По ночам, когда приходит дух, я просыпаюсь. Раз – и уже открыла глаза. Словно кто-то похлопал меня по ноге. Я крадучись подползаю к задней двери и открываю ее. Луна еще не полностью пузатая, но достаточно яркая.
– Что тебе надо? – спрашиваю я. Страх пытается одолеть меня, но мне нельзя бояться, иначе быть беде.
Он больше не притворяется человеком, и я вижу полоску воздуха между его ногами и землей. Он не отбрасывает тень. Он снимает шапочку и чешет голову, рука у него длинная и тощая, как паучья лапа.
– Что мне надо?
Он снова надевает шапочку – она черная и скроена в точности как у Ннамди Азики́ве[48], только украшена сверкающими золотыми письменами. Когда мы в последний раз беседовали, он тоже был в этой шапочке, только при свете дня письмена казались серебряными.
– Я принес тебе подарок, – говорит он. – Хотел раньше отдать, но ты убежала. А что убежала-то?
Он протягивает мне подарок. Судя по запаху, это окпа вава[49] с добавлением перца и пряностей. Чувствую, как рот заполняется слюной.
– Спасибо, но я не хочу.
Он вздыхает. Из его рта, словно из морозилки, вылетает холодный пар, а еще дух пахнет вяленой рыбой и опилками. Интересно, духи вообще дышат или как? Незнакомец развязывает пакет с окпой[50], берется за перекрученные ручки, пакет вертится и раскрывается. Незнакомец гладит рукой окпу и приговаривает, отламывая кусочек:
– Теплая, как материнская грудь.
Даже слушать противно, тьфу. Но вокруг меня распространяется манящий аромат, прямо сил нет.
Незнакомец жует окпу и дышит на меня ею, потом проглатывает.
– Ты звала меня, вот я и пришел. Так вот я и спрашиваю: чего ты хочешь?
– Я? Я вас не звала.
– Нет, звала.
– Когда же?
– Когда сидела на земле и проклинала мальчишек, что украли твои деньги. Ты же хотела их наказать, разве нет? Ты что, забыла собственные слова?
Он продолжает есть окпу, ее остается все меньше и меньше.
– Ну да неважно. Главное, что ты меня звала, я пришел, так что давай торговаться.
– Торговаться? – Тут я призадумалась. – Если я вас действительно звала, тогда где мои деньги?
При тусклом свете луны я не могу разглядеть его глаз, но вижу, как он заинтересованно выпрямляет спину.
– Так ты хочешь вернуть эти деньги? Я правильно понял?
Ему нельзя верить. Да, мне хочется вернуть мои деньги, но уж больно подозрительно он себя ведет. Я стою и молчу. Он перестал жевать окпу, а у меня от голода скручивает желудок.
– Прежде чем дать тебе ответ, я хочу большой кусок окпы. – Только я это сказала, как пакет завис в воздухе перед моим носом. Я оглядываюсь в темноту комнаты, где спит мама. Дыхание у нее частое и поверхностное, словно во сне она бежит куда-то. Я прекрасно помню, чему она меня учила: «Не заговаривай с незнакомцами. Не ешь во сне их еду. Ничего не бери из чужих рук».
Но я беру в руки окпу. Она горячая, пакет липнет к ладони. Я откусываю кусочек, и окпа налипает на небо, обжигая и его, и язык. Весь рот у меня уже измазан в пальмовом масле. Я обсасываю губы, и край пакета задувается мне в рот.
– Хочешь еще? – спрашивает дух. Медленно, словно листик на ветру, он опускается на землю и шевелит усами – значит, улыбается.
Я ничего не отвечаю, пытаясь понять, чем мне придется заплатить за окпу. Да, она такая вкусная и сладкая, но все же.
– Больше не появляйся в моих снах, – говорю я.
– Но ты сама меня позвала. Такой вкусный сон получился. Так ты скучаешь по своему папе?
Но я не отвечаю на этот вопрос, понимая, что не надо было к нему выходить, но почему-то я знаю, что все равно не смогла бы устоять. Словно дух нажал на какую-то кнопочку, управляя мною.
– Кстати, ты не поблагодарила меня за предыдущий подарок. Он тебе что, не понравился?
Это он про коробку с вкусностями.
По идее, я и впрямь должна бы поблагодарить его, но вместо заявляю:
– Твой подарок забрал Ифеаний.
Усы удивленно опускаются.
– И кто такой Ифеаний?
Я мысленно приказываю себе заткнуться, но мой рот сам собой произносит:
– Ифеаний – сын хозяйки, что сдает нам комнату.
– Понятно. Он взял коробку, на которой было написано твое имя? Ладно, я с ним разберусь.
– Он такой наглый, – говорю я.
– Я принесу тебе еще одну такую коробку. Я подарю тебе все, что хочешь, только у меня есть к тебе небольшая просьба. Вот такусенькая. Сущий пустяк.
