Сергей шел быстрым шагом к проходной, окрыленный некоторым успехом первой встречи с Одином. Конечно, тот ему ничего конкретного не обещал, но назначенная им на завтра встреча уже говорила о многом. Он по себе знал, что это нелегкий путь превращения из противника, пускай хоть и не в друга, но хотя бы уже и не во врага. Сергей и не планировал превращаться в друга. Все происходящее он рассматривал просто как сделку. Они могут быть полезными друг другу, конечно, до известных пределов. Пока он не мог сказать, где эти самые пределы будут, но у него было много других проблем и без глубоких нравственных копаний в собственной душе.
Почти возле самой проходной он слегка опомнился и сбавил шаг, перейдя на легкий прогулочный. С независимым видом, демонстративно не обращая внимания на вахтера, Елезаров прошел на территорию комбината и сразу направился к вагону, в котором он жил вместе с Пауковым. Он очень хорошо помнил, откуда тот доставал ту черную коробочку с наушниками, которую он сегодня отдал Одину в знак своих честных намерений. А также, он хорошо помнил, что это была не последняя коробочка в ящике письменного стола. По дороге к стоянке вагона он, как ни странно, не встретил ни одной живой души. Скорее всего Пауков вместе со своим управляющим еще находились в офисе. Это было как нельзя более кстати.
Сергей прошел в вагон, воспользовавшись своим универсальным ключом, и сразу направился в гостиную-кабинет. О наличии следящих камер он не беспокоился. Пауков бы не позволил никакой слежки за собственной персоной. Ящик стола был закрыт. Но замок был довольно простым и Елезаров справился с ним меньше, чем за одну минуту. Он не ошибся. В столе лежало несколько десятков таких коробочек. Особо не мудрствуя, он взял первую попавшуюся, бегло глянул на содержимое, убедившись, что бусины наушников в ней точно такие же, как и в той, что он отдал Одину. Сунул коробочку в карман, и закрыл ящик стола. Не задерживаясь в гостиной, он прошел в свою спальню, и лег поверх покрывала на кровать, скинув только теплую куртку. И весьма вовремя. Буквально через минуту, он услышал, что в вагоне кто-то появился. По легким осторожным шагам он сразу определил управляющего. Елезаров прикрыл глаза, делая вид, что он дремлет, но оставался при этом достаточно собранным и напряженным.
Дверь осторожно приоткрылась, и Сергей услышал деликатное тихое покашливание, а затем раздался негромкий голос управляющего:
– Сергей Станиславович, извините ради Бога… Но Виктор Анатольевич просит вас пройти срочно в офис. Дело не терпит отлагательств.
Елезаров, будто нехотя открыл глаза, слегка при этом поморщившись, тяжело вздохнул и тяжело поднялся, изображая непроходящую головную боль. Но также, всем своим мученическим видом выражая некую готовность нести службу, мол, если надо, значит надо, и он, Елизаров не пожалеет живота своего на благо шефа и соратника, да и самого ДЕЛА. Именно так, дела с большой буквы. Он очень надеялся, что управляющий своим чутким сердцем уловит все эти нюансы его мимики, и по достоинству оценит его мужество. При этом, он старался явно не смотреть на Эдуарда, пытаясь уловить его эмоциональный фон. Судя по тому, что он чувствовал, его маленький спектакль вполне удался. Явные нотки сочувствия распылялись в воздухе за его спиной в виде бледно-зеленых сполохов, исходивших от его сопровождающего, пока они следовали по коридору в сторону офиса. Елезаров впереди, а Эдуард Александрович сзади, как и следовало вышколенному управляющему.
Пауков их встретил чуть не с распростертыми объятиями, тщательно изображая из себя доброго дядюшку, встревоженного состоянием здоровья любимого племянника.
– Сережа, как ты? Как твоя голова? Надеюсь, прогулка тебе пошла на пользу?
