Лера разглядывала полки книжного стеллажа. Сборная солянка из шершавых кофейных томиков Толстого и Чехова, аляпистых детских энциклопедий, смоляных коротышей Акунина и ярко выделявшейся коралловыми, изумрудными и мандариново-черными корешками современной зарубежной литературы. Это были сливки на фоне пугающей коллекции дешевых любовных романов и научной фантастики в бугристых целлофановых обложках с кавычками двумя запятыми вместо скобок – засохшие лапки мух.
Среди пестрого балагана, особняком, брезгливо съежившись, мелькали неплохие экземпляры современной и стремительно уносящейся в прошлое литературы.
На верхней полке восседал «Текст» Дмитрия Глуховского. Наверное, кто-то припрятал, чтобы не унесли. Лера читала ее год назад и хорошо помнила поразившую тогда мысль: даже если ты прав и с тобой обошлись несправедливо, нет гарантии, что роль главного злодея в спектакле не твоя. Сколько раз беззубое «я прав» подводило не обремененных критическим мышлением простачков. Сколько раз вводило в заблуждение наивное «я же хотел, как лучше».
Мир не статичен, а значит, занося ногу для следующего шага, нельзя быть уверенным, что наступишь туда, где ты все еще ты.
Размышления прервал паренек, что предъявил Лере за нечищеную дорогу у входа. Слишком юный, чтобы мириться с несовершенством мира, и лишь потому такой смелый.
– Вы приехали на своей машине, – заговорил он, дирижируя пальцами, словно обезьянка, ударяющая барабанными палочками о тарелку, – значит, не транзитница?
– А вы Шерлок Холмс?
Кирилл простодушно рассмеялся.
Лере вдруг стало грустно. Обаятельный мальчишка явно рассчитывал на флирт, а ей нужно было другое. Ей хотелось запереться в номере, откупорить бутылку вина и закопаться в белоснежной пещере одеял, прихватив туда ноутбук.
В свои тридцать три она понимала, что вряд ли банальное заигрывание окажет на нее нужный эффект. Десять лет замужем, двое малышей и океан внутренних противоречий не позволяли ей растаять от сорокаградусной улыбки.
«Мужчины, особенно молодые, флиртуют просто ужасно, – думала Лера, – пытаются шутить или казаться загадочными. Кошмар!». В такие моменты она испытывала желание по-дружески приобнять, потрепать за загривок и сказать: «Ну ты чего, дружок? Не надо, брось».
Впрочем, смущал не только юный возраст парня. Ее пугала перспектива попасть в ситуацию, когда отказ воспринимается как вызов. Добиваться женщину – так благородно. Не спрашивать, чего хочет она, не сомневаться, что ты ее достоин. Добиваться – значит давить пока не прогнется.
Чтобы избежать подобного сценария, Лера взяла первую попавшуюся книгу и с напускным интересом начала листать страницы, понимая, что разглядывает мальчишескую энциклопедию про транспорт.
– Вам еще два часа ждать, поговорите со мной.
– Через полчаса обещали заселить, – не поднимая глаз, процедила Лера.
– Пока ждете, можно выпить кофе. Знаю одно местечко тут неподалеку.
Довольный нетривиальной шуткой, Кирилл указал на барную стойку в глубине ресторана отеля.
Лера надсадно вздохнула.
Собеседник тут же перестал слащаво улыбаться, устало потер глаза и сделал пару шагов назад. В его взгляде она на мгновение увидела до боли знакомое смирение. Такое бывает, когда самокритика позволяет с пониманием относиться к тем, кто поливает тебя помоями.
– А вы ждете вылета? – смягчилась Лера. – Куда направляетесь?
– В Лондон. Завтра лечу.
– М-м-м, Лондон, – кивнула.
Она почувствовала тянущую боль в мышцах рук и ног, которые все это время были скованы напряжением. Отпускало.
Кирилл, казалось, тоже выдохнул, хотя от очевидных выводов не отказался: ему тут ничего не светит. Он уселся на диван и торопливо достал айфон, чтобы обезболить позорное поражение привычными социальными ритуалами.
Лера подхватила сумку и решительно направилась к бару. «Все, хватит».
Запрыгнув на высокий деревянный стул, она проверила голос тихим «здравствуйте» и решительно добавила:
– Бокал красного вина, пожалуйста.
Юная барменша с тугим пучком волос, как у прыткой гимнастки, и геометрическими узорами татуировок на предплечье, улыбнулась одними губами. Нырнула в холодильник, звякнула бокалом. От вида скручивающейся струйки рубиново-алого на душе стало приторно. Под ребрами защемило.
Лере нужно было перезагрузиться. Освободиться от эмоционального выгорания, зацикленности на детском режиме, недосказанности в отношениях с супругом. В общем, от взрослой жизни.
