Гвин застыла на месте. Джошуа ее целовал. Целовал ее. Хотя, если подумать, он не столько ее целовал, сколько прижимал свои губы к ее губам. Рот у него не двигался, а свободной рукой он легко придерживал ее за талию. Более того, глаза у них обоих были открыты, и происходящее не напоминало ее поцелуи ни с одним другим мужчиной.
Именно поэтому Гвин смогла увидеть типа, за которым они следили. Он прошел мимо них, потом остановился, чтобы на них посмотреть. Сердце у нее судорожно стучало в груди, она закрыла глаза и обвила руками шею Джошуа.
Она сделала это только для того, чтобы отделаться от незнакомца. Или, возможно, она сделала это потому, что ей хотелось настоящего поцелуя? В любом случае в ту минуту все изменилось. Джошуа словно забыл про истинную причину, заставившую ее поцеловать, потому что у него из груди вырвался стон, а его губы стали работать, а не просто касаться ее собственных.
От этого движения его губ у Гвин резко участился пульс. От Джошуа пахло медовой туалетной водой, мылом и разогретой на солнце натуральной кожей. Гвин не ожидала, что он будет пахнуть так соблазнительно.
Или так хорошо целоваться. Это не был нежный поцелуй. Это был настоящий, долгий, голодный и прекрасный поцелуй, это была попытка ее завоевать. А когда Гвин раскрыла для него губы, Джошуа сразу принял это приглашение, причем с дикой, какой-то звериной страстью, снова и снова проталкивая язык ей в рот. И после каждого подобного движения у нее по телу пробегали волны наслаждения.
Вот что это такое, когда тебя целуют по-настоящему. Гвин меньше всего ожидала этого от Джошуа.
В следующее мгновение он прижал ее к стене здания, бросил свою трость, чтобы обнимать ее уже двумя руками и держаться за нее ими. Почему то, что он сделал, почему это прижимание ее к стене заставило ее расслабиться? А она чувствовала себя мягкой, как масло, растекающееся по стене каретного двора. Она таяла.
Гвин не знала, почему это чувствовала, и ее это не волновало. Она просто хотела продолжения, хотела еще. Поцелуи Джошуа были великолепным пиром, которым она наслаждалась, это было блюдо, которое она ела с жадностью. Поразительная мягкость его рта контрастировала с жесткостью щетины у него на челюсти, которая царапала ее кожу.
Первые яростные движения его языка теперь стали более медленными и мягкими. Они стали соблазняющими и искушающими, отчего Гвин почувствовала слабость в ногах, колени подкашивались. Она держалась за шею Джошуа так, как облако может держаться за гору. Одна его рука переместилась ей под плащ на ребра, затем стала скользить вверх и вниз медленно и приятно, отчего по ее нервным окончаниям побежали самые разнообразные ощущения. Каскад ощущений! Гвин хотела, чтобы Джошуа коснулся ее и в других местах, более интимных.
Боже, этот мужчина знал, как целовать женщину, как держать женщину. Как неожиданно и как восхитительно!
Так что, когда наконец Джошуа от нее оторвался, Гвин почувствовала острое разочарование. Оно просто огнем горело у нее в горле. Он внимательно осматривал ее лицо в сумерках, которые, к счастью, скрывали их обоих от всех людей, находившихся рядом с гостиницей.
– Он ушел, да? – выдохнул Джошуа.
Ее мозг был так затуманен наслаждением, которое она только что испытала, что Гвин чуть не спросила: «Кто?», но вовремя взяла себя в руки.
Гвин осмотрела дорогу за ними.
– Боюсь, что да, – сказала она, надеясь, что Джошуа не заметит, как дрожит ее голос.
– Проклятье! – Он нахмурился и смотрел на теперь пустую дорогу. – Я увлекся… Я забыл… – Джошуа наклонился, чтобы поднять трость. – Не важно. Я упустил свой шанс.
– Какой шанс?
– Проследить за ним.
– О, да. Правильно.
Гвин прилагала усилия, чтобы не показать ему, как ее обижают его слова и его злость. Как дура, она думала, что их поцелуй что-нибудь для него значит. Ей следовало знать, что это не так. Это же майор Вулф, для которого все происходящее – это только морская операция, даже грохот падающих на мостовую оловянных кружек. Их поцелуй был всего лишь средством достижения цели.
Нет, так она не могла ошибиться, если говорить про то, какой эффект она производила на него. Гвин достаточно часто целовали в прошлом, так что она могла отличить настоящий поцелуй от притворства. У них был настоящий поцелуй. А то, что Джошуа перешел от касания губами к глубокому поцелую и ласкал ее…
Это говорило о многом. Как и то, как он сейчас избегал встречаться с ней глазами.
– Подождите здесь, пока я схожу на каретный двор и попытаюсь понять, что же этот тип сделал с каретой вашего брата.
Гвин нахмурилась. Было очевидно, что Джошуа не собирался обсуждать их поцелуй или то, что он мог значить. Он явно не собирался ее целовать, вообще не собирался, даже несмотря на то, что он ответил с радостью, когда они уже целовались, и она показала, что можно зайти дальше. Она очень рано узнала, что мужчины такие. Они могут получить удовольствие от поцелуя, который для них ничего не значит. Так определенно было в случае Лайонела.
Хорошо. Если Джошуа хочет игнорировать их страстный поцелуй, она тоже притворится, что ничего не случилось. Но она не позволит ему себе что-либо приказывать.