Елезарову показалось, или взгляд «дядюшки» при последнем вопросе стал более пристальным. Сергей решил, чем более по-хамски он будет себя вести, тем лучше. Он поморщился, и пробурчал почти сквозь зубы:
– Какая может быть польза за полчаса. Да еще, когда голова забита всякими проблемами. Я только собрался отдохнуть, как тут вы меня вызвали. Надеюсь, повод был существенным, а не просто для пустых разговоров?
Последнее предложение прозвучало откровенно грубо, и Сергей подумал, что он, наверное, слегка переборщил с этим. Пауков – противник опасный и изворотливый, и его нельзя было недооценивать, и перегибать палку тоже было нельзя. Но, как ни странно, Пауков почти никак не отреагировал на его явное хамство, а спокойно произнес:
– Эдуард Александрович расстарался и добыл дела твоих зэков, которые прошлый раз работали с вашей экспедицией. – Последнее слово он произнес с легкой издевкой. Выдержав небольшую паузу около минуты, ожидая реакции Елизарова, не дождавшись, с некоторым разочарованием произнес. – Там в одном деле одного из зэков по прозвищу Красавчик, мелькало прозвище «Один». Сейчас мы ждем, когда нам доставят дело этого самого Одина. Судя по всему, они работали на одном прииске и сели по одной статье, но в разных зонах. Отсюда знакомство этого Красавчика с твоим Одином. Пока мы ждем дело, просмотри дело Красавчика, может и найдешь что-то полезное для дела.
С этими словами Пауков протянул Елезарову серенькую картонную невзрачную весьма потрепанную папку, перевязанную подранными замусоленными веревочками. С некоторой опаской Сергей взял в руки эту папку, словно это был не кусок картона, а склизкая мерзкая жаба, только что вылезшая из болота. Не скрывая своей брезгливости, он развязал замусоленные веревочки и углубился в чтение казенных фраз. Ничего особо интересного в деле Красавчика Елезаров не обнаружил, пожалуй, за исключением упоминания всех тех, кого взяли по этому делу. Среди имен было и имя Одина. Точнее, его кличка. Имени его Красавчик не знал.
Дочитав дело до самого конца, Сергей сделал вид, что его что-то заинтересовало в середине дела, пролистнул несколько страниц назад и принялся, якобы, внимательно всматриваться в листок пожелтевшей от времени бумаги. А на самом деле, он понял, что сейчас, когда принесут дело Одина, они смогут узнать какую-то его тайну. А что еще более вероятно, что Один из некоего таинственного, почти сказочного персонажа превратиться в обычного человека с непонятным и банальным прошлым. Почему-то это Елезарова очень раздражало. Словно у маленького ребенка отнимали, вот прямо сейчас, его мечту в чудо, отчего мир на глазах утрачивал свои яркие краски, превращаясь в унылую, серую и однообразную картину. Пауков, по-видимому, устав за ним наблюдать, подозвал Эдуарда, и они стали о чем-то негромко переговариваться между собой. Так прошло еще минут двадцать. Елезаров упрямо шелестел листками дела, Пауков с управляющим о чем-то шушукались, сидя за столом. Внезапно, в эту монотонность ворвался звук селекторной связи, и какой-то механический голос секретаря, больше похожий на голос робота, произнес:
– Виктор Анатольевич, доставили документы.
Все сразу встрепенулись. Пауков взглядом отправил Эдуарда в приемную, сразу став каким-то собранным и напряженным. У Сергея промелькнуло в мозгу, складывалось такое ощущение, что шеф от этих бумаг ждет чего-то невероятного, по меньшей мере, раскрытия всех тайн. Хотя все понимали, что это было глупо, так думать. Ведь это было обычное уголовное дело. Ну узнают они его настоящее имя, и что? Ну что это им даст? И сам же ответил на свой вопрос. Ничего, кроме некоторого разочарования персонально для него, Елезарова Сергея. Тем временем, метнувшийся в приемную управляющий, уже вернулся обратно и положил на стол перед шефом точно такую же картонную папочку, какая сейчас лежала перед Елезаровым.
