– Что с ним не так, с этим Фицджеральдом? – спрашиваю Памелу, когда рассматриваю в холле фотографии на Стене славы.
– Господи, да что тебе до него. – Памела закатывает глаза – хоть и стою к ней спиной, по голосу это чувствую.
– Почему с ним никто не общается? – продолжаю.
– С чего ты взяла? – Памела вдруг удивляется. – Это он ни с кем не общается.
– Правда? А выглядит иначе.
Я киваю на стенд. Там большая фотография школьной футбольной команды за стеклом. Фотография, видимо, прошлогодняя. На ней Фицджеральд стоит в центре, гордо держит свой шлем, улыбается во весь рот, как будто его кто-то очень рассмешил или как будто уровень счастья и самореализации достиг предела подросткового сознания. Вот только сейчас лицо его, вернее, стекло в том месте, где под ним на фото лицо, замазано черным маркером. Я еще раньше, когда рассматривала, заметила царапины, но это пятно пугает.
– Его что, пытались закрасить или испортить? – киваю на фото.
– Ничего-ничего. – Вдруг между нами протискивается школьный уборщик, щуплый седой старик, с лицом, изрезанным тонкими линиями морщин.
Совершенно бесцеремонно он останавливает наш разговор. Его тележка со швабрами и моющими средствами ударяется в стену.
– Сейчас все ототру. – Он оборачивает тряпку вокруг указательного пальца, макает во что-то и начинает скрести по стеклу. Маркер постепенно исчезает.
– Пойдем! – Памела берет меня за руку, а я стою как завороженная.
– Так просто не замажешь, – бурчит себе под нос уборщик. – Тоже мне, придумал…
– Кто это делает? – спрашиваю я.
Уборщик смотрит на меня несколько секунд очень пристально, а потом, не дав ответа, возвращается к своему делу.
Тот же вопрос я задаю Памеле, когда мы возвращаемся в класс.
– Кому нужно замазывать лицо Фицджеральда на фото?
– Да ты что! – Памела качает головой. – Никому не нужно. Он сам.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что Фицджеральд сам это делает, а уборщик потом каждый раз стирает.
Два следующих вечера я сижу в интернете. Я пытаюсь найти хоть что-то про Фицджеральда, но запросы в гугле затухают на прошлогодних датах. Вот он был капитаном, вот команда выигрывала, вот он улыбается с фотографии на Стене славы, и вдруг – все обрывается. Шон Фицджеральд перестает существовать даже для местной прессы, даже для интернета, даже для сайта школы. Разве такое бывает, чтобы у подростка, к тому же довольно симпатичного, не было ни одного профиля хотя бы в фейсбуке? Разве возможно, чтобы вдруг никому стал не интересен перспективный футболист?[4]