Очнулся Пантир в небольшой комнате. Неясные скрипы, щелчки и топот слышался отовсюду. Но все звуки перебивал настойчивый, монотонный удар капель о каменный пол. Одна за другой, они разбивались громко, даже слишком. От такого звука не могла не болеть голова.
Открыв глаза, Пантир увидел, что лежит в маленькой квадратной комнате с одним единственным окошком почти у самого потолка, из которого едва пробивался солнечный лучик. Но его было недостаточно, чтобы осветить комнату. Встать наёмник не мог: руки и ноги были хорошо связаны.
– Вот и всё, – заговорил сам с собой Пантир. – Тюремная клетка. Сегодня я узнаю, что совершил десяток преступлений, о которых даже не знал, а стража будет довольна, что поймала такого опасного… меня.
Он устало вздохнул. В другой ситуации он был бы рад закрыть глаза, выспаться, насладиться временем, когда ему не угрожает опасность и не приходится постоянно прислушиваться к шорохам. Здесь, в четырёх стенах, уже нет ничего важнее времени. А времени предостаточно. Его, хватит, чтобы узнать все тайны мира, познакомиться с самим собой и сойти с ума пару раз. А капли, что неустанно продолжали разбиваться о камень, как никто другой, способствовали этому.
– Может, меня казнят? – уже громче сказал наёмник.
– О! – из-за клетки послышался голос, и через пару мгновений за ней показался мужчина в стальных доспехах – тюремный стражник. – Ты очнулся.
С этими словами он куда-то быстро пошёл, оставив Пантира вновь наедине со своими мыслями.
– Да, – продолжил монолог наёмник. – Если казнят, так даже лучше. Сидеть десятки лет в объятиях мокрого камня и векового мха – не лучший вариант.
Время шло медленно. Спина, вместе с руками и ногами, начала затекать в неудобной позе, ещё и лёжа на грубом камне. Пару раз Пантир попытался встать, но ничего хорошего из этого не вышло: он даже пару раз приложился головой об стену, отчего звон капель стал раздражать ещё сильнее.
Так же неожиданно, как в первый раз, появился стражник. На этот раз его сопровождали ещё двое. Один из них, медленно подбирая ключи от решётки, наблюдал за наёмником. А Пантир смиренно смотрел в ответ на стражника. Когда же нужный ключ нашёлся, мужчина медленно отомкнул клетку и оба осторожно вошли. Подняв наёмника на ноги, они развязали верёвки:
– Пошли.
– Куда?
– На суд.
Покорно Пантир шагнул к выходу и чуть не упал. Судороги свели ноги, и только стража удержала его, схватив под руки.
– Не прикидывайся! – заругался один из них.
– Пошёл ты.
Через силу, Пантир всё-таки поплёлся к выходу.
Они проходили клетку за клеткой, и почти в каждой сидел человек. Какие-то были большие, и в них сидело по два, а то и три человека, а какие-то были совсем крохотные, даже словно меньше той, в которой сидел Пантир. Все заключённые с ужасом смотрели на наёмника, словно знали, что место, куда его ведут, куда хуже тюремной клетки.
Вскоре они поднялись с нижних уровней в небольшую залу, из которой выходило множество дверей. У нескольких из них стояла стража. Увидев Пантира, они скривили лица, выражая явное презрение. Пантир засмеялся.
Его завели в одну из комнат: большую, она была хорошо освещена и Пантир, вместе со стражей, на секунду остановились, стараясь привыкнуть к свету после мрака тюремного подвала.
