Медведь облизывал мое лицо и урчал, видимо, говорил что-то на своем медвежьем языке, словно совсем забыв о мысленном общении. Да и я вспомнила об этом не сразу, а вспомнив принялась лихорадочно представлять мысленно все переживания и тревоги после ухода медведя. Асхат замер, перестав урчать, и в мой мозг хлынули картины всего того, что пришлось пережить косолапому. Он брел сквозь врата, будто в каком-то тумане. Упорно искал Олега не по запаху, как любой другой дикий зверь делал бы на его месте. Словно обозначенный светящимся пунктиром, в его голове был нарисован кратчайший путь, который мог бы его привести к другу.
Когда он вынырнул из врат, расположенных у какой-то пещеры, то наткнулся на сторожей, охранявших эти врата по указанию Копейщиков. Как бы быстро все не происходило, но медведю удалось засечь их мысли, и он понял, что это враги. Но предпринять уже ничего не мог, все закрутилось слишком быстро. Люди растерялись, когда на них из-за мерцающей завесы врат вдруг вынырнула огромная туша дикого зверя. И стрелять они начали с испуга. Даже, скорее, не стрелять, а отстреливаться. Иначе бы медведю совсем не поздоровилось. Ему и от этих беспорядочных выстрелов досталось так, что еле лапы унес. Но по счастью, пули не задели ни одну кость. Хотя, крови он потерял много. Летел от этого места куда глаза глядят, только бы быстрее уйти подальше от этих людей. Да еще помог слабый буран, разразившийся так вовремя. Он замел кровавые следы на снегу, и люди его уже не могли преследовать. Хотя, у меня мелькнула мысль, что преследовать медведя у них не было ни малейшего желания. Они сами были насмерть перепуганы. Перед глазами возникла картинка, передаваемая мне медведем, искаженных от ужаса лиц, перекошенных в воплях ртов, и побелевших от страха глаз. Туманная мерцающая завеса врат довершила дело. Людям показалось, что из врат вышел не обычный медведь, а какое-то многоголовое чудище, желающее их разорвать в мелкие клочки.
Асхат убрел в горы, и там свалился под большим камнем от бессилия, пытаясь зализать свои раны. Сколько времени он там пролежал медведь так и не мог мне рассказать. У медведей свое представление о времени. Он только сообщил мне, что видел восход луны два раза. Из чего я сделала заключение, что до той поры, когда его обнаружил Федор, прошло чуть более двух суток. Опытный таежник сразу понял, что медведь ранен. Можно сказать, что Асхату невероятно повезло, когда ему встретился именно хакас. У коренных жителей Сибири и Урала было более трепетное отношение к медведям, чем у других рас. Для них медведь был почти-что богом, хозяином тайги, которая была для этих народов и кормилицей, и поилицей, а зачастую, жизнь племени зависела от расположения суровой родительницы. А каким оно будет, зависело целиком и полностью от самого Хозяина, Медведя. У хант даже есть поговорка: «Убить медведя – все равно, что убить человека». Поэтому Федор не принялся сразу палить из карабина по раненному зверю. А Асхат, собрав свои последние силы, постарался передать в мозг охотника картину своей безопасности и разумности, а также, некую просьбу о помощи.
По всей вероятности, эти мысли дошли-таки до разума охотника, потому что тот настороженно остановился и с изумлением и испугом смотрел на громадную бурую тушу хозяина тайги. И, конечно, Федор сразу сообразил, что перед ним не обычный шатун, которого неопытные и глупые охотники подняли из берлоги. Хакас сразу развел костер неподалеку, подвесил над огнем котелок, набитый снегом. Из своего мешка достал какой-то узелок с травами, и принялся врачевать раны бедного мишки. Сначала очень осторожно, с некой настороженностью, а потом все смелее и увереннее. Даже вынул из задней лапы застрявшую там пулю.
Медведь еще сутки пролежал на этом месте, а охотник все это время не покидал медведя, жег костер, приносил косолапому мясо убитых мелких зверей, которых удавалось без особого шума добыть в округе. Из карабина хакас не стрелял, боясь привлечь внимание плохих людей, ранивших медведя. И вскоре косолапый смог с трудом встать и идти за охотником к его избе. Там Федор накормил его вдоволь мясом ранее добытого лося, и Асхат уже быстро пошел на поправку.