Из дома она буквально сбежала. Точка кипения была пройдена двадцать ссор назад. Домашний быт, ругань, плач детей, сливались в склизкий лоснящийся ком. Обида не проходит, когда ее адресат сама жизнь. Никто не виноват. Так вышло, и, хоть ты тресни, никто не поплатится.
«Мне нужно спасать себя, – словно в трансе думала она, бронируя отель на выходные, – потом решу, что делать дальше».
Подобное у нее было впервые – оставить детей, сбежать ото всех. Можно ли позволить себе такую наглость и вернуться как ни в чем не бывало? Можно, нельзя – неважно. Так было нужно.
Спонтанность дарила освобождение, но едкая тревога отравляла его.
Последние деньги на карте Лера перевела за проживание в отеле. Собиралась впопыхах, не подумала взять еще. А просить выслать… «Ну уж нет!».
«Ваш баланс: 13 рублей», – прислал отчет заботливый Сбербанк. Ничего, есть немного налички. На подъезде Лера видела супермаркет. Если что – она знала, как прожить пару дней на трехзначную сумму. Студенческие годы не прошли даром.
Когда она вернется домой, все будет по-другому. Она поговорит с мужем, прижмет к себе малышей, вдыхая их пряничный аромат. Забыв про боль и усталость, будет кувыркаться с ними по полу, щекотать за нежные впадинки, приговаривая «съем малыша, съем». А мальчишки будут визгливо смеяться, биться лбами и коленками, обиженно плакать и снова хохотать.
Лера винила себя. Надо было раньше просить, ставить условия, даже требовать. Просто говорить «стоп», когда больше нет сил. А теперь… теперь нужно выдохнуть спертый воздух, чтобы вдохнуть новый, свежий.
– Можно тебя угостить?
Если бы в юности можно было представить, с какой скоростью будут меняться обстоятельства, люди, собственные убеждения, пришлось бы исключить из лексикона слова «всегда» и «никогда». Смирение с невообразимым нельзя поместить в головы влюбленных. Нужно прожить.
Лера не считала свою семью исключительной. Все допускают ошибки. Она легко шутила на тему развода и была уверена, что, случись подобное, отнесется к этому с пониманием. Теперь же она сомневалась, может ли человек быть объективно спокоен, когда рушится нечто, что вросло в него на физиологическом уровне. Оторвать кусочек плоти, даже для биопсии, бывает страшно, а если это не кусочек, а целый пласт…
– Чем ты занимаешься?
Она размышляла, в какой момент идеальный шов начал расходиться.
Казалось, что дети скрепляют намертво, в действительности – мало кто осознает, как появление ребенка меняет мужчину и женщину. Конечно, каждого по-своему, но всегда тотально.
С появлением малышей Леру накрыло покрывалом самопожертвования. Ей казалось, что она потеряла право называться девушкой, женщиной, подругой. С момента, когда с треском и волнообразной болью из ее промежности выскользнул новый человек, она раз и навсегда стала мамой.
– Извини, только сейчас заметил кольцо. Ты замужем?
Тимофея тоже накрыло, только покрывалом самодовольства. Быть папой – дело ответственное. Хлопотное, но приятное.
В том-то и беда, что для мужчины – дело, для женщины – жизнь.
Тимофей не был ревнивцем в прямом смысле слова, но был тем, кто бессознательно возводит крепость. Какой, без сомнения, стали их мальчики. Дело сделано.
«Нет, дорогой, я не стану ни с кем заигрывать на этой вечеринке… – мысленно Лера отвечала на вопросы, которые никто не задавал. – У меня болит поясница из-за того, что дети не слезают с рук, а соски от бесконечного кормления превратились в уродливое месиво. Мне не хочется кататься на сноуборде, мне хочется побыть одной, почитать книгу, выспаться в конце-то концов. Нет, я не хочу танцевать под драм-н-бейс до пяти утра, потому что через пару часов день закрутит воронкой обязательств, и только ближе к полуночи я найду себя на дне единственно возможной оглушающей реальности. Там темно, но не страшно. Там, повинуясь неспешным ритмам, хочется закрыть глаза, погрузиться в бликующий сон и дремать так целую вечность.
Я люблю тебя, мой милый Тима. Я люблю тебя, но я от тебя устала».
– Ты любишь мужа?
Как жаль, что Лера похоронила в себе девчонку, без конца задающую вопрос: «Что, если?..». Отдаться потоку. Почувствовать вкус настоящей жизни не в режиме «бэби-нон-стоп», а в режиме «я хочу, значит буду». Впрочем, похорон она не припоминала.
Парень был интереснее, чем показалось на первый взгляд. От него веяло нетерпимостью к ханжеству и кристаллизованным достоинством. Леру обдало ледяной свежестью иного взгляда на жизнь, но она не захлебнулась им, вспомнила, как умела в юности, и выплыла.
Порой после пары бокалов становится так уютно. Кажется, мир вокруг сжимается до размеров персонального счастья. Плотный обнимающий вакуум. Наверное, так было в самом начале.
Здесь и сейчас.