Это была комната, где вершилось правосудие. У окна располагался большой стол с высоким, словно трон, стулом. По одну сторону от него, у стены, была клетка, схожая с тюремной – пристанище для заключённого. С другой стороны располагались в несколько рядов скамьи и небольшая трибуна для выступлений. Когда наёмник оказался надёжно закрыт за крепкими железными дверьми клетки, в комнату стали входить другие. Их было трое: первым вошёл седой мужчина в богатых одеждах. Он сел на скамью с края и уставился в окно, не желая даже смотреть в сторону наёмника. За ним вошёл один из стражников, которых Пантир встретил на площади во время дождя. Он выглядел уставшим, словно уже несколько дней не спал. Последним вошёл мужчина в черных одеждах с небольшой бородкой. Он остановился у входа, осмотрел всех присутствующих и неохотно занял своё место на троне у окна. Откашлявшись, он заговорил:
– Начнём судебное смотрение преступника Пантира Ярема. Он обвиняется в оказании незаконных услуг в качестве наёмника, не прикрепляя себя ни к одной из официально действующих гильдий, в результате чего получал вознаграждение за заказы, о которых не осуществлял официальной отчётности и не получал какого-либо официального разрешения на осуществление их, а также установки выплаты, компенсации расходов и прочее-прочее. В ходе смотрения присутствует один независимый оценщик, имя которого не разглашается в целях безопасности и свидетель, имя которого аналогично не рассматривается в целях безопасности. Судебное смотрение веду я. Имя своё не назову в интересах безопасности. Пантир Ярем, вам всё ясно?
– Почему моё имя называют? Я не нуждаюсь в вашей безопасности?
– Вопросов нет. Прекрасно. Господин свидетель, подойдите к трибуне и расскажите всё, что знаете.
Стражник, охая и едва перебирая ногами, подошёл к трибуне.
– Я патрулировал улицы города. Был дождь. Когда всем было положено сидеть дома, на улице я встретил его, – стражник показал на наёмника. – А в такое время на улице шастают только наёмники, убийцы и воры. У меня всё.
Не дожидаясь ответа, мужчина поволочился на своё место на скамье. Уставши плюхнувшись, он облокотился на спинку и закрыл глаза.
– Господин Пантир Ярем. Что вы делали на улице в столь позднее время?
– Гулял.
– Значит, не можете сказать. Все ясно. Судебный смотритель, то есть я, сделаю выводы. Кхм. Свидетелей, приглашённых заранее больше, нет. Господин Пантир Ярем, у вас есть приглашённые свидетели?
– Да. Я.
– Значит, нет приглашённых свидетелей. Судебный смотритель, то есть я, сделаю выводы. Переходим к завершению. Господин Пантир Ярем, у вас есть право на последнее слово. Желаете его сказать?
– Да.
– Вы сказали своё последнее слово. Пора вынести решение.
Мужчина достал из-под стола старые весы. Выровняв каждые чаши, он продолжил:
– Мой долг решить вашу судьбу. Честно, как предписали это наши предки. Я сделал выводы, принял решение. Если оно будет нечестным, господин независимый оценщик может об этом сообщить. Кхм. Господин Пантир Ярем, в связи с тем, что имеются достаточные основания полагать, что вы занимаетесь незаконным оказанием услуг, не зарегистрировав себя ни в одной из гильдий, а впоследствии не осуществляя необходимого официального отчёта о проделанной работе, количестве, качестве заказов, вознаграждении и прочем-прочем, вы признаетесь виновным. Вас отправят в тюрьму. Господин независимый оценщик, есть возражения? Нет, отлично. Тогда прошу расходиться.
С этими словами все трое встали и поспешили покинуть комнату.
– Да здравствует господин, делающий выводы! – успел выкрикнуть Пантир им вслед.
В комнату тут же вошли стражники. Открыв клетку, они взяли наёмника за руки и повели обратно в тюремные подвалы.
