Я спускаюсь сделать себе сэндвич. Люблю, когда дом пустой, когда никого нет, когда даже мое ровное дыхание как будто отлетает от стен неслышным эхом. Наверное, только в такие моменты я и могу чувствовать себя по-настоящему свободным. Моя свобода теперь в одиночестве, в стенах дома. Моя свобода быть невидимым, не выходить, не общаться с людьми. Моя свобода – прятать себя, потому что то, что некрасиво, должно быть спрятано. Разве не может быть такой свободы? Разве свобода – это не выбор, который ты делаешь исходя из обстоятельств? Разве свобода – это не то состояние, в котором тебе удобно и комфортно? И разве состояние это не может меняться?
Два квадратика хлеба на разделочном столе – как абсолютно одинаковые картины в галерее современного искусства. От них приятно пахнет дрожжами. Я мажу один горчицей, отрезаю ломтик помидора, когда слышу шум в гостиной и голос Риты. Она кричит, что вернулась из школы не одна. Я замираю в панике.
– Привет! – слышу радостный незнакомый девичий голос. – Питер, так ведь?
Я сжимаю рукоятку ножа так сильно, что она вот-вот прожжет ладонь. Мне хочется воткнуть острие прямо в толстую разделочную доску. Хочется вонзить его со всей силы в кусок говядины или себе в руку. Неужели маленький клочок моей свободы для Риты ничего не значит? Не так уж много у меня осталось. И это после ее настырных попыток вытянуть меня из дома! Последние несколько месяцев мы часто обсуждали это. Да я только это и слышал! И теперь такое? Она привела подружку? Это выглядит как злая издевка.
– Привет. – Стараюсь выглядеть вежливым, поворачиваюсь левой стороной лица.
Рука, сжимающая нож, срывается, и лезвие полосует по пальцу. Я порезал себя. На секунду в голове все заволакивает туманом. Я по-прежнему сжимаю нож. Ломтики помидоров, куски хлеба, упаковка соуса, кухонные шкафы и дрожащие пальцы начинают вращаться, как в калейдоскопе. Никогда не понимал, как люди могут причинять себе вред. Много раз я думал об этом. Что движет теми, кто идет на это, смелость или слабость? Вот так взять и порезать себя намеренно – нужна ли для этого храбрость или достаточно крайней степени отчаяния? Не сказал бы, что с моей стороны это отважный поступок. Скорее, неконтролируемый. Это как когда необъезженный жеребец сбрасывает наездника, срывается с привязи и мчится галопом прочь. Кто-то посторонний вторгается в мое пространство. Кто-то проникает в мой мир и грозит разбить его. Вирус, нарушивший иммунные барьеры, теперь опасен.
– Простите, – говорю, – я порезался. – Наспех заматываю руку полотенцем и быстро ухожу.
Не прощу этого Рите. Даже не передать, как я злюсь на нее. Пытаюсь отвлечься Эйнштейном или Ганди, но буквы разбегаются по страницам и еще больше бесят. Швыряю книги в угол одну за другой.
– Что это было такое? – Перехватываю Риту прямо у двери, когда она возвращается домой вечером.
– Отпусти! Больно! – просит она.
Я даже не заметил, как сильно сжал ее руку. От злости. От обиды. От того, что ей сегодня было совершенно на меня наплевать.
– Какого черта! – цежу сквозь зубы и разжимаю пальцы. – Это было подло!
– А что, мне нельзя привести подругу в гости? – Рита пытается нападать, и меня это взрывает.
– Хотела ее со мной познакомить? – шиплю.
– Нет, – очевидно врет она и тут же уходит в оправдания. – Ну а что такого? Питер, почему бы тебе не познакомиться с моими друзьями…
– Потому что они не захотят на меня смотреть!
– Ты несправедлив…
– Как будто ты не знаешь!
– Я же могу на тебя смотреть, и мама, и папа! – Рита едва не плачет. – Мы же знаем, какой ты на самом деле…
– Можешь на меня смотреть, да? – рычу и не могу остановиться. Как будто все эти два года где-то внутри меня тайно копилась злость и теперь вырвалась, сорвав запоры. – Так смотри!
Я поворачиваюсь в анфас. Меня чуть только не трясет от ярости. Кажется, я никогда не испытывал ничего подобного.
– Можешь смотреть на меня? – повторяю, и сестра не отворачивается. Сжимает губы, но не отводит глаз. – А я не могу! – обрываю.
Больше мне нечего сказать. Ухожу к себе и сижу в комнате весь вечер.
Уснуть никак не получается. Конечно, родители узнали о нашей ссоре с Ритой, и папа приходит ко мне. Осторожно стучится, входит в комнату.