– Посмотри-ка, как быстро все закончилось.
Я закатываю глаза, закрывая свой шкафчик со спортивной формой, и поворачиваюсь к этой занозе в заднице.
Хлоя насмешливо улыбается.
– Для девчонки, которая не хотела их, ты слишком быстро вошла в игру, но так же быстро и вылетела из нее.
– Всегда пожалуйста. – Я обхожу ее и направляюсь в спортзал.
– За что это?
– За то, что освободила твоего мужика, Хло. Ты же об этом так волновалась, да? – Я разворачиваюсь и спиной открываю дверь. – Что он привяжется к кому-то до того, как ты получишь шанс.
– Мэддок никогда ни к кому не привязывается.
– Тогда зачем ты так стараешься? – Я выгибаю бровь. – Какой в этом смысл, если ты, маленькая стерва, так и не сможешь его заполучить?
– Тебе никогда этого не понять, потаскушка. – Она окидывает меня недружелюбным взглядом. – Не вставай у меня на пути. Сейчас пришло мое время.
– Ну да, точно, – насмешливо соглашаюсь я.
Хлоя закатывает глаза и протискивается мимо меня. Тут я замечаю засос у нее на шее и хмурюсь.
Потом напоминаю себе, что мне плевать, придаю лицу невозмутимое выражение и иду к свободным матам. Но тут меня окликает какой-то парень:
– Эй, Рэй, раз теперь ты свободна по ночам, то, может, покажешь мне какие-нибудь фокусы, которым тебя научила твоя мама?
Я застываю на месте, но лишь на мгновение, потом поворачиваюсь к нему и фальшиво улыбаюсь.
– Хочешь узнать, чему меня научила моя мама?
Парень (понятия не имею, кто он), прислонившись к стене качалки, облизывается и кивает, его непристойный взгляд скользит по мне, пока я иду к нему.
Криво усмехаясь, я подхожу ближе, провожу рукой по его груди и чувствую, как сжимаются мышцы под хлопком, когда моя ладонь скользит по его животу. Я останавливаюсь у пояса его спортивных штанов, и его бедра непроизвольно дергаются вперед, а плечи прижимаются к стене. Мои пальцы спускаются все ниже, и я уже хочу схватить его через треники, как чья-то рука крепко обхватывает мое запястье и отдергивает в сторону.
Я бросаю свирепый взгляд на вдруг оказавшегося слева от меня Мэддока. Он тоже пристально смотрит на меня.
Я поднимаю бровь, и он хмурится еще сильнее. Тогда я поднимаю колено и со всей силы бью по промежности мудака передо мной.
– Мать твою! – кричит он. – Тупая сука!
Я наклоняюсь к нему, но Мэддок оттаскивает меня назад.
– Вот чему научила меня моя мама, ты, кусок дерьма! Ну как, я хорошая ученица?
В ту же самую секунду меня поднимают в воздух и несут к двери, которая ведет в коридор к раздевалкам.
Мэддок бросает меня на кучу грязных полотенец.
Я подскакиваю, отряхиваясь, и впиваюсь яростным взглядом на придурка напротив.
– Какого хрена?
– Вот именно, какого хрена? Что это сейчас была за херня? – рычит он.
– Это называется умением постоять за себя.
– Твоя рука была на его промежности!
– Ты не видел, как я пнула его по яйцам? – выкрикиваю я. – Вряд ли бы я стала так делать, если бы хотела полапать его и устроить маленькую вечеринку на глазах у всего класса, не считаешь? Он повел себя как мудак и поплатился за это. Ему еще долго будет больно, кстати. А вообще, каким хреном тебя это касается?!
– Да мне плевать!
Я скрещиваю руки на груди.
– Правда?
– Хочешь сказать, что я лжец? – Мэддок двигается вперед, и волоски на моем затылке встают дыбом.
– А что, нет?
Он приближается ко мне, его глаза на мгновение задерживаются на моих губах и тут же ловят мой взгляд.
– Почему от тебя столько проблем?
– Ничего подобного, – отвечаю я ему, следя за кончиком его языка, высунувшегося, чтобы облизать уголок рта. – Если ко мне не лезут, я тише воды и ниже травы.
– Тогда почему мне все время хочется задеть тебя?
Я поднимаю на него глаза. Он уже совсем близко.
– Потому что я отвечу.
– И на поцелуй тоже ответишь?
– А ты попробуй и узнаешь.
Мэддок подходит ближе, хватает меня и ставит спиной к шкафчикам. Его темные глаза изучают меня, пытаясь проникнуть в самую душу. Не знаю, что он надеется найти, но внутри почти ничего нет.
Я уже устала от рутины, я рвань из трейлерного парка, и мне нечего терять. Моя жизнь, за вычетом пары незначительных деталей, записана на десяти страницах личного дела, которое лежит в приюте неподалеку и которое он читал.
– Ты спишь с Бишопом?
– Нет.
– А собираешься?