Все это Асхат поведал мне довольно быстро. Передача мысли – это совсем другое дело, чем разговор. Но я все никак не могла отпустить медведя из своих объятий, словно опасалась, что он в ту же минуту исчезнет, растает в воздухе, как мираж или некий фантом. Без конца гладила его огромную лохматую голову, что-то нашептывая успокаивающее, будто малому ребенку. Это состояние душевной расслабленности, словно удалось выдохнуть долго сдерживаемый воздух из груди, прервала мысль медведя.
– Олег рядом. Он в беде. Надо помочь.
Это сообщение вывело меня из моего восхищенно-восторженного состояния, будто мне на голову вылили ведро ледяной воды. Меня так вдохновило, что я нашла Асхата, что он живой и почти невредимый, что на мгновение просто забыла обо всех остальных проблемах. Встрепенувшись, я мысленно спросила лохматого друга:
– Ты знаешь, где он? Сможешь указать? Я не чувствую его мыслей. Все время натыкаюсь на пустоту. Не могу пробиться к нему.
Медведь ответил почти сразу:
– Он у плохих людей с их плохими машинами, как у того, которого ты поразила небесным огнем. Но они не могут проникнуть в его разум, он смог закрыть его. Но и ты не можешь. Медведь может. Только надо подобраться ближе. Силы надо накопить. С кровью сила ушла. Помочь может охотник. Он тоже знает, где искать Олега. Но он не знает, что может…
Последняя фраза ввела меня в легкий ступор. Что это значит? Может, но не знает, что может? Так может или нет?! Асхат прочел мои мысли, так они были очевидны. Но ответил опять загадочно:
– Он может помочь, но пока не знает, что может…
Мне это объяснение не дало ничего нового, понятнее не стало. Если честно, я пока общалась с медведем, даже слегка подзабыла, что мы тут не одни. А теперь, пытаясь разгадать загадки Асхата, обернулась, чтобы задать некоторые вопросы Федору. Бравый охотник стоял, прислонившись к углу своей избы, будто ноги не держали его, и глаза у него были круглые, как у перепуганной совы. Я с пониманием отнеслась к его состоянию. Еще бы! Не каждый день можно увидеть подобную картину, как странная баба обнимается с медведем, а медведь ее нализывает своим языком в ответ. Думаю, за всю свою жизнь подобное увидеть ему довелось впервые.
Я встала с колен, деловито отряхнула налипший снег с одежды, и слегка прокашлялась, чтобы таким незамысловатым способом привлечь к себе внимание, а также немного оторвать его от созерцательного состояния. Федор сморгнул, и глаза его вновь приобрели привычную форму щелочек. Шумно выдохнул и провел рукой в варежке по лицу, словно бы прогоняя некий морок. А я стояла и думала, как бы мне правильно сформулировать свой вопрос, чтобы получить вразумительный ответ. Не могу же я просто так, взять и напрямки спросить, мол, знаешь ли ты мужика по имени Олег, у него еще шрам такой, через всю щеку. А потом у меня в голове что-то щелкнуло. Посмотрев пристально на оторопевшего охотника, я вкрадчиво его спросила:
– Ты сказал, что знал в своей жизни только одного Мось-Аюну. Расскажи мне о нем…
Федор опасливо покосился на меня, тяжело вздохнул и как-то обреченно проговорил:
– Пойдем… пойдемте в избу… Чего тут на морозе… Скоро рассвет, мороз крепчает. Печь растопим, чая вскипятим…
Предложение можно было бы посчитать весьма здравым, если бы не это его «пойдем, пойдемте». Мне стало любопытно, в каком это смысле? То ли он приглашал нас вместе с медведем, что было, в общем-то, не очень обычно, либо проникся за последние минуты ко мне невероятным уважением и трепетом, что называл на «вы». На всякий случай, я решила уточнить и переспросила.
– Асхат тоже с нами?
Федор растерянно захлопал глазами и с испугом спросил:
– Асхат пьет чай…?
Я чуть с досады не плюнула. Разговор получался какой-то дурацкий. Не знаю сколько бы мы еще с ним разбирались в этом вопросе, если бы не вмешался медведь. В голове у меня возникла картинка, медведь, свернувшийся клубком на снегу, обнимающий лосиную кость. Ничего умнее мне в голову не пришло, как брякнуть:
– Кажется, Асхат предпочитает остаться на улице. Он не любит чая.
Федор от этих моих слов опять округлил глаза и, бормоча себе под нос что-то, как видно, на родном языке, пошел в дом. Я, на прощание потрепав косолапого друга по голове, отправилась вслед за хозяином избы.
