Апрель 1929 года
Вопрос товарища Сталина стал для меня столь неожиданным, что я не сразу нашелся с ответом. Тот меня не торопил, но и риторическим его вопрос не был, надо было что-то сказать.
– Так мне только в этом году восемнадцать исполняется. Не рано ли? – наконец вымолвил я.
И ведь действительно, хоть я и думал вступать в партию, но уж никак не раньше своего совершеннолетия. В этом времени это понятие было довольно размыто. Еще буквально до революции вполне себе венчали с шестнадцати лет, считая человека вполне созревшим для брака. Хотя и полноценно взрослым такого парня еще не считали. Понятие «мужчина» здесь еще осталось. А оно включает в себя два слова: муж и чин. То есть, человек, достигший какой-то весомой должности, а не безработный или висящий на шее у родни. Я же еще и не женился, и должности какой-то не имел. Потому и относились ко мне больше как к подростку, слегка снисходительно. Но это те, кто постарше и со мной незнаком. Однако революция многое поменяла. В частности – отношение к «чину». Были мальчишки моего возраста, которые в гражданскую войну подразделениями командовали. И ничего, их вполне слушались и подчинялись, несмотря на года. Но сравнивать себя с ними я даже не думал. Да и осталось еще из прошлой жизни понятие, что совершеннолетним мужчиной я стану в восемнадцать лет. И до этого срока о партии даже не мечтал.
– Разве у нас есть закон, ограничивающий вступление в партию по возрасту? – подколол меня Иосиф Виссарионович.
Я на это промолчал.
– В партию вступают по поручительству трех действующих членов либо, если есть стаж работы в ВЛКСМ, – продолжил товарищ Сталин. – Есть мнение, что вы обладаете и тем и другим. Поэтому не вижу препятствий. Или вы желаете остаться беспартийным?
И никакого осуждения или угрозы я в этом вопросе не заметил. Иосифу Виссарионовичу просто было интересно, хочу ли я в партию или нет. Во всяком случае, мне так показалось. За несколько встреч уже успел немного изучить его мимику и интонации в голосе.
– Нет, я собираюсь вступить в партию.
Удовлетворившись моим ответом, товарищ Сталин все же перешел к моим наметкам по коллективизации.
– Значит, крестьяне по вашему мнению не смогут в ближайшее время повысить свою производительность?
– Дело даже не в единоличных хозяйствах, а в том, что у них для этого материальной базы не хватает, – сказал я. – Какой толк от того, что имеющееся зерно они посеют не раздельно, как раньше, а все вместе? Больше его от этого не станет. Единственное, чем мы можем им помочь – вернуть лошадей из армии, хотя бы часть, да механизировать их труд.