У восточного берега Полибийского полуострова
Погода для плавания была самой подходящей, и попутный ветер быстро гнал нашу фелуку вперед. Я с нетерпением считала часы до того момента, когда снова увижу знакомые очертания Венетты, похожие на мираж, зависший в воздухе между морем и небом. Кроме того, мне не терпелось избавиться от синьора Алонзо с его показным добродушием. Он как-то странно действовал на Манриоло.
Мой друг, казалось, мыслями уже перенесся в Венетту, этот город неисчислимых возможностей и приключений. Он болтал с матросами и капитаном, хвастался прошлыми подвигами, беззастенчиво привирая для красоты, а на меня смотрел как на докучливую обузу. Целый год мы с ним прожили душа в душу, но стоило только появиться обаятельному капитану – и вся дружба пошла пескатору под хвост!
Я пыталась игнорировать неожиданный сдвиг Манриоло, но это было непросто. На маленьком судне уединение – редкая роскошь. Правда, нам как гостям капитана выделили крошечную каюту на корме. Даже не каюту, а закуток, отгороженный грубой промасленной тканью. Он был таким тесным, что, раскинув руки, можно было коснуться обеих переборок. Мы побросали там свои вещи и решили, что приятнее будет проводить время на палубе. Манриоло помогал – или, вернее, мешал – матросам, стараясь произвести на них впечатление, а я коротала часы, следя за ходом фелуки. Стоило нам приблизиться к берегу, как наш корабль атаковали стаи горластых чаек. Пульчино легко нашел с ними общий язык. Иногда он на целый день улетал со своими собратьями, но всегда возвращался к ночи.
Фелука совершила очередной маневр, взяв курс на север, и меня накрыло тенью от вздувшихся парусов. Море вокруг блестело серебряным и зеленым. Перегнувшись за борт, я вдруг увидела, как за кормой вздулся водяной гребень. Наше судно догоняла какая-то крупная рыбина!
Мгновенный испуг сменился облегчением, когда Манриоло резко хлопнул в ладоши – и тень взметнулась из воды, блеснув мокрым боком. Сверкающие брызги веером разлетелись вокруг. Это был Гриджо, «морской конь», прирученный Манриоло. «Вот показушник!» – с досадой подумала я. Матросы восторженно заорали, подначивая ариминца на новые шутки. Подчиняясь приказам Манриоло, валлуко то обгонял судно, то огибал его по кругу, то снова высоко взлетал над водой. Капитан посмеивался вместе со всеми, однако в его прищуренном взгляде мне виделась неприятная цепкость.
Больше всего я боялась, что Манриоло, расхваставшись, выдаст и мою тайну. Как-то вечером в Перне, поддавшись откровенности, я рассказала ему о Карите. Прошлой весной в Венетте некоторые друзья дона Арсаго решили испытать мои способности кьямати и подарили мне горлодерку, с тайной надеждой, что она прикончит меня на месте. Надежды не оправдались. Мы с Каритой сумели поладить, более того, однажды она защитила меня от убийцы. Мне не хотелось, чтобы эта история дошла до слуха синьора Алонзо. Иногда чужое любопытство обходится нам слишком дорого.
Выждав момент, когда все матросы были заняты делом, я украдкой поманила к себе Манриоло и выбранила его от души:
– Что ты творишь? Разве дар кьямата дается для развлечения? Для того, чтобы устраивать цирк на потеху толпе? Тебе нельзя так долго находиться в мысленной связи с Гриджо, это опасно. Я же сто раз объясняла! Причем опасность здесь кроется не только для тебя, но и для него тоже!
Увы, мои слова канули в пустоту. Манриоло, окрыленный успехом у публики, только пожал плечами:
– Да не боись, я знаю, что делаю. И Гриджо любит играть. Я чувствую его настроение. Теперь я вообще чувствую его гораздо лучше, чем раньше. Ты отличный учитель! – похвалил он, снисходительно потрепав меня по плечу.
Я подумала, что была ужасным учителем, если благодаря мне Манриоло додумался рисковать здоровьем валлуко ради «почетной» роли палубного шута. Но как его переубедить? Невозможно… Я вздохнула:
– Ладно, делай как знаешь. Может, тебе действительно стоит чаще общаться с Гриджо. Вдруг он сумеет добавить тебе немного мозгов!
Мне пришлось сбавить тон, чтобы нас не подслушали. Один из матросов как раз направлялся в нашу сторону, разматывая бухту каната. Манриоло, заметив его, вдруг нахально приобнял меня за талию.
– Кажется, моя милая сегодня выгонит меня ночевать на палубу! – подмигнул он матросу, сопроводив эти слова фривольной улыбкой. От возмущения у меня даже дух захватило. В Перне Манриоло ничего подобного себе не позволял. Что с ним случилось? Захотелось покрасоваться перед командой? Выставить себя ловеласом, который играючи может соблазнить любую пташку с куста?
Разозлившись, я отпихнула его и ушла в каюту. Жаль, что ее отделял от палубы только занавес, который нельзя было со всего маху за собой захлопнуть.
После яркого света палубы меня ослепил полумрак. Сгоряча я ударилась коленом об угол лежанки, что тоже не улучшило моего настроения. Здесь было так тесно, что мы с Манриоло вечно на что-нибудь натыкались. Но сейчас я предпочитала сидеть в тесноте и духоте, чем служить мишенью для дурацких матросских шуток. С палубы доносились смешки. Манриоло, поди, опять разошелся вовсю. Ну и Хорро с ним!
Смахнув с лежанки какие-то вещи, я уселась, хмуро подперев щеку рукой. В таком виде меня и нашел Пульчино, вернувшийся вечером. Я поделилась с ним своим возмущением, но против ожиданий Пульчино меня не поддержал:
– Ему просто хочется утвердиться в новой стае, а на корабле, где у каждого есть свое место, это не так-то легко. Для парней синьора Алонзо он выглядит как неудачник. Нищий изгнанник, застрявший в рыбачьем поселке.
– То есть он пытается спасти свою гордость, ущемив при этом мою? Ну знаешь, я против!
– Ничего, скоро к нему все привыкнут, и тебе больше не придется отсиживаться в этой норе! – утешил меня Пульчино.
– Да, умеешь ты успокоить…
После нашего разговора меня охватило новое беспокойство. Я подумала, что замечания Пульчино отличались удивительной меткостью, и вообще за годы нашего знакомства он научился мыслить почти как человек. Раньше я не придавала этому большого значения, но теперь вдруг задумалась: а как действует на него наша связь? В кого я его превращаю? Наша дружба казалась естественной, как дыхание – но к чему она могла привести?
Позже, воспользовавшись темнотой, я незаметно вышла на палубу. Море мягко укачивало фелуку на маслянистых волнах. В небе таял закат, грязно-розовый, как рыбьи жабры. Вся команда собралась вокруг котелка с бобовой похлебкой. Пахло солониной, грубоватыми шутками, усталостью после долгого дня и тем особым умиротворением, которое наступает, когда люди чувствуют, что неплохо потрудились и теперь с полным правом могут предаться отдыху. Манриоло тоже был там. До меня по-прежнему доносились смешки и обрывки разговоров, но теперь я постаралась отрешиться, впитывая приглушенное бормотание волн, запах смолы и соли, поскрипывание снастей, тысячи таинственных ночных звуков… Наконец я почувствовала себя просто точкой, скользящей навстречу невидимому горизонту. Сосредоточившись, я попробовала позвать бедного Гриджо, однако мне никто не ответил. Море, простиравшееся вокруг, оставалось тихим и безмятежным, только стайка дорадо испуганно метнулась прочь от моего зова. Наверное, валлуко сегодня совсем измучился. «Ну, Манриоло! – подумала я с новой злостью. – Эгоист несчастный. Поделом ему, если Гриджо захочет уплыть насовсем!»
На третий день вдруг задул свежий встречный ветер, из-за чего часть пути нам пришлось проделать на веслах. К вечеру все вымотались настолько, что даже Манриоло немного притих.
– Сегодня пораньше пристанем к берегу, – распорядился синьор Алонзо. – Спешить нам особо некуда.
Он был прав. По рассказам моряков я знала, каким коварным бывает ночное море. В темноте можно было запросто сесть на мель или налететь на скалу.
Впереди как раз показался Пицене – шумный городок с рыжими черепичными крышами, черными иглами кипарисов и традиционным замком на холме. Грубые приземистые башни, расположенные по углам крепостной стены, казалось, проседали под тяжестью облаков. В порту на рейде стояли два больших корабля, в одном из которых – по округлому корпусу и высоким надстройкам на носу и на корме – легко было признать венеттийского «купца». Сердце у меня зачастило. Капитан этого судна почти наверняка был знаком с Рикардо Граначчи… а может быть, и с Алессандро.
Грязный, крикливый порт встретил нас шумом и толкотней. Синьор Алонзо, хлопнув по плечу местного чиновника, принялся расспрашивать насчет стоянки и приличной таверны. Я заметила, что он также поинтересовался насчет той венеттийской каракки. Корабль из Венетты возбудил не только мое любопытство.
– Хочешь попробовать?
Вздрогнув, я очнулась от мыслей. Рядом со мной стоял Манриоло, протягивая кулек, сложенный из виноградных листьев. В кульке была горсть оливок. И когда только он успел их добыть?
– Пройдемся немного, – предложил он. – Алонзо сам обо всем договорится. Все равно до завтра мы отсюда не двинемся.
Судя по оливкам и мирному тону, он старался меня задобрить. После вчерашней размолвки мы так и не помирились. Манриоло остался ночевать на палубе с матросами, а я всю ночь пролежала без сна, прислушиваясь к усталому поскрипыванию переборок и размеренному плеску волн.
Чем дальше мы отходили от порта, тем спокойнее и тише было вокруг. На молу торчали рыбацкие домишки на сваях, будто дозорные, бдительно наблюдающие за морем. Ветер, так некстати задержавший нас в пути, трепал растянутые для просушки сети.
У оливок был крепкий, солоноватый вкус, но меня это не смягчило.
– Мне не нравится, что ты выставляешь меня дурой перед людьми синьора Алонзо, – прямо заявила я. – Что это вчера было за представление? Я тебе не невеста и не жена!
– Твои слова разбивают мне сердце, – театрально вздохнул Манриоло, но, споткнувшись о мой хмурый взгляд, посерьезнел: – Ладно. Будь ты моей невестой, все было бы проще. В команде у синьора Алонзо есть разные люди, и кое-кто из них не прочь воспользоваться ситуацией. Взять хотя бы Джованни с Барилем. На последней стоянке они едва не разыграли тебя в кости! Хорошо, что капитан вовремя вмешался. Если донна Джулия когда-нибудь узнает об этом, она оторвет мне башку и скормит ее морренам! Пусть лучше эти невежи думают, что ты со мной…
У меня запылали щеки. Раньше мне не приходилось сталкиваться с подобной грубостью. В монастыре на Терра-деи-Мираколи, разумеется, не было мужчин, кроме старого Ваноцци, вечно дремавшего в будке около ворот. Но Ваноцци был так стар, что вопрос о его поле можно было считать несущественным. Он казался ровесником монастырских стен. После этого в Венетте я жила под защитой Рикардо и донны Ассунты, ну а в Перне рыбаки так боялись моих талантов, что не осмеливались позволять себе вольности. «Оскорбишь морскую ведьму – будешь потом целый месяц хлебать пустой суп из капусты!» – вот что они, вероятно, думали. В Перне я была в безопасности. А теперь?
Мир был не очень-то расположен к одиноким женщинам вроде меня. Я впервые задумалась, что буду делать в Венетте. К кому обратиться за покровительством? Вероятно, Джулия могла бы меня защитить, но еще неизвестно, как на это посмотрит Рикардо. Прошлой весной я обвела его вокруг пальца, сыграв роль его сестры, и в отместку он вполне мог упрятать меня в тюрьму. Для простой девушки выдать себя за патрицианку – это преступление, и неважно, насколько благородными были мои мотивы. А поскольку муж Джулии находился в отъезде, за нас некому будет заступиться. Разве что Алессандро… но я запрещала себе думать о нем. Может статься, он вообще меня презирает. Страшно подумать, что ему пришлось пережить тогда в крипте, и все из-за меня! Вряд ли он обрадуется, если я снова появлюсь у него на пути.
Манриоло тем временем продолжал извиняться. Спохватившись, я поняла, что пропустила его последние слова мимо ушей.
– Ладно, забыли.
Ссориться расхотелось. В конце концов, какая разница, что подумают или не подумают про меня синьор Алонзо и его люди! Через день-другой мы расстанемся и, надеюсь, больше никогда друг друга не увидим.
Размышляя каждый о своем, мы повернули обратно к порту и шумным торговым рядам. На постоялом дворе стоял дым коромыслом, а в общем зале было так тесно, что яблоку негде упасть. Манриоло направился к стойке, чтобы найти хозяина. Я отошла в сторонку, пропустив запыхавшуюся девушку с подносом, и огляделась. За отдельным длинным столом сидел синьор Алонзо со своим помощником в компании каких-то важных господ. Мне показалось, что я узнала капитана той самой карраки. Пожилой седоволосый синьор был очень похож на венеттийца. Об этом говорили и его солидная одежда темных тонов, и напористая манера речи. Его спутники выглядели попроще и больше помалкивали. Может, это охранники? Зато синьор Алонзо, как всегда, болтал за троих, блестел зубами, улыбался, постоянно подзывал разносчиц, требуя то жаркого из козлятины, то ветчины, то новый кувшин вина. Похоже, все они отлично проводили время.
– Я, наверное, пойду к ним, чтобы узнать, нет ли чего нового, – объявил Манриоло, незаметно подошедший ко мне. – А ты, если хочешь, поднимайся наверх. Здесь все забито, но мне удалось сторговать одну комнату. Хоть сегодня выспимся как нормальные люди, в нормальных постелях! Господь свидетель, мне надоело сгибаться, как складной нож, чтобы втиснуться в тот сундучок, который Алонзо гордо называет каютой. И я устал засыпать на палубе под храп Бариля! Он так рычит во сне, как будто воображает себя медведем.
Я невольно засмеялась, взяла ключ и пошла наверх. Мне тоже хотелось узнать новости из Венетты, но в свете нашего последнего разговора напрашиваться в компанию к подвыпившим господам было бы глупо. Потом не оберешься проблем, даже если Манриоло поклянется перед всеми, что я его жена! Поэтому я смирилась и решила, что лучше высплюсь.
Комната с низкими темными балками под потолком встретила меня тишиной и покоем. Снизу едва доносились всплески веселых голосов и звон посуды. Постель выглядела вполне удобной, а в умывальнике была вода. Что еще нужно усталому человеку? Охапка сена на полу, накрытая одеялом, видимо, предназначалась для Манриоло. Хмыкнув, я распахнула окно. Где-то вдалеке брехали собаки. Рыбный запах, ударивший в ноздри, на миг заставил меня вспомнить о Перне. Здесь было так же спокойно и тихо. Громкие события, бушевавшие в Венетте, Фиеске, Эттуро и Медиолане, обходили этот городок стороной. Здесь в основном жили люди, которым больше нравилось быть зрителями происходящих где-то событий. «Идеальное место для тех, кого потрепало жизненным штормом», – подумала я. Потом забралась в пахнувшую лавандой постель и решила хотя бы на одну ночь выбросить из головы все тревоги.
Несмотря на усталость, заснуть удалось не сразу. Оказалось, что я привыкла к убаюкивающей качке и скрипучей жалостной песне фелуки, и теперь мне этого не хватало. Было душно, голоса посетителей внизу постепенно затихли. Кажется, я задремала… но внезапно чей-что крик безжалостно вырвал меня из сна. Подскочив, я села в кровати. Темнота была глубокой, словно вода, только в глубине комнаты выделялся более светлый квадрат окна. В ушах до сих пор противно звенело.
Что-то случилось, пока я спала. Что-то плохое. Только не здесь, на берегу, а в море.