Заключение в тюрьме можно было считать заколоченной крышкой гроба. Почти все, кто туда попадал, больше никогда не видели ни дневного света, ни жизни за железными прутьями. Легенды о великих воришках, что умело прятали невесть где отмычку, а потом ею ловко открывали все замки, не встретив ни единого стражника; пробирались выше и выше, сквозь лабиринт тюремных коридоров и выбирались на волю так, что даже сидячие у входа надзиратели их не заметили, оставались всего лишь легендами. Красивыми историями с хорошим концом, сказкой для книги. В жизни такого не случалось. Но всегда в каком-нибудь придорожном трактире появлялся доходяга, который, спустя несколько кружек пива начнёт хвастаться, как одурил всю стражу, ловко избежал каторги, плахи и всего того, что обычный человек никогда не избежит. Такие истории всегда заканчивались несуразицей. Особенно, если кто-то прервёт историю и задаст вопрос. Потеха слушателям, приятный вечер.
Сейчас, попав в тюремную камеру, Пантир вспоминал те дни с улыбкой. Он старался занять себя чем-нибудь, чтобы не сойти с ума. Он только-только вернулся в сырые катакомбы, и уже ненавидел всё, что его окружало. Постоянные скрипы невидимых дверей, вздохи, кашель и стоны других заключённых. И шаркающий звук камня по кирпичной стене: на противоположной стороне коридора, в едва освещённой клетке старик царапал что-то на стене. Очередной несчастный, что попрощался со здравым смыслом и ждал наступления своего конца.
– Скоро и я стану таким, – пробубнил Пантир.
Он не любил говорить сам с собой, и уж тем более редко что мог сказать вслух. Он опасался, что кто-то всегда может услышать его, выудить в словах нужные нотки и воспользоваться ими так же профессионально, как наёмники используют свои запрещённые уловки. Но теперь все это было бесполезно.
Пантир лёг на грязный спальный мешок на полу и погрузился в мысли. Где-то там, за стенами, Лилит верит, что мир чист и бел. Возможно, она сейчас в беде, и ждёт, когда принц сломает все стены и преграды и устремится к ней на помощь. В последний момент нанесёт решающий удар, сразит врагов и заберёт её в прекрасный мир, где всегда восход.
Он отчётливо представил эту картину перед глазами и засмеялся. Громко, что даже человек, что скрёб стену, на секунду остановился. И вновь продолжил.
– Ну, хватит! – не выдержал Пантир, буркнув в сторону надоедающих звуков.
И они прекратились. На секунду бесконечные катакомбы стали абсолютно беззвучными, и затем скрежет вновь продолжился. Наёмник был беспомощен перед безумцами, и потому лишь тяжело вздохнул.
– Везунчик, – послышался незнакомый мужской голос откуда-то из непроглядной темноты камер. – выиграл целую секунду покоя. Жаль, это был разовый случай.
– Он что, глухой?
– Я не глухой! – старый, скрипучий и уставший голос вмешался в разговор. Он шёл вместе со скрежетом, и можно было понять, что говорит именно тот безумец.
– Тогда прекрати! Тебе самому не надоело?
– Мне надоело, что я ничего не могу делать. Пусть палачи придут и заберут меня, пусть палачи придут…
Глаза постепенно привыкали к темноте. В ней он смог увидеть очертания камеры старика, что все не прекращал царапать по стене. Маленький лучик солнца пробился сквозь окошко у потолка и устремился к стене напротив. Тогда Пантир увидел, что царапал старик.
Это было имя неизвестного ему человека: Вульпес Корвум. И это имя повторялось раз за разом, везде, где было место. Вскоре старик с трудом встал на тощие, как два маленьких прута ноги, и, шатаясь, словно одурманенный дешёвым алкоголем, поплёлся в сторону. Обеими руками он щупал стену, водил руками по своим же надписям вверх, вниз, медленно, словно слепой. Вскоре он нашёл немного места, у самого пола, и вновь принялся царапать.
– Ну дед, ну старина, хватит! – незнакомый голос вновь дал о себе знать. – Лучше давай разбавим эту плохую игру барда словами. Эй, новичок, за что тебя упрятали в столь прекрасную обитель?
Пантир не ответил. Старик тем временем продолжил царапать по стене.