Сергей с большим трудом удержался, чтобы не подскочить к столу и не выхватить из рук шефа эту папку. Лениво потянулся, заставив себя еще раз перелистать несколько бумажек в деле Красавчика, затем закрыл дело, аккуратно завязал замызганные тесемки, отодвинул от себя папку на угол стола, и только потом обратился к Паукову с небрежным вопросом:
– Ну, что там…?
Пауков не ответил. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и смотрел на раскрытую папку, словно та могла на него сейчас наброситься и покусать. Или скорее не так. Словно он увидел привидение. Елезаров, удивленный таким поведением шефа, молча обошел его кресло и посмотрел в папку. Казенные фотографии, не самого лучшего качества, давали смутное представление о фигуранте, но, благодаря знаменитому шраму, Сергей без труда узнал на ней Одина. Его настоящее имя было Важин Олег Ильич. И сел он в тюрьму в довольно молодом возрасте, только – только исполнилось восемнадцать. Ничего большего Елезаров прочесть не мог из-за плеча шефа. Но, ему почему-то казалось, что и Пауков ничего большего прочесть не успел. Интересно, что же так произвело на него впечатление? Но вопросов, естественно, Сергей ему не задавал, а свое наигранное хамство он решил приберечь до другого раза.
Почему-то ему показалось, если бы он сейчас сказал Паукову что-то такое эдакое про возможность открытия врат, или даже про найденный Камень Демиурга, то и тогда бы шеф не обратил на это внимания. За все время, которое он знал Паукова Сергей первый раз видел его в таком состоянии. Эдуард Александрович, как и положено вышколенному управляющему, сидел на самом краешке кресла, стараясь не смотреть на шефа. Елезаров потихонечку потянул на себя папку, ожидая, что шеф возразит или еще как-нибудь проявит свои желания. Но Виктор Анатольевич никак не прореагировал на это, а продолжал молча сидеть в кресле, уставившись в одну точку, словно вообще находился не здесь.
Воспользовавшись его, так сказать, эмоциональным отсутствием, Сергей очень тщательно изучил дело Одина, но никакой особо интересной или полезной информации из него для себя не подчерпнул. Ну, разве что, его настоящее имя. Но и оно ничего не давало для решения его проблем. Имя, как имя. Правда, становилась очевидна их связь с Красавчиком, но это так же ничего особо не проясняло. Ну работали они вместе на прииске, и что? Сам Красавчик был совсем из другого мира, и ничего общего с тем, что интересовало Елезарова или Паукова и вовсе не имел. Сергей так углубился в свои размышления, что пропустил тот момент, когда шеф вышел из своей то ли задумчивости, то ли эстетической комы. Когда рука Паукова возникла буквально перед носом Елезарова и взяла папку с делом Одина, он даже слегка вздрогнул.
Пауков с насмешкой глянул на своего молодого соратника, и каким-то скрипучим, больше подходящим древнему старцу голосом, проскрежетал:
– Ну, и что ты тут смог найти полезного для нашего дела?
Сергей сразу встал в стойку и слегка капризным тоном, небрежно ответил:
– А что тут можно подчерпнуть из этого старья. Ничего полезного для нас я тут не вижу. Ну работали они вместе на нелегальном прииске, и что с того? Как это объясняет способности Одина? Этот Красавчик просто заурядный зэк, который, судя по его делу, не отличался особым умом. Один – это совсем из другой так сказать «оперы». Их связь нам ничего не дает. Тем более, что Красавчик уже мертв. Концов не осталось. И как это привязать к самому Одину, я ума не приложу. Думаю, что никак. Бесполезное занятие…
Пауков глянул на него как-то странно, и с кривой усмешкой проговорил полувопросительно:
– Ты так думаешь?