Изба была обычная, небольшая, как и сотни других подобных охотничьих избушек, разбросанных по всей тайге. В углу нары, сколоченные из нетесаных досок, накрытые каким-то лоскутным одеялом, поверх которого лежала слегка вытертая волчья шкура. У маленького подслеповатого окошка сбитый из оструганного теса небольшой, посеревший от времени стол. Рядом со столом две небольших лавки. В углу, сложенная из дикого камня, печь с чугунной плитой, на которой стоял эмалированный темно-зеленый чайник с погнутым носиком. Вот и все нехитрое убранство. Впрочем, в доме было довольно чисто. Никаких тебе крошек на столе, мусора на полу. Сухие дрова аккуратной стопкой сложены возле печи.
Федор, запалив огонек в керосиновой лампе, сразу принялся неторопливо разжигать печь. Движения его были спокойны и уверены, правда, руки чуть-чуть подрагивали, видимо, от волнения. Это было нормально. Столько необычных событий за последние несколько часов, кого хочешь выбьют из привычной колеи. Когда огонь в печи разгорелся, он схватил пустое ведро, стоявшее рядом с печью, и рванул с ним на улицу. Вернулся, неся ведро, набитое до самого верха с горкой чистым снегом. Деловито натолкал полный чайник снега, поставил его на печь и уселся на лавку, стараясь не смотреть на меня. Я выдержала положенную паузу, и деликатно покашляла, намекая хозяину, что уже пора и честь знать. Федор тяжело вздохнул и заговорил монотонно и тихо. Мне сначала даже пришлось напрягать слух, чтобы разобрать его речь.
– Я не буду спрашивать тебя, КАК ты общаешься с медведем, и ОТКУДА у тебя эти способности. Таежные жители давно привыкли к тому, что не все в этой жизни можно объяснить словами. Да, и не все нужно объяснять. Лес наполнен тайной. Тут живут духи и боги, которым совсем нет дела до людей. Если мы не нарушаем заведенного ими порядка жизни, то тайга благоволит к нам, одаривает богатыми урожаями и славной добычей. Мой народ чтит этот порядок… – Он покосился на меня, словно пытался проглотить фразу «в отличие от твоего народа». Но к подобному я уже привыкла, и никакой обиды у меня это не вызывало. Это была правда. А кто же на правду обижается? А охотник тем временем продолжил. – Легенда о Мось-Аюне – древняя легенда. Медведь, в своем земном воплощении является сыном бога Торума, отправленный на землю, чтобы помогать людям. Медведь – это связь человека со всеми тремя мирами: небесным, земным и подземным. Он спокойно проходит грани между этих миров, контролируя души людей, и определяя, кто и в какое тело должен вселиться, чтобы пройти намеченный богами путь жизни. Мы редко охотимся на медведя. И, когда собираемся на подобную охоту, долго к ней готовимся, испрашивая у богов разрешения. И мы не говорим «добыть медведя», мы говорим «спустить медведя в селение», как когда-то он спустился с небес на землю. Кости медведя мы спускаем в озеро, в самом чистом и нетронутом людьми месте, чтобы оттуда он мог вновь подняться в небо к своему небесному отцу богу Торуму. Поэтому встретить наяву Человека-Медведя – это величайшая удача, выпадающая не каждому охотнику. И этим счастливчиком стал я, простой охотник, раньше ничем особо не отмеченный судьбой. – При этих воспоминаниях его глаза засверкали, плечи гордо распрямились. Он смотрел куда-то в пустоту, словно сквозь меня, будто вновь очутившись в том месте и времени, когда он встретил Мось-Аюну. Я сидела, боясь неловким вопросом или даже движением спугнуть его рассказ. Хотя, мне очень хотелось его поторопить. Все эти легенды и мифы были весьма интересны, и в другое время я бы с огромным удовольствием послушала их, но сейчас мне не терпелось услышать самую суть, потому что я чувствовала, как время медленно струится сквозь пространство избы, вытекая сквозь невидимые щели между бревен дома, похожее на слабые светящиеся лучи утреннего солнца, и вернуть его уже не было никакой возможности. А мысли медведя, о том, что Олегу угрожает опасность, подстегивали меня словно плеть-семихвостка. Но я не прерывала рассказ Федора, понимая, что иначе он может закрыться, как испуганный еж, и тогда мне придется потратить еще больше времени, чтобы узнать у него то, что мне так необходимо знать. А Федор меж тем неторопливо продолжал. – Мне довелось повстречать Мось-Аюну. И теперь я буду своим детям и внукам рассказывать об этом, чтобы и они своим потомкам рассказывали, что Мось-Аюна – это не сказка. Он есть на самом деле. А встретился я с ним так…
