры, еще полмили, прежде чем окончательно остановиться. А потом взорвался бензобак.
«Чтобы ни царапины не было», – наказывал Гейб.
Упс.
– Перси, – сказала мама, – когда он нас заметит, то атакует. Жди до последнего, а потом отпрыгни в сторону. Он не умеет быстро менять направление при атаке. Ты понял?
– Откуда ты все это знаешь?
– Я давно боялась нападения. Мне следовало его ожидать. Я повела себя как эгоистка, когда не захотела расставаться с тобой.
– Не захотела расставаться? Но…
Меня прервало разъяренное мычание, и человек-бык затопал вверх по склону.
Он учуял нас.
До сосны оставалась пара ярдов, но склон становился все более крутым и скользким, а Гроувер легче не делался.
Человек-бык приближался. Еще несколько секунд – и он нас настигнет.
Несмотря на усталость, мама взвалила Гроувера на себя:
– Беги, Перси! Беги один! Помни, что я сказала.
Мне не хотелось оставлять ее, но я чувствовал, что она права: это был наш единственный шанс. Я рванул налево, обернулся – и увидел, что чудовище движется в мою сторону. В черных глазах светилась ненависть. От монстра несло тухлым мясом.
Он опустил голову и бросился на меня, нацелив острые рога прямо мне в грудь.
Комок страха у меня в животе приказывал бежать, но это не помогло бы. Чудовище было слишком быстрым. Поэтому я собрался с духом и ждал, а в последний момент отпрыгнул в сторону.
Человек-бык пронесся мимо как товарняк, разгневанно замычал и повернулся, только на этот раз не ко мне, а к маме, которая устраивала Гроувера в траве.
Мы были на гребне холма. Я видел долину внизу, в точности как говорила мама, и дом, огни которого светились желтым сквозь струи дождя. Но до него было еще полмили. Нам ни за что не успеть.
Человек-бык закряхтел, ударяя ногой в землю. Он не сводил глаз с мамы, которая теперь медленно спускалась по склону к дороге, стараясь увести монстра от Гроувера.
– Беги, Перси! – велела она. – Дальше мне не пройти. Беги!
Но я стоял на месте, скованный страхом, и смотрел, как чудовище бросилось на нее. Она попыталась отскочить в сторону, как учила меня, но монстр усвоил урок. Когда она попыталась уйти с дороги, он выбросил руку и схватил ее за горло. Он поднял ее над землей, а она билась в его хватке, дергая ногами и колотя по воздуху.
– Мама!
Она поймала мой взгляд и сумела выдавить последнее слово:
– Беги!
Но тут монстр с ревом сжал ее горло, и мама испарилась, превратившись в сияющий золотистый силуэт, похожий на голограмму. Ослепительная вспышка – и она просто… исчезла.
– Нет!
Ярость вытеснила мой страх. Руки и ноги налились новой силой – такой же, как в тот раз, когда миссис Доддз отрастила когти.
Человек-бык направился к Гроуверу, беспомощно лежащему в траве. Монстр навис над моим лучшим другом и обнюхал его, словно собирался и его поднять в воздух и уничтожить.
Этого я допустить не мог.
Я снял красный дождевик.
– Эй! – крикнул я, размахивая дождевиком и подбегая к чудовищу со стороны. – Эй, придурок! Фарш говяжий!
– Раааарррр! – Чудовище повернулось ко мне, потрясая здоровенными кулаками.
У меня появилась идея – глупая, но выбирать не приходилось. Я отбежал обратно к сосне и принялся размахивать красным дождевиком перед монстром, рассчитывая отпрыгнуть в сторону в последний момент.
Но все пошло не по плану.
Человек-бык оказался слишком быстрым, он бежал ко мне, расставив руки, готовый схватить, как бы я ни старался увернуться.
Время замедлилось.
Мои ноги напряглись. В сторону отскочить не вышло бы, и я подпрыгнул вверх, оттолкнулся от головы монстра как от трамплина, перевернулся в воздухе и приземлился чудовищу на шею.
Как мне это удалось? Времени, чтобы обдумывать это, у меня не было. Через долю секунды голова монстра ударилась в дерево, отчего у меня чуть не повылетали зубы.
Человек-бык метался, пытаясь меня стряхнуть. Чтобы удержаться, я схватился за его рога. Гром и молнии ударяли все сильнее. Дождь заливал мне глаза, вонь протухшего мяса выжигала ноздри.
Монстр трясся и мотал головой, как бык на родео. Попятившись, он мог бы впечатать меня в дерево и раздавить, но я начал понимать, что у этой твари был только один режим движения: вперед.
В траве застонал Гроувер. Я хотел крикнуть, чтобы он заткнулся, но меня так трясло, что, открой я рот – тут же откусил бы себе язык.
– Еды! – стонал Гроувер.
Человек-бык повернулся к нему и снова принялся бить ногой в землю, готовясь к атаке. Я вспомнил, как он выдавил жизнь из моей матери, заставив ее исчезнуть во вспышке света, и ярость переполнила меня как высокооктановое топливо. Я обеими руками схватился за рог и изо всех сил потянул назад. Монстр напрягся, удивленно хрюкнул, а потом – щелк!
Человек-бык заревел и сбросил меня. Я упал на спину в траву и ударился головой о камень. Когда я сел, в глазах плыло, но в руках у меня был рог – шероховатое костяное оружие размером с нож.
Монстр бросился в атаку.
Не раздумывая, я перекатился на бок и поднялся на колени. Когда чудовище оказалось рядом, я воткнул обломанный рог ему в бок, прямо под мохнатые ребра.
Человек-бык взревел от боли. Он размахивал руками, хватался за грудь, а потом вдруг начал растворяться – не как мама, превращаясь в золотую вспышку, а рассыпаясь по ветру песком, как миссис Доддз.
Монстр испарился.
Дождь прекратился. Буря по-прежнему грохотала, но уже вдалеке. От меня разило хлевом, а коленки тряслись. Голова раскалывалась. Я остался без сил, испуган и дрожал от нахлынувшего на меня горя. Мама исчезла у меня на глазах. Мне хотелось лечь и расплакаться, но Гроуверу была нужна помощь, поэтому я, собравшись с силами, поднял его и заковылял в долину, навстречу огням дома. Я плакал, звал маму, но Гроувера не отпускал – лишиться еще и его я не мог.
Последнее, что я помню, – как упал на деревянном крыльце, уставившись на потолочный вентилятор. Вокруг желтого фонаря роились мотыльки, а надо мной склонились два серьезных лица: одно, казавшееся знакомым, принадлежало бородатому мужчине, а второе – симпатичной девчонке, с вьющимися, как у принцессы, светлыми волосами. Они посмотрели на меня, в потом девчонка сказала:
– Это он. Иначе и быть не может.
– Тише, Аннабет, – велел мужчина. – Он еще в сознании. Перенесем его в дом.