День прошёл хорошо. Помимо первого заказа было ещё пять, и – удача – все внутри Третьего транспортного кольца и близко к метро. В шесть часов я передал последний заказ на «Чеховской». Домой до «Пражской» вела прямая серая ветка. Был уже почти час пик, и я уехал только на четвёртом поезде. Мне повезло, и я занял место у неоткрывающихся дверей. Состав тронулся, и я погрузился в мысли. Через пару станций решил проверить телефон и почитать новости.
Ничего интересного не произошло. За исключением того, что мошенники обманули очередного пенсионера (каждый раз удивляюсь, откуда у пенсионеров столько миллионов, с которыми они так легко расстаются) и что бензин опять подорожал. Я пролистнул ленту и уже был готов сунуть телефон в карман. Но что-то внутри свербело, и я решил вернуться к сохранённым видео и посмотреть на Волка ещё раз. Я открыл «Ютуб» и кликнул историю. Вот шорт, где две красивые девушки танцуют, вот ролик про рептилоидов. Я листал и листал ленту, но Волка не находил. Странно. У видео, насколько помню, было более двух миллионов просмотров. Я набрал в поисковике «волк с желтыми глазами предсказание будущего», но ничего путного не нашел. Того самого Волка не было.
Тогда я открыл приложение «КурьерЧик» и посмотрел вчерашние заказы. «Царицыно музей-заповедник, 18-С» – всё верно, был такой заказ. Даже в навигаторе забит этот адрес.
Объявили очередную остановку – «Севастопольская». Не знаю почему, но я решительно направился, расталкивая людей, к выходу. Я взбежал, как полоумный, по ступенькам, промчался по каменным коридорам, обгоняя спешащих людей. Какая удача, я подумал о Волке в тот самый момент, когда проезжал Большую кольцевую линию. Я благополучно проехал две станции до зелёной ветки и через три остановки был на «Орехове».
Я торопился. В девять закрывается Пражский рынок, а мне нужно успеть купить досок. Пока я размышлял и строил планы на вечер, сам не заметил, как оказался в тёмном лесу. Мне каким-то образом на этот раз удалось то ли обойти, то ли перейти посуху ручей, так что я не промочил ног. До заветного дома оставалось сто метров. А вот и он. Двухэтажный, большой, то ли тёмно-серый, то ли коричневый.
Свет не горел. Значит, хозяина нет или он спит. Старясь не шуметь, я, осторожно ступая на носок и затем плавно на пятку, взошёл на крыльцо. Двери в проёме не было, значит, вчера мне это не привиделось. Я переступил через порог и оказался в комнате. Фонарик телефона выхватывал стены с облезлой коричневой краской. Дом был деревянный внутри, как и снаружи. Я посмотрел на потолок – коричневые доски. Из комнаты куда-то ведут ещё две двери. Приоткрыв одну, я увидел тот самый длинный коридор. Похоже, вчера я вышел в эту дверь вместо входной. Значит, в доме есть ещё один выход наружу. Я вернулся в первую комнату и заглянул в другую дверь. За ней оказалась другая комната, побольше. Посреди стоял старинный деревянный стул с мягкой обивкой и деревянной резной спинкой. Этот стул чем-то напоминал те, что стояли в моей съёмной комнате. Они были невероятно неудобны, да и вообще садиться на них было опасно: клей рассохся, ножки и спинки шатались во все стороны. Я ввернул в них тонны шурупов и обмотал километрами скотча, но это не помогало. Я использовал эти стулья как вешалки.
Но, конечно, не стул привлек моё внимание, а жёлтый конверт, который выделялся на тёмно-коричневой обивке.
Я подошёл и бесстрашно взял конверт. На нём печатными буквами было написано: «Журналисту Ивану Фирсову». Я почувствовал, как меня охватывает нервное напряжение. Конверт был не запечатан. Внутри я увидел белый лист формата А4. Меня охватило давно забытое чувство, как в детстве, когда я находил под ёлкой подарки от Деда Мороза. С трепетом я развернул письмо. В тишине пустой комнаты шорох плотной бумаги звучал угрожающе. Я невольно обернулся и направил фонарик на дверь: никого. Только тени играли на стенах и потолке. Тёмный проём казался дырой в пещеру.
На листе вверху было написано: «Они все умрут».