И, наконец, Федор принялся рассказывать свою историю встречи с Мось-Аюной. И с каждым произнесенным им словом моя душа замирала, сжимаясь в клубок. Уже в самом начале его рассказа я поняла, О КОМ идет речь! Он рассказывал мне об Олеге, хотя и не упоминал ни его имени, ни его клички. Я словно вновь оказалась в том летнем лесу, когда впервые его встретила. Словно наяву увидела его сдержанную улыбку, удивленно распахнутые глаза цвета остывшей золы, и сердце защемило, заскулило, будто больной щенок. Я терпеливо дождалась окончания рассказа, смиряя свои эмоции и чувства, и чтобы не терять зря времени, не ходить вокруг да около, просто сказала:
– Я знаю о ком ты говоришь. Один… – Я на секунду замялась, не зная, как правильно выразить то, что хотела, а потом решительно проговорила. – Один мой друг и самый близкий мне человек, а также, он друг Асхата. Медведь мне передал, что Один в беде. И мы с ним пришли сюда, чтобы помочь ему. Только, мы не знаем, где он, и что с ним случилось. Но Асхат говорит, что он где-то близко, и что ты сможешь нам помочь найти его.
Охотник смотрел на меня с недоумением и тревогой. Понятное дело, скажи мне такое кто-нибудь еще пару лет назад, я бы приняла его за сумасшедшего. Или, по крайней мере, подвергла сомнению каждое второе из услышанных слов. Тяжело вздохнула. Не объяснив Федору хотя бы малой части из сути всего происходящего, трудно было бы ожидать от человека доверия и помощи. Быстренько прикинув в уме, что можно было ему рассказать, чтобы он правильно все понял, а что в то же время утаить, чтобы не раскрывать тайну гиперборейцев, отбросив мешающие и ненужные сейчас сомнения, я попробовала объяснить ему ситуацию. Начать попыталась издалека.
– Понимаешь, мы живем в удивительном мире, только не каждый это может понять и принять. Существует множество миров, они пересекаются и соединяются между собой переходами. Вход в эти миры открывается не каждому. И служат таким входом врата, разбросанные по всей земле. Рядом с этим местом, там, где ты нашел медведя, одни из них…
Я замолчала, внимательно глядя на хозяина избушки, пытаясь понять, какое впечатление произвели на него мои слова. А еще, пытаясь подобрать правильную линию всей дальнейшей беседы. Федор на меня смотрел прищурившись, выражения его глаз я не могла понять, и это меня несколько напрягало. А вдруг, прямо сейчас он с громким криком «спасайся, кто может!!» рванет из избушки? И что тогда прикажете мне делать? Ментально прочитать его мысли я тоже пока не могла. Мне для этого нужно было сосредоточиться, но переполнявшие меня эмоции мешали это сделать. Я уже было собралась вообще перестать что-либо ему объяснять, как говорится, от греха подальше, когда охотник меня удивил.
– Это мой народ знает давно. Удивительно только, что теперь об этом вспомнила и твоя раса.
Я с дурацким выражением растерянности смотрела на него, хлопая ресницами. Вид при этом имела весьма глупый. Ну, по крайней мере, мне так казалось. Он, по-видимому, ждал от меня какого-то ответа, а я не знала, что ему на это сказать. Ох ты, Господи! Не выйдет из меня Учителя, это точно! Правда, я никогда к этому званию и не стремилась особо, вполне реально оценивая свои способности и возможности. Я как-то невнятно промычала, а потом выпалила, ощущая, что с плеч свалился некий груз:
– Ну, слава Богу! Не придется тебе многое объяснять. – И с облегчением выдохнула.