В желудке поднимается буря, словно я поела прокисшей подливки эгуси[51]. Окпа рвется наружу, но, как говорил мой папа, «раньше надо было думать». Я съела пищу из рук духа и теперь должна ему подчиняться. Вроде именно так гласят легенды.
– Я хочу снова стать живым, – говорит дух. – Моя жизнь… у меня ее отняли. Ты поможешь мне, став моей женой.
– Твоей женой?! – Меня охватывает страх. – Пожалуйста, я ведь еще совсем ребенок, я не могу быть твоей женой.
Дух молчит, и весь он похож на пляшущий огонь. Если до этого он дышал, то сейчас перестал. Он стоит и ждет от меня чего-то. Ну как я могу быть женой духа? Боже упаси от такого. Я слишком мала, чтобы стать хоть чьей-то женой. Я слышала, мужья вообще приударяют за чужими женщинами, обрекая на страдания своих жен и детей. Дети все зовут их «папа, папа», а они до утра торчат в пивной Омаличи. Думаю, мужья-духи ничем не лучше. Это мой папа был правильный, но он умер.
Наконец дух смеется.
– Ребенок, говоришь? Все еще ребенок? Хм. Ладно, замуж за меня ты не хочешь, не хочешь, чтобы я приглядывал за тобой, дарил тебе подарки, которые у тебя потом отнимают. Ладно, как хочешь.
Он еще не сдвинулся с места, но я знаю, что он вот-вот уйдет.
– Погоди! – Он склоняет голову набок, но я по-прежнему не вижу его глаз. – Ты что, так и будешь преследовать меня?
– Преследовать? Тебя? О нет. Я уйду и больше не вернусь. В мире полно других девочек. Просто ты меня позвала, вот я и пришел. А теперь ты говоришь, что не хочешь видеть меня. Не хочешь – и ладно. Ты хочешь, чтобы я ушел, так тому и быть. Считай, что окпа – просто подарок. Если ты позволишь, я принесу тебе еще много чего. Туфли. Крем, чтобы твоя кожа блистала. Новую одежду. Еду. Все что ни захочешь, но только если ты согласишься стать моей женой. Проще некуда. Я могу подарить тебе весь мир…
Я стою и думаю: «Ты говоришь, что можешь столько всего мне подарить, но отчего же сам выглядишь словно голодная ящерица? Ты даже не способен вернуть себе собственную жизнь».
– А ты можешь привести ко мне умершего человека? – спрашиваю я.
Дух призадумался. По его телодвижениям я понимаю, что он доволен таким вопросом.
– Ты имеешь в виду твоего отца? Над этим придется потрудиться. Только зрелые духи вроде меня способны принимать человеческий облик и появляться на рынке. Я найду твоего отца и научу его, как это сделать, даже если его время еще не пришло. Я докажу тебе, что способен на такие вещи.
Он снова колышется, как огонь. Я чувствую, какие у меня холодные руки, даже холоднее, чем когда в моей отдельной комнате висел кондиционер. У меня ломит руки, такие они холодные.
– Чтобы научить другого духа искусству превращения в человека, требуется время, но я найду твоего отца и дам тебе знать. А потом ты поможешь мне, став моей женой. Вот так-то.
И я думаю: «Значит, таковы обычаи в ваших краях? Духи женятся на девочках?» Мне так хочется увидеть папу. Чтобы он вернулся и сотворил много-много чудес: побил бы своих братьев, разбудил бы маму, чтобы она снова стала счастлива, и много еще чего. Но меня сковывает страх: этот дух может приходить ко мне не только во сне, но и в реальной жизни.
– Нет, мне не надо ничего, – говорю я.
Призрак озабоченно трет лицо, а потом говорит:
– Ладно, а если я приведу к тебе мальчишек, что украли твои деньги, ты согласишься тогда стать моей женой?
Я аж вспотела от таких слов. Я сразу начинаю думать, что бы я купила на те деньги. И еще я бы забросала этих мальчишек камнями, пока у них не пошла бы кровь, потому что они так по-хитрому ограбили меня. Так пусть получат по заслугам.
И тогда я сказала:
– Сначала приведи их, а потом посмотрим.
Я стараюсь держаться твердо, стараюсь, чтобы у меня не дрожал голос, хотя на самом деле мне страшно. Мне неспокойно, потому что мой внутренний голос все время повторяет: «Ты стоишь и разговариваешь средь ночи с духом». Сердце так колотится, что я чувствую, как пульсирует жилка на шее.
И я закрываю за собой дверь. У меня за щекой оказываются кусочки льда. Когда я разворачиваюсь лицом к комнате, то вижу, что мама сидит на кровати, вижу ее темный силуэт в тусклом лунном свете.
– Трежа? – квакающим голосом говорит она. – С кем это ты там говорила? – Она спрашивает, но не ждет от меня никакого ответа. – Ложись-ка поближе, мне холодно.