– Я никогда ничего не планирую. Для этого я слишком часто переезжаю.
– Это не ответ.
Я пожимаю плечами.
– Ты выводишь меня из себя.
– Да ты сам себя изводишь! Давно бы уже перестал совать нос в мои дела, и все было бы прекрасно.
Мэддок рычит, опустив голову. Он сжимает меня еще крепче, и кончики его пальцев впиваются в мою спину.
В животе появляется жар, моя грудь тяжело поднимается.
Он издает легкий смешок, и от этого звука, низкого и непристойного, у меня начинает гореть кожа. Но вдруг в его взгляде что-то меняется. Страсть и шутливость сменяются тем, что мучает его изнутри, и он переключает передачи, его глаза теперь пустые и жесткие.
– Ты так предсказуема, Рэйвен.
– Ну да. – Я запрокидываю голову. – С чего ты взял?
– Ты даже не сопротивлялась, пока я тащил тебя сюда, не отталкивала меня, когда я коснулся тебя – как делала со всеми теми ублюдками из этой школы, когда они дотрагивались до тебя. – Его губы опускаются к моему уху. – Но я знал, что ты мне позволишь. Точно так же, как я знаю, что под этой шелковистой кожей, которую ты носишь как броню, ты притворяешься, что тебе плевать, что думают другие, но это же притворство, правда? Только одно задевает тебя за живое. Только с этим ты никак не можешь примириться.
– Да, здоровяк? И что это? – Меня бросает в жар от злости – что за сеанс психоанализа?
– То, что все вокруг считают тебя дочерью твоей матери. – Я не успеваю ответить, как Мэддок разворачивает нас. Я почти лежу на нем, а он прижимается спиной к шкафчикам. Его взгляд становится еще более жестоким, голос – еще более резким. – Сколько раз мне еще придется повторять тебе, Рэйвен? Я не плачу за секс, тем более ты уже так легко отдалась. Если снова попросишь меня об этом, я позабочусь о том, чтобы твою задницу вернули туда, откуда ты приехала. В нашей школе нет места всякой швали.
Я непонимающе хмурюсь, но не успеваю ничего сказать, как в ушах начинает звенеть смех.
Я медленно смотрю по сторонам.
В коридоре толпятся ученики.
Их хохот эхом отскакивает от стен, волнами перекатываясь по длинному коридору.
В висках начинает яростно стучать кровь, злость ослепляет, но, несколько раз моргнув, я беру себя в руки.
Мэддок отталкивает меня, и я, запнувшись, падаю на кучу дерьма на полу. Он глядит на меня с неприязнью.
– Дай мне шанс поймать тебя на том, что ты ищешь клиентов в школе, Белоснежка.
Он с особым выражением смотрит на мои ноги, словно давая понять, что я стою меньше, чем грязный пол под ними, и, нахмурившись, качает головой.
А я не могу дышать.
Я начинаю потеть, моя кожа начинает зудеть, и я не чувствую своих рук. Мои глаза мечутся от человека к человеку, и каждый отвечает мне презрительным взглядом.
Когда я снова нахожу Мэддока, то вижу не только его, но и двух других, стоящих рядом с ним.
Троица.
Мальчишки из Брейшо-Хай, которые управляют ею.
Они почувствовали угрозу от моих действий, которые на самом деле помогли им больше, чем навредили, и все же, по их мнению, не сходились с их интересами.
Здесь вы можете жить только по их правилам.
Они втянули меня в свои игры, привлекли ко мне внимание и сделали все, чтобы все узнали, кто я и откуда. А все для того, чтобы бомба взорвалась намного сильнее, когда упадет.
Все это было сделано лишь для того, чтобы поставить меня на место, прямо здесь, на виду у всех этих придурков.
Теперь это не домыслы, а подтвержденный факт.
Слова прямо из уст их лидера.
Я яблоко, которое упало недалеко от яблоньки.
Шлюха.
Я могу ответить только тем, что стану вести себя как проститутка, которую они во мне видят, заставлю их думать, что мне нравится трахаться. Но все это на моих условиях. Это мой выбор.
А он забрал его за две с половиной секунды, на глазах дюжины свидетелей.
Мэддок был прав, когда сказал, что я не выношу, когда смотрят на меня, а видят ее.
Я прикусываю язык, чтобы не сорваться. Вполне возможно, что ярость и стыд смешаются в одно и все закончится неконтролируемым потоком слез. Они этого не заслуживают – это будет настоящий кошмар.
Если им хочется довести меня до слез, это будет не так-то просто сделать.
Я заставляю свои ноги двигаться и, не обращая внимания на едкие подколы и незамедлительно последовавшие предложения, с гордо поднятой головой выхожу за дверь. Но все это лишь притворство.
Правда в том, что этим парням удалось поставить меня на колени – в рабочую позу любой шлюхи.
Но говорю как есть: трех охреневших беспризорников мало, чтобы сломить меня.