В его голосе уже слышались знакомые ядовитые нотки, такие привычные и уже почти родные. Елезарова очень сильно заинтересовало, что же такое его шеф увидел в деле Одина, что это даже выбило его из привычной колеи, заставив проявить некоторые человеческие эмоции, которым, уже казалось, не было места в этой пустой и холодной душе. Пауков продолжал смотреть на Сергея каким-то странным взглядом, будто пытаясь влезть ему в мозг и прочесть все его тайные мысли. Сергею стало не по себе из-за этого взгляда, но он заставил себя смотреть на шефа прямо с хорошо сыгранной легкой обидой и недоумением. Мол, чего это вы, дяденька, ко мне цепляться вздумали? Виктор Анатольевич вдруг устало вздохнул и опустил голову.
– Ладно, Сережа, иди, отдыхай. Завтра тебя ждут твои подопечные. Продумай хорошенько, как построить с ними разговор, чтобы выйти хоть на какой-то результат. – Сергей направился к дверям, а Пауков вслед ему проговорил каким-то нерешительным голосом, словно что-то вспомнив. – Да… И попробуй спросить их об этом Одине. И посмотри на их реакцию. Вдруг что-нибудь и прояснится. – Голос его при последней фразе звучал как-то глухо, и если бы у Сергея было довольно фантазии, то он бы сказал, нерешительно, что было тоже весьма странно.
Не дожидаясь какого-либо ответа от Сергея, а также, когда за ним закроется дверь, Виктор Анатольевич обратился к Эдуарду.
– Эдик, раздобудь мне всю подноготную этого Одина. Меня интересуют его родители… – И потом добавил фразу, как будто обращался сам к себе. – Таких совпадений не бывает…
Что уже ему ответил управляющий, Елезаров не слышал. Дверь пришлось закрыть под пристальным и подозрительным взглядом секретаря Паукова, напоминающего робота. Но последние слова, сказанные шефом, не выходили из головы Сергея. Какие такие совпадения? Если бы он мог позволить себе пофантазировать, то сказал бы, что Пауков узнал на фотографии и по настоящей фамилии Одина. Но такого просто не могло быть! Елезаров очень хорошо знал всю биографию Паукова. В его жизни не было людей по фамилии Важин, и уж конечно, никаких связей с тюремным миром. По крайней мере, в тех материалах, которые видел Елезаров. А их контора умела выкапывать даже самые, казалось бы, незначительные детали из жизни тех людей, которые были ей интересны. А Пуков был уже давно на крючке конторы. Именно благодаря этому Сергей в свое время и оказался в команде. Бывших, как говорится не бывает.
В вагоне Елезаров расположился с удобствами в гостиной и стал поджидать шефа. У него внезапно возникла идея опробовать свои вновь открывающиеся способности на Паукове. Вагон был защищен от наружного воздействия различных излучений, но не от внутренних. Идея ему очень понравилась, и он стал разрабатывать некий план, как ее осуществить. После получасовых раздумий, он вынужден был с грустью признать, что пока не готов к таким экспериментам. Не умеет он еще управлять своими вновь открывшимися силами, да и самих сил как следует не знает. А если шеф что-то заподозрит, тогда Сергей может поселиться в соседнем боксе, рядом со стражем, и с тем, другим, которого они считали посыльным. А этого он точно не хотел.
Пока он так пребывал в раздумьях, послышался звук шагов и Пауков вошел в гостиную. Вид имел задумчивый и несколько рассеянный. Подошел к буфету, плеснул себе в стакан коньяка, и уселся в кресло напротив Елезарова. Но вел себя так, будто в комнате он был совершенно один. Сергей тишины не нарушал, молча поглядывал на Паукова в ожидании, когда тот первым заговорит с ним. И шеф заговорил. Но совсем не о том, чего ожидал Сергей. Крутя бокал в руке, Виктор Анатольевич задумчиво проговорил, обращаясь к Елезарову:
– Ты когда-нибудь влюблялся, Сережа?