Тревога обуяла меня, голова закружилась. Я попытался успокоить себя мыслями о лете, но ничего не получалось. Руки дрожали. Я постарался как можно аккуратнее сложить лист, вложил в конверт и засунул в рюкзак между бумагами с записями.
Надо было выбираться и ехать на Пражский рынок. Я вышел на свежий воздух и огляделся. Вокруг сплошной стеной стоял лес, на небе не было ни следа зарева от городских огней. Будто я был не в Москве, а в старой забытой деревне. Часы показывали без десяти восемь. Моё путешествие затянулось, и на рынок за досками я уже не успевал.
Вскоре я был на «Пражской». Я решил пройтись до дома пешком. Путь был неблизкий – полтора километра. Мне некуда было спешить.
Тротуар был широкий, снег на асфальте уже полностью стаял, я спокойно шёл по сухой и нескользкой дорожке. Ах, как хорошо идти так и думать о всякой чепухе. Интересно, кто живёт в этих домах, кто за жёлтыми окнами смотрит телевизор или читает книгу? Счастливы ли они? Рады ли, что так проживают свои жизни? Довольны ли своей судьбой?
С горки пронёсся пустой трамвай. Я загадал желание. Я всегда загадывал желание, когда видел пустой трамвай. Откуда пошла эта привычка, я уже не помню. Наверное, с детства, когда я ездил в школу три остановки на трамвае и однажды проехал в пустом вагоне, как король, что было несказанной удачей.
А вот и дорога к дому. Сейчас мне нужно повернуть направо и пройти по парку вдоль пруда. В парке шёл ремонт, фонари вторую неделю не горели, и мне пришлось включить фонарик на телефоне, чтобы не переломать ноги на перекопанной дороге.
Луч высветил три фигуры. Молодые ребята, лет семнадцати, окружили меня. Прямо передо мной стоял высокий парень, под два метра ростом, худой, в кожаной куртке, как из девяностых. На его фоне два других смотрелись лилипутами. Я мысленно хихикнул.
– Угости сигареткой, приятель! – сказал Длинный.
Он стоял напротив меня, засунув кулаки в карманы джинсов. Чёрная кепка надвинута низко на лоб. Я направил луч на него. Красные глаза, проваленные глубоко в глазницы, маленький нос, толстые губы. Урод, одним словом.
– Так угостишь, друг? – улыбнулся он.
Я почувствовал удар в правый бок, будто утюгом. Как он так быстро смог вытащить руку и провести удар, я так и не понял. В глазах потемнело, я выронил телефон и тут же полетел на грязный гравий вслед за ним: меня сбили с ног. Я сгруппировался в позу эмбриона и закрыл лицо руками. Ботинки гопников без передышки втыкались в мои ноги, руки, спину, голову.
Вскоре удары прекратились, и меня начали быстро обыскивать. Сдёрнули с плеч рюкзак, вытащили кошелёк. Напоследок Длинный проверил карманы моих джинсов и выудил припрятанные деньги.
– Живём! – радостно воскликнул он, рассматривая три пятитысячные купюры.
Один из парней поднял мой телефон и стал его изучать.
– Пароль какой? – спросил он.
– Там отпечаток, – буркнул я.
Я медленно встал сначала на колени, затем поднялся на ноги.
– Давай открою, только не бейте, – сказал я и протянул руку.
Парень отдал мне телефон и тут же получил от меня привет – я зарядил прямой ногой. Гопники явно не ожидали такого развития событий – впрочем, как и я, – и замешкались. Мне этого мига как раз хватило, чтобы дать дёру. Я бежал и не оглядывался. Домчался до своего дома и только сейчас понял, что мой рюкзак с бесценными записями и двумя зарядками остался у подонков. В кармане куртки я нащупал ключи. Они и телефон – всё, что у меня сейчас было. На карточке оставались последние деньги, и теперь я был с нулём в кармане. Но самое плохое – в кошельке был проездной на месяц. Как я завтра поеду выполнять заказы?
Я вызвал лифт и поехал на девятый этаж. К моему удивлению, соседи уже были дома. Обычно они так рано не приходили. Я узнал, что они на месте, ещё не войдя в квартиру, – по запаху свинины, проникавшему сквозь закрытую дверь. Я захотел есть. И вспомнил, что соседи должны мне восемь яиц. Самое то на вечер.
Я открыл входную дверь, разулся, снял куртку и посмотрел в зеркало. Лицо в ссадинах и кровоподтёках, руки грязные. Я прошёл к ванной – она оказалась занята. Дверь на кухню была открыта. Самое время потребовать яйца и заодно вымыть руки и умыться. В кухне меня встретила Таня. Значит, в душе Володя.
– О, Иван, привет. Как отдежурил? Сегодня сосед над нами, на десятом, знаешь что натворил? Выбросил жену из окна, потом двух детей. А потом сам сиганул. Мы с Володей ходили смотреть, там до сих пор кишки валяются у дороги и ограда вмята – шмякнулись прямо на ограду, хорошо, что машины не повредили. Пойдешь смотреть? А я вчера у подъезда видела лису со стоячим хвостом.
Я стоял перед ней в тупом изумлении. Только что хулиганы раскроили мне рожу, у меня лицо в крови, а Таня совершенно не удивлена и рассказывает мне про какую-то лису.
– Мне умыться надо, на меня напали… Видишь, на лице кровь?
– Я без линз сейчас. Ничего не вижу…
– А можешь мне яйца вернуть? Я ничего не ел с обеда.
– Яиц я не купила, не получилось. Буду должна. Но, если хочешь, могу вместо них дать картошки. У нас её много.
То, что у соседей много картошки, я знал. Все шкафы были заставлены мешками с этой чёртовой картошкой. И соседи даже покушались на мой маленький холодильник, чтобы складировать туда овощи.
– Картошка так картошка. Сварю, пожалуй. И это, одолжи мне, пожалуйста, рублей триста. Меня ограбили, карточку украли и наличные, а завтра на работу. Куплю проездной на день. Наверное, придётся продать кровать, чтобы до получки протянуть. Отдам с продажи.
– Денег нет. Давай пакет, наложу. Ты, кстати, карту заблокировал?
Я мысленно обозвал себя идиотом. Кинулся в комнату, схватил телефон… На карте осталось пять рублей и девять копеек. Эти ублюдки потратили всё.
Я поднял диванную подушку и достал пакет.
Таня долго набирала мне картошку, закрыв её от меня спиной. Я получил неказистые кривые клубни, но всё же это лучше, чем ничего.
– А когда плитка освободится?
– Не раньше чем через час. Я постучу, когда будет свободна.
Я засунул картошку в холодильник и пошёл в комнату. В это время из ванной вышел Володя.
– Ну ты даёшь, – прокомментировал он мой вид и прошёл в свою комнату.
Заперевшись в ванной, я скинул одежду и залез под тёплый душ. Лицо и руки щипало. На душе было муторно.
Проснулся я в шесть часов и сразу же посмотрел в телефон. Первый заказ был на «Южной» в одиннадцать тридцать, одна остановка от «Пражской».
Хотелось есть, желудок клокотал. Я прошёл в кухню. На единственной плитке стояла большая кастрюля, в которой варилось мясо для борща. Другие супы соседи не готовили, только борщ.
Чтобы унять голод, я решил пройтись. Вышел на улицу. Фонари окрашивали жёлтым цветом двор, набитый до отказа автомобилями. Машины стояли в ряд бампер к бамперу на одной стороне дороги и дверцами друг к другу – на другой. И всё равно мест не хватало, многие парковались вторым рядом, перекрывали выезд. По утрам на все голоса орала сигнализация: спешащие водители били по колёсам в надежде разбудить негодяев, которые припарковались как попало.
Я не спеша шёл по тротуару. Ночью подморозило, утро было холодное и промозглое. Я надел тёплую куртку, и мне было уютно и даже жарковато. Свежий ветерок холодил и одновременно обжигал поцарапанное лицо.
У одного из подъездов я увидел лису с поднятым как труба хвостом. Наверное, это была та самая, про которую говорила Таня. Я осторожно подошёл ближе и достал телефон, чтобы снять лесную гостью. Когда я включил запись, лисица, будто угадав мои намерения, шарахнулась через дорогу и побежала в лес. Я, продолжая снимать, кинулся за ней и зацепил зеркало припаркованной машины. Завопила сигнализация. Я как полоумный понёсся вниз, прямо к прилеску с раскидистыми деревьями. Вскоре я перебежал речку по деревянному мосту и углубился в лес. Это был не такой же лес, как тот, по которому я бродил вчера в Царицыне. Здесь был ельник, а в Царицыне помимо елей росли липа, клён, орех, черемуха. Я шёл наугад. Вскоре я вышел на широкую дорогу, а затем свернул на длинную прямую тропку. Я шагал по ней и думал, что за неудачей приходит удача и что вскоре мне должно повезти.
Мои самоуспокоительные мысли внезапно были прерваны криками. Я выключил фонарик на телефоне и присмотрелся. Сердце заколотилось. Невдалеке между елей метался свет. Стараясь не шлёпать мокрой снежной кашей, я подкрался ближе. Картина, открывшаяся моим глазам, повергла меня в ужас.
Метрах в пятнадцати от меня на ветке висит жёлтый светильник, довольно яркий. У соседнего дерева в странной позе стоит человек с голым торсом. Приглядевшись, понимаю, что он привязан к стволу. Над ним возвышается широкоплечий гигант в куртке с большим капюшоном. Ниже куртки на амбале короткие шорты. Глянув на его голые ноги, я почему-то вспомнил про древних римлян.
Я посмотрел в телефон – сети нет. Чтобы вызвать полицию, придётся найти место, где ловит сеть. Я хотел уже бежать, но любопытство победило. Надо подойти ещё поближе. Яркий свет от светильника помешает «капюшону» увидеть меня, если я буду оставаться в темноте.
Я сделал ещё несколько шагов. Отсюда можно было рассмотреть лицо привязанного. Это оказался тот самый Длинный, который вместе с дружками напал на меня вчера. Несмотря на то, что вся эта сцена пугала меня едва ли не до икоты, я ощутил некое удовлетворение.
Человек в капюшоне, будто что-то почувствовав, обернулся и посмотрел прямо на меня. Затем развернулся и стал наносить кулаком сокрушительные удары по голове Длинного. Я достал телефон и начал снимать всё на видео.
К дому я подходил совершенно прибитый. У меня тряслись руки, я не мог додумать толком ни одну мысль. Только одна, чёткая и ясная, пульсировала в мозгу: убийство Длинного повесят на меня. Обнаружат его тело, установят личность, придут к нему в квартиру, найдут вещи, которые он отобрал у меня, срубят палку. Интересно, много ли времени пройдёт до этого момента? Успею ли я аккуратно, не вызывая подозрений, закончить свои дела в Москве и уехать… на Луну?
Мысль об отъезде отрезвила меня и вернула в реальность. Куда я собрался? У меня нет денег даже на пирожок, не то что на билет хоть куда-нибудь.
Я решил позвонить владельцу «КурьерЧика» Льву Валентиновичу и рассказать про нападение хулиганов, попросить взаймы. Номер директора был у всех сотрудников, и каждый мог обратиться к нему напрямую по важным вопросам.
Я поднялся на свой девятый этаж, вышел из лифта и… оцепенел. У двери лежал мой рюкзак. В голову тут же полезли нехорошие мысли. Кажется, кто-то взял меня под крыло. Кому я вдруг оказался настолько важен и нужен, что ради этого стоило убить человека? Я прикрыл глаза, и ответ высветился под закрытыми веками, как проявляется светлое пятно, на которое смотришь перед тем, как зажмуриться. Волк. Тогда, в доме, он говорил что-то про то, что я проводник и должен донести до людей какую-то правду. Получается, он говорил это всерьёз, а теперь делает всё, чтобы его «проводник» не напортачил. Значит, это он или его помощник убил там, в Битцевском парке, моего обидчика, а теперь подбросил рюкзак под дверь.
– Спасибо… – пробормотал я в пустоту лестничной клетки.
Внутри были все мои вещи. Две зарядки, листы формата А4 с дневниковыми записями, жевательная резинка, салфетки, пакеты из «Пятёрочки», старые чеки, лейкопластырь и прочая чепуха. Однако среди листов я не отыскал жёлтого конверта с запиской.
В маленьком кармане лежал кошелёк с проездным, банковской картой и тремя купюрами по пять тысяч рублей.
Я поставил будильник на десять тридцать, лёг в проваленную кровать и сразу заснул, не думая ни о Волке, ни об убийстве в лесу.