Федор встал со скамьи и пошел к печке, на которой уже гремел прыгающей крышкой закипевший чайник. И только тогда я почувствовала, что в горле у меня пересохло, а желудок урчит, словно внутри меня завелась целая стая довольных котов. То ли хант, то ли манси (я так и не определилась с его национальностью, а спросить было неловко) споро накрыл на стол. Две эмалированные кружки с отбитой по краям эмалью веселенького голубого цвета с цветочками по бокам, на газетке нарезанное крупными кусками вяленое мясо и несколько сухарей. В чайник он закинул щепоть какой-то сухой травы, и по домику поплыл аромат летних трав, словно я внезапно очутилась в центре нагретого солнцем луга. Мы молча жевали, запивая, слегка обжигаясь, твердое мясо и сухой хлеб душистым напитком, от которого светлело в голове и из всего тела уходила усталость и тяжесть. Первым заговорил хозяин всего этого богатства.
– Мось-Аюна попал к плохим людям…
Я сначала даже не поняла, был это вопрос или констатация факта, поэтому продолжила молча и настороженно слушать, что охотник скажет дальше. Вгрызаясь острыми, как у хищника, зубами в кусок хорчо1, Федор проговорил:
– Я знал, что так будет. Жизнь Хозяина Медведей всегда полна опасностей. Ты тоже – Мось-Аюна… Правда, какая-то странная. Я никогда не слыхал о таких, как ты. И если бы не видел своими глазами, никогда бы не поверил. Говори, что надо делать, чтобы помочь Одину.
Вот так… Все просто и понятно. Безо всяких рефлексий и ненужных объяснений. И я, в который раз подумала, что та культура, которая сейчас пребывает на земле, и которую мы так гордо именуем «цивилизация», только убивает в нас что-то очень важное, отдаляя от настоящего бытия, разрушая все наши связи с природой, дарованные нам Творцом от самого рождения. И что «дикие» народы до сих пор не утратили этой связи. Они не торопятся заменить данное им при рождении на материальные ценности и прочую мишуру, так необходимую нам, чтобы считать себя «цивилизованными людьми».
Я попыталась сосредоточиться и связаться с Асхатом. Медведь спал и чувствовалось, что он был не очень доволен моим вторжением в его мысли. Хотя, я могла и ошибиться, в мысленном разговоре не присутствуют эмоции, или, по крайней мере, их довольно трудно ощутить.
– В каком направлении искать Олега?
Вопрос я постаралась поставить, как можно проще и короче. Косолапый не отвечал. То ли думал, то ли таким образом выказывал свое неудовольствие от моего приставания к нему. Но я терпеливо ждала, понимая, что медведю тоже еще пока не очень просто вот так со мной «разговаривать». Через некоторое время у меня в голове родилось видение какого-то заснеженного поселка. Черная нитка железной дороги перечеркивала его, словно уродливый шрам перечеркивал лицо нищего бродяги. У меня почему-то от этой картинки мороз пошел по коже, хотя ничего необычного, вроде бы, в этом поселке и не было. Таких поселений в нашей стране миллионы, и все они имеют не очень презентабельный вид. Видимо, медведь почувствовал мои эмоции, потому что сразу за картинкой поселка он передал:
– Берегись, плохие люди со своими машинами там.
И все, больше ни тени мысли, словно медведь закрылся от меня. Но по крайней мере, я уже знала в каком направлении двигаться.
Все то время, пока я общалась с Асхатом, Федор очень внимательно, с каким-то благоговением следил за мной. Лицо его было неподвижным, словно маска шамана, и только глаза, блестевшие живым огнем, выдавали его чувства. Не вдаваясь в объяснения, я просто спросила:
– Здесь неподалеку есть какой-нибудь поселок, где бы проходила железная дорога?
У охотника на лице от такого простого вопроса появилось некое разочарование. Не знаю, чего он ожидал. Может быть, что я сейчас взлечу со скамьи или вообще растворюсь на его глазах в воздухе? Но, увы, я его надежд не оправдала. Скорбно вздохнув, как обиженный ребенок, которому вместо обещанного подарка дали метлу и велели подметать двор, он ответил:
– Да, тут рядом. Поселок Заводское. Там и железная дорога имеется. У меня там дом. – Видя мой удивленный взгляд, вызванный его признанием о наличие у него дома, Федор быстро пояснил. – Я там почти совсем не живу. Но у меня там друзья. Они о доме и заботятся. Если Один и появлялся в поселке, то они должны об этом знать. Один и их друг тоже. – И добавил тихо. – Мы все ему обязаны нашей теперешней жизнью.
Меня разобрало любопытство. Интересно, что это за история такая. Но задавать сейчас вопросы Федору не стала. Нужно было решать проблему, найти Олега. Задвинув свое любопытство подальше, я поднялась с лавки, с усмешкой глянула на охотника, и проговорила: