ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО
Внутри свертка оказалось несколько перьевых ручек, пара баночек чернил и пачка старых открыток. Бегло оглядев кипу открыток, Оля заметила, что только одна из них, самая верхняя в пачке, лежащая как бы отдельно от остальных, подписана.
На ней прекрасным каллиграфическим почерком (такой почерк мог быть только у одного человека на свете!) было написано: «Дорогая Оля, поздравляю тебя с Наступающим Новым годом! Прими в подарок от меня эти открытки. Оленька, в канун Нового года подпиши их добрыми пожеланиями и раздай. От меня же тебе только одно пожелание – просто будь самой счастливой! Любящая тебя Вера Павловна»
С Наступающим, Вера Павловна! – вздохнула Оля и коснулась открытки с такой нежностью, словно руки Веры Павловны.
Оля перебирала открытки и вспоминала тот морозный декабрьский день, случившийся восемнадцать лет назад, когда она познакомилась с Верой Павловной.
***
Санкт-Петербург
Декабрь, 2005 год
Грустная Оля шла из школы вдоль замерзшей реки Фонтанки. И то, что завтра Новый год, любимый праздник, ее сейчас совсем не радовало. Сегодняшняя тройка в четверти по математике, которую десятилетняя Оля несла домой в дневнике, была для всегдашней отличницы Петровой тяжелой, как гора, ношей. Ко всему прочему, сегодня Оля умудрилась поссориться со своей подругой Васей Колокольцевой. А отчего, зачем? Вася что-то выпалила, Оля не сдержалась, и – поссорились. И вот еще одна тяжесть на сердце. Снег валил уже сильной метелью. Оле хотелось поскорее оказаться дома, спрятаться от всех и, может быть, даже поплакать.
Она вошла в парадную старого дома, в котором жила, и тут поняла, что то ли потеряла, то ли забыла дома ключи от квартиры. Теперь придется до вечера ждать маму, пока та не придет с работы. Оля присела на ледяной подоконник в подъезде и уставилась в промерзшее окно. На лестничной клетке приоткрылась дверь и на площадку вышла Олина новая соседка – пожилая женщина в темном платье.
Позже, сопоставляя, Оля подсчитала, что Вере Павловне тогда и шестидесяти не было. Какая уж пожилая? Впрочем, когда тебе десять лет, все, кому больше тридцати, кажутся тебе людьми серьезного возраста.
Увидев соседку, которая недавно переехала в их дом, Оля кивнула: здрасьте.
– Здравствуй! Давай знакомиться! – предложила соседка. – Меня зовут Вера Павловна, а тебя?
Узнав, что Оля потеряла ключи, Вера Павловна пригласила девочку к себе: идем пить чай, это лучше, чем сидеть в холодном подъезде.
Оля оглядывалась по сторонам – квартира Веры Павловны была скромной, без затей. Ничего лишнего: много книг, старых, черно-белых фотографий, репродукций русских художников на стенах.
Вера Павловна поставила чай. Оля, все еще не выходя из состояния насупленной печали, молчала. Хозяйка расставляла на столе чашки, разливала в розетки сливовое варенье и чему-то улыбалась. За окном шел снег, такой густой, что казалось будто кто-то затянул город белой завесой.
Вера Павловна посмотрела в окно и произнесла:
Первый зимний дождь.
Обезьянка – и та не против
Соломенный плащик надеть…
Оля представила эту обезьянку и невольно рассмеялась: вот идет по Фонтанке обезьяна в соломенном плаще, ну дела! Сегодняшняя «тройка», ссора с Васей стали тускнеть, как будто теряться в метели, а настроение, словно бы Вера Павловна тихонько подкрутила какой-то нужный рычажок в правильную сторону, улучшаться. Увидев в комнате банки с чернилами и листы бумаги, испещренные буквами, Оля подошла к столу. Вера Павловна протянула девочке старую перьевую ручку, обмакнула перо в чернильницу и предложила Оле попробовать написать какую-нибудь фразу, ну хотя бы изобразить точку.
Лист бумаги был белый, как снег за окнами, как белое полотно Фонтанки. Оля взяла перо и коснулась им бумаги. На белом снегу листа появился черный знак, похожий на какой-то птичий след.
Вера Павловна в это время написала что-то на своем листе и протянула его Оле. «Не стоит обижаться на мир, когда в нем столько прекрасного!» прочла Оля. Намек был считан, но Олю поразило другое.
– Какой у вас красивый почерк! А где вы так научились?
Вера Павловна рассказала, что уже много лет увлекается каллиграфией – искусством красивого письма, и что этому умению ее когда-то давно научил человек, с которым она познакомилась в северной экспедиции, где работала топографом.
В тот день Оля и не заметила, как наступил вечер, и что мама должно быть уже вернулась с работы, а значит, теперь можно было бы вернуться домой. Оля так хотела научиться ставить точку восемью способами, о которых ей рассказала новая знакомая, что забыла обо всем на свете.
Как волны создают рельеф на песке, так и иные люди оставляют отпечаток на всей нашей судьбе. Вера Павловна стала для Оли очень важным человеком, волной, от которой по Олиной жизни пошли долгие круги.
На смену той зиме пришла другая, и следующая со своими снегопадами. Зимы сменяли друг друга, звенели весенние капели, над Петербургом вставали белые ночи, золотели и краснели осенние клены – Оля росла. И так получилось (настоящая удача встретить человека, под присмотром которого ты сможешь расти в полный рост своей души), что Вера Павловна всегда была рядом.
Завязалась дружба. Всякий раз в состоянии «унылой печали», как в тот сумрачный день их знакомства, Оля приходила к Вере Павловне за напоминанием о том, что глупо злиться на мир, когда в нем столько прекрасного.
«Прекрасным» Вера Павловна делилась щедро – она научила Олю искусству «красивого письма», привила ей любовь к каллиграфии и к поэзии, любовь к долгим прогулкам, в которых они разговаривали обо всем на свете.
От Невы до Фонтанки, вдоль по Мойке, а потом долго идти по извилистому каналу Грибоедова, и вести разговоры об архитектуре, графичности Петербурга (ты только посмотри, Оленька, какой сегодня серебряный день, и как снег подчеркивает архитектонику города), о геологоразведочных экспедициях, в которых Вере Павловне когда-то довелось побывать. Оля особенно любила слушать истории, связанные с путешествиями своей старшей подруги; Вера Павловна, топограф по образованию, много лет проработала в экспедициях в самых разных точках страны – в Приморье, на Камчатке, на Таймыре, на Кольском полуострове.
Будучи замечательным рассказчиком, она рассказывала о Севере, о своих друзьях по экспедициям, о том, как в одной из них познакомилась с мужем, с которым они потом душа в душу прожили много лет. Про то, что после смерти мужа, умершего десять лет назад, она осталась одинокой, Вера Павловна никогда не упоминала и ни на что не жаловалась.
Зимой и осенью Оля с Верой Павловной часто коротали время занимаясь каллиграфией, летом гуляли в парках, и во все времена года Оля часто забегала к соседке просто так – принести пирог, который испекла мама специально для Веры Павловны, или яблоки из бабушкиного сада, а Вера Павловна в свою очередь несла Оле и ее родителям что-то свое. Так и жили – делились, чем могли, заботились друг о друге, поддерживали.
Но однажды, лет десять тому назад, Вера Павловна сказала: мне больше нечему тебя научить, Оленька, а еще я уезжаю.
Она переезжала в Москву, к своим родственникам, и, хотя Москва находится не на другой планете, Оле было грустно прощаться.
В день прощания они долго гуляли, проходили свой излюбленный маршрут вдоль Фонтанки. В какой-то миг Вера Павловна остановилась на набережной и, облокотившись на ограду моста, рассказала о понятии «нагори» – чувстве сожаления или печали о том, что уходит.
Ноябрьский снег падал в реку и тут же таял, сливался с водой. Серая река, серебряный день, усталый голос Веры Павловны – так и осталось в памяти у Оли. В тот день она впервые услышала это понятие «нагори».
– Такая грусть сегодня, печаль от того, что что-то уходит. Я знаю, что будет новое, возможно, не хуже утраченного, но эта печаль по уходящему такая большая и долгая, как наша Фонтанка.
После отъезда Веры Павловны Оля иногда звонила ей, пару лет назад в свой приезд в Москву навестила ее. И все эти годы она неизменно поздравляла старую знакомую с праздниками; вот и в этом году она собиралась позвонить Вере Павловне тридцать первого декабря – поздравить с Новым годом.
***
Оля звонила по номеру мобильного телефона Веры Павловны, но сигнал уходил в пустоту. Ей ответили только, когда она набрала городской московский номер знакомой.
– Да, тетя Вера умерла в начале ноября. Возраст, сердце, – сказал пожилой усталый голос. – А вы Оля из Петербурга? Я вам отправил бандероль. Да, открытки, она просила вам передать. Я – ее племянник, Михаил. Она вас вспоминала, Оля. Всего вам доброго.
Оля застыла с трубкой в руках, подошла к окну. За окном шел снег. Ей хотелось написать на этом белом полотне слова любви, печали и благодарности, так много сделавшему для нее, человеку.
И долго, так долго, что, если бы это письмо действительно было написано на снегу, его бы давно замело, она стояла у окна.
***
Оля забралась на подоконник и стала перебирать открытки. Почти все они были новогодние и относились к советскому периоду. Оля помнила, что в прежние годы, в праздники, Вера Павловна всегда подписывала много поздравительных открыток своим коллегам по геологоразведочным экспедициям. В институте геологии, где она работала в последние годы, у нее было общественное поручение – поздравлять с праздниками всех многочисленных бывших и нынешних сотрудников института. Вера Павловна обычно покупала большое количество поздравительных открыток и подписывала их, при этом Оля ей иногда помогала.
Возможно, эти открытки остались у нее с тех времен? предположила Оля.
Кремль, рубиновые звезды, часы, стрелки которых вот-вот сойдутся в полночи, лесное зверье и птицы, летящий на ракете Дед Мороз, старые Москва и Ленинград. «Олечка, подпиши эти открытки добрыми пожеланиями и раздай людям!» раздался знакомый голос где-то рядом.
Неожиданно из кипы чистых открыток выпала одна подписанная. Перевернув старую открытку со снегирем, Оля прочла на обороте.
«Женя, любимая, поздравляю тебя с наступающим Новым годом! Ты сейчас так далеко, а я здесь, на Севере, и не проходит ни дня, чтобы я не думал о тебе. Я теперь жалею о том, что не успел сказать тебе самого главного – как сильно я люблю тебя, Женя! На память долгую и хорошую шлю тебе этого снегиря! А скоро приеду и сам. Обниму тебя сто тысяч раз, Женька, и у нас всё, вот увидишь, будет хорошо!
Любящий тебя Леонид.
31 декабря 1969 год»
Незнакомый Леонид, видимо, хотел сказать этой далекой Жене так много всего, что старался вписать в небольшое пространство открытки как можно больше слов, и поверх слов выразить свои чувства. Оттого и писал он мелким, убористым почерком. Но это был совершенный по красоте почерк. Рассматривая его, Оля подумала, что так писать мог бы только настоящий каллиграф. Каким образом эта открытка затесалась в пачку неподписанных, кто такой Леонид, кому он писал, какое отношение эта открытка имеет к Вере Павловне и к ней самой, Оля совершенно не понимала.
Открытку со снегирем она пока отложила в сторону, и, посмотрев на внушительную кипу чистых открыток, задумалась: как ей выполнить просьбу Веры Павловны?
***
Вася перелистнула пачку открыток:
– Конечно, я помню твою Веру Павловну, ничего себе привет из прошлого! Ну и что собираешься делать? Раздавать эти открытки?
Оля взяла принесенные официантом кофе и десерт, и уже хотела было попробовать пирожное, которое всегда брала в этой кофейне, когда Вася закричала:
– Погоди, не ешь!
– Ты чего? – испугалась Оля.
– Да вот пряники же! – Вася вытащила из сумки пакет с покрытыми глазурью пряниками. – Я вчера пекла. Козули удачи!
Оля недоуменно смотрела на пряники – глазурь местами осыпалась, и в целом Васины пряничные звери получились кривоватые, у белочки одно ухо вместо двух, у зайца смазана мордочка.
– Это бракованные, – улыбнулась Вася. – В смысле, пробная партия, но я еще научусь, вот увидишь! До Нового года целый месяц!
Оля осторожно попробовала Васин пряник – ничего, вкусно, правда, можно бы… Деликатная Оля замялась.
– Соды поменьше, ага, – закивала Вася, – в следующий раз так и сделаю. Так что с открытками будешь делать?
Из всей пачки Оля пока подписала только одну открытку – любимой подруге.
Оля протянула Васе открытку, на которой изящным каллиграфическим почерком было написано:
«Уж осени конец,
Но верит в будущие дни
Зеленый мандарин».
Вслед за поэтом Басё Оля приписала уже от себя: «Дорогая Вася, пожалуйста, никогда и ни при каких обстоятельствах не теряй свой природный оптимизм и чувство юмора! И пусть мой любимый зеленый мандарин получит все, о чем мечтает! Люблю, Оля».
Прочитав, Вася рассмеялась – точно, я и есть этот самый зеленый мандарин, который всегда, хоть бы ему на голову падали кирпичи неприятностей, верит в будущие дни. Спасибо, Оля.
Оля вздохнула:
– Я раздала знакомым уже штук тридцать. Но остается еще двести открыток. Ума не приложу, что мне с ними делать.
– Может подписать и распихать по почтовым ящикам в любом подъезде? – предложила Вася.
Оля пожала плечами – распихивать поздравительные открытки, словно какие-нибудь рекламные листовки, она не хотела. Да и люди вряд ли таким открыткам обрадуют, скорее всего выбросят их в помойку.
– На улице раздавать? – подмигнула Вася.
Этот вариант Оле тоже не нравился, он мало чем отличался от первого. Ну что она будет как городская сумасшедшая бросаться к прохожим и предлагать им открытки? Да и вообще люди сейчас стали недоверчивыми, они не верят, что им могут что-то давать бесплатно, просто так; сразу предполагают, что есть какой-то подвох, скрытое мошенничество. И в принципе «счастье даром» теперь воспринимается как кодовое слово мошенников. Хотите счастья? И большинство ответят: ну уж нет, на такую муру я не поведусь, и не считайте меня идиотом!
– Хотя да, – согласилась Вася, – граждане нынче стали недоверчивые. Вот я работала в прошлом году продавцом в кондитерской, и после работы мне отдавали нереализованные пирожные. Первые две недели я их ела сама, а потом, когда уже смотреть на них не могла, я стала их всем предлагать. Как-то еду вечером домой в битком набитом автобусе и говорю: люди-человеки, кому пирожных совершенно бесплатно, пирожков вот еще! И представляешь, что? Никто не хочет брать! Смотрят на меня с подозрением, как на отравительницу, будто я им отравленные пирожные предлагаю. Я говорю: да нормальные они, берите, очень мне надо вас отравлять! Нет, не верят. Один алкаш только взял, видать, совсем терять было нечего.
Вася задумчиво перебирала открытки, словно о чем-то думала, и вдруг ее осенило. А почему бы тебе, Оля, не монетизировать свое увлечение каллиграфией? Ты можешь поставить стол в торговом центре «Нептун» рядом с моей пряничной палаткой, повесить плакат «Открытки счастья» и подписывать их всем желающим своим прекрасным каллиграфическим почерком! И открытки раздашь и денег немного заработаешь!
Оля задумалась: а почему бы и да?! И в итоге согласилась, что это хорошая идея.
– Только я бесплатно буду подписывать, – решила Оля. – В память о Вере Павловне, тем более, она просила их раздать.
– Ну хоть символическую цену поставь, – предложила Вася, – уверяю тебя, так лучше дело пойдет.
Оля взглянула на снеговика с крайней открытки, который ей словно подмигивал, и кивнула – ладно.
– С завтрашнего дня начинаешь! – обрадовалась Вася.