– Чудака этого, кстати, за убийство собственной семьи сюда бросили, представляешь? Вот умный старик, взял, да с умом распрощался, не страдает сидит. А меня, кстати Малик звать. Хочешь, расскажу, почему сюда упрятали? Да я расскажу, всё равно делать нечего. Так вот, иду я как-то по улице, никого не трогаю. Смотрю, бумажка лежит. Поднимаю её, и тут ко мне стража подбегает, говорит, предатель страны. Хватают за две руки и давай на суд. Представляешь? Ха-ха, вот я и попал сюда. А ты, друг, как сюда попал?
– Мы не друзья.
– Это ты верно подметил. Мы не друзья, мы семья. Все мы здесь братья и сестры по судьбе, и ждёт нас одна судьба – сойти с ума от этого проклятого старика.
Когда из коридора послышались тяжёлые, медленные шаги, словно кто-то с явной неохотой шёл к заключённым, Малик притих. Старик же как царапал стену, так и продолжил заниматься своим делом. Вскоре темноту развеял стражник с факелом. Он устало рассматривал заключённых и шёл вперёд. Старик на секунду повернул голову к свету, и Пантир смог разглядеть лицо старика.
На удивительно маленьком лице, в свете огня отражались две черные глаза бусины. В них не было ни грана желания жить, а блестели лишь от того, что были полны слёз. Старик даже не старался их вытереть. Они текли вольно: по щекам в рот, и дальше, вниз, до подбородка, падали с лица и разбивались о холодный камень.
Пантир видел это лишь секунду, и никак не мог понять, как же такой человек смог убить целую семью. Стражник не обратил на него никакого внимания и направился дальше. Остановился он лишь у последней камеры, которая была в углу коридора. В ней сидел совсем ещё молодой, невысокого роста черноволосый парень, устало почёсывающий щетину – Малик. Не по возрасту хитрыми глазами он осматривал всё, что освещал факел, словно наслаждаясь светом огня как мотыль. Когда же стражник остановился напротив его клетки, он осмелился скривить перед ним странную гримасу.
– Не забывай, где ты, Малак, – спокойно ответил на кривляние парня стражник.
– Я Малик, пора запомнить, дерьма кусок.
Стражник ничего не ответил. Вздохнув, он пошёл обратно, медленно, словно ожидая чего-то, пока не поравнялся с камерой Пантира.
– Ну как тебе обетованная?
– Прекрасна.
Стражник хмыкнул и загремел ключами. Недолго их перебирая, он открыл клетку Пантира и отошёл в сторону:
– Тебя ждут. Не дебоширь по дороге, чтобы не стыдились.
Пантир медленно пошёл к выходу. Он уже успел отвыкнуть от света, и потому не мог толком разглядеть стражника – его факел сильно слепил глаза вблизи. Потому наёмник ожидал какого-то подвоха. Пара шагов, за которые он вышел из камеры, Пантир успел перебрать несколько идей, почему его так просто выпускают из камеры. Ни одна из них не была приятной. Сопротивляться он не планировал, всё равно сбежать из тюремных катакомб невозможно. Стража при всем желании не выпустит его, а проскользнуть незамеченным невозможно.
– Эй, ублюдок. Почему? – Малик взбесился, увидев, что Пантира так быстро выпускают. – Что он сделал, что его так быстро вытаскивают отсюда? Когда придёт мой черед?
– Никогда.
– Тогда пусть этот старикан скорее подохнет, потому что сил моих больше нет.
Стражник вновь загремел ключами. Он отдал факел Пантиру, а сам, в темноте, открыл клетку Малика, и, не проронив ни слова, вошёл внутрь. Огня факела не хватало, чтобы увидеть, что происходит в камере, и наёмник не хотел подходить ближе, но по звукам удара и крикам боли, можно было понять, что Малик навлёк на себя гнев. Вскоре стражник вышел, закрыл клетку и, довольно улыбаясь, повёл Пантира наверх.
– Мужчина, – остановил Пантира безумный старик, шмыгнув носом. – Пусть на твоих руках будет меньше невинной крови. Прощай.