От такого вопроса Сергей чуть из кресла не выпал. Уставился на собеседника большими глазами и растерянно захлопал ресницами. Не дожидаясь ответа, с какой-то тоской в голосе, Пауков продолжил:
– Знаешь, любовь – это такое чувство, которое делает нас слабыми, беспомощными. Нельзя допустить, чтобы любовь овладела миром. По крайней мере, не нами. Те, которые внизу, пускай успокаивают себя этой сладкой сказочкой. Когда человек влюблен, его можно брать голыми руками и делать с ним, все что тебе вздумается. Но для этого, ты должен быть сильным. Этот мир понимает только власть и силу! Я хотел бы уничтожить само понятие любви! – Пауков с силой сжал кулаки и хрупкий стакан с остатками коньяка треснул в его руке, разлетевшись на мелкие кусочки.
Шеф, чертыхнувшись, соскочил с кресла, и кинулся к буфету, где стояла аккуратная стопочка салфеток. Из его ладони прямо на пушистый ковер закапала кровь, оставляя некрасивые буроватые пятна на светлом ворсе. Елезаров, все еще с изумлением, смотрел на это представление, не в силах вымолвить ни одного слова. Вытерев руку, и кое-как замотав ее салфеткой, чтобы остановить кровь, Пауков нервно заходил по комнате взад и вперед, не в силах справиться со своими эмоциями. Он выглядел больным человеком, у которого не все хорошо с головой, а его слова и фразы, которые он выкрикивал, бегая по комнате, были понятны только ему одному, и больше были похожи на горячечный бред, чем на внятный разговор.
– Этого не может быть!!… Через столько лет, она догнала меня… Не смогла сама… Прислала своего сына… Я должен найти его!! Найти и уничтожить, чтобы даже памяти не осталось… Чтобы не было продолжения… Это она… Она – ведьма…!!! Она с того света лишила меня моего сына… А я на этом свете найду ее сына и уничтожу его!! Я переверну весь мир, но я его найду!! – Он вдруг остановился на всем бегу и, закрыв лицо руками, вдруг разрыдался, повторяя со всхлипами только одно имя. – Оля… Оленька… Как же так, Оленька…?!
В его голосе было столько любви и боли, что казалось эти чувства, как вода затопили вагон, не давая возможности вдохнуть полной грудью. И Елезаров очень сильно пожалел, что вовремя не ушел в свою комнату, а стал свидетелем всего происходящего. Это были непростительные минуты слабости Паукова, и Сергей отлично понимал, что свидетелю собственного падения Пауков этого ни за что не простит и никогда не забудет. А еще, в голове у него вертелся один и тот же вопрос. Что же все-таки произошло сегодня, что так повлияло на этого холодного, расчетливого, как питон, человека, его шефа? Он бы многое отдал, чтобы суметь ответить на этот вопрос. Но задавать сейчас вопросы Паукову – это себя не любить. Поэтому, он сидел тихой мышкой, стараясь слиться с оббивкой кресла. Было бы лучше, если бы шеф вообще забыл о его существовании на данном этапе, по крайней мере.
Несколько минут ничего не происходило. Затем, Виктор Анатольевич отнял руки от лица, с брезгливым выражением откинул окровавленную салфетку на пол, и посмотрел прямо на Елезарова абсолютно сухими глазами. За эти несколько минут, казалось, Пауков постарел на несколько лет. Морщины собрались на лбу и около рта, глаза блестели каким-то лихорадочным огнем одержимого человека, он весь как-то ссутулился, будто усох за эти несколько минут, дорогой костюм на нем обвис и выглядел нелепо. Он сделал несколько шагов по направлению к сидящему Елезарову и сухим, надтреснутым голосом произнес:
– Забудь все, что ты здесь видел и слышал. Ступай к себе…
Сергей молча кивнул, и выскользнул за дверь. Только оказавшись в своей спальне он начал нормально дышать.