– Вы, Джошуа, любите командовать не меньше, чем я, но я – не из ваших солдат, которым можно отдавать приказы. Я пойду на каретный двор вместе с вами. – Судя по выражению его лица, он собирался возразить, поэтому Гвин тут же добавила: – Никто не увидит. После всех усилий, которые мы приложили, чтобы с самого начала не показывать ему, что мы за ним следим, я заслуживаю знать, что он сделал.
Получил, майор Я-Держу-Все-Под-Контролем Вулф? Она тоже способна вести себя так, будто их поцелуй совершенно ничего не значил.
Его глаза блестели, когда он смотрел на нее в свете поднимающейся луны.
– Хорошо, пойдемте.
Он развернулся на каблуке и первым вошел на каретный двор.
– Наш кучер держит кремень и свечи, чтобы зажигать лампы в карете, в ящике под козлами, – сообщила Гвин, следуя за Джошуа.
– А вы это откуда знаете, черт побери? – спросил Джошуа.
Гвин пожала плечами:
– Вы замечаете опасности, которые могут угрожать. Я отмечаю для себя места, куда слуги убирают вещи, которые мне самой могут когда-нибудь понадобиться.
Джошуа покачал головой, словно не понимал смысла этого, затем попытался открыть ящик, о котором она говорила. Он не поддавался, Джошуа потянул сильнее – и козлы, передние колеса, фактически вся эта часть экипажа как-то странно затряслась.
– Подождите минутку, – сказал он, подозрительно оглядывая конструкцию. – Кажется, я понимаю, что сделал этот тип. – Джошуа осмотрел болты, которыми козлы крепились к карете. – Да разрази его гром! Он ослабил болты так, чтобы это сиденье отвалилось, как только карета начнет движение на достаточно высокой скорости.
– Это ужасно! – воскликнула шокированная Гвин.
– Не просто ужасно, а еще и опасно. – Джошуа порылся в ящике под козлами и нашел там инструменты. – Если бы козлы отвалились, то вместе с ними свалился бы и кучер, лошади испугались бы и стали неуправляемыми. Мы, скорее всего, оказались бы в незавидном положении, как бывает, если лошади вдруг понесли карету с пассажирами.
Джошуа нашел отвертку и надежно прикрутил все болты.
– Но теперь, после того как вы обнаружили, что он сделал, все будет в порядке?
– Как сказать. Все зависит от обстоятельств. – Джошуа вернул отвертку в коробку с другими инструментами, а коробку убрал назад в ящик под козлами. – Предполагаю, что этот негодяй надеялся использовать свой шанс в суматохе и выкрасть вас.
У нее холодок пробежал по спине.
– Значит, вы считаете, что за всем этим стоит мистер Мэлет?
Джошуа отряхнул руки.
– Если только не какой-нибудь разбойник с большой дороги, который решил ограбить Торнстока. Герцогу сложно остаться незамеченным во время путешествия. А преступники не дремлют.
– Что вы считаете более вероятным?
Глядя ей прямо в глаза, Джошуа пожал плечами.
– Думаю, что это Мэлет, раз он все еще хочет вас похитить.
Лайонел не хотел ее похищать. Он сам ей сказал, что не собирается этого делать, и объяснил почему. Но он может надеяться ограбить Торна, отомстить ее семье за то, что считал пренебрежительным и неуважительным отношением к нему самому. Или, не исключено, он решил, что так быстрее доберется до денег.
– В любом случае сегодня вечером мы сделали все, что могли, – объявил Джошуа. – Но я думаю, что завтра сам поеду на козлах вместе с кучером на тот случай, если этот негодяй все-таки из разбойников с большой дороги и будет поджидать нас с друзьями.
– Я думала, что разбойники с большой дороги в наши дни уже перевелись.
– Нет, встречаются еще, но очень редко. Именно поэтому я и склонен думать, что это все было задумало Мэлетом, чтобы вас похитить.
– Но откуда ему знать, когда карета сломается?
– Он бы за нами поехал. Кстати, и кто-то из разбойников тоже. В любом случае мое морское семизарядное ружье будет наизготове. А ваш брат будет рядом с вами в карете. Вам ничего не угрожает.
Гвин скрыла свое разочарование. Она с нетерпением ждала завтрашнего дня, чтобы снова путешествовать рядом с ним в ограниченном пространстве. Это дало бы ей возможность расспросить Джошуа о его прошлом – как его ранило, была ли у него когда-нибудь любимая девушка, почему он стал таким мрачным и хмурым, и склонным к внезапным приступам гнева.
Почему он выхватил оружие и направил на двух озадаченных мирных горожан?
– Нам лучше вернуться в гостиницу, – сказал Джошуа. – Ваши родственники уже явно беспокоятся и гадают, куда мы подевались. А мне нужно будет поставить Торнстока в известность о случившемся.
Гвин кивнула. Значит, вот как оно получается. Никаких упоминаний о поцелуе. Вообще ни слова о нем. Она явно навоображала себе, что майор Вулф что-то почувствовал.
Больше всего ее расстраивало осознание того, что он ничего не почувствовал – или поцелуй его не тронул в достаточной степени, чтобы что-то о нем сказать, продолжать действовать дальше в этом направлении. Но, наверное, так даже и лучше. Гвин никогда не сможет быть счастливой, если выйдет замуж за человека с таким переменчивым характером. А после того как такой жесткий и суровый человек узнает о ней правду (скрывать ее вечно не получится), то он в любом случае не захочет на ней жениться.
Независимо от того, какое удовольствие она получила, ей придется считать их поцелуй только общей ошибкой и ничем более.
На следующее утро, с благословения Торнстока, Джошуа занял место на козлах вместе с кучером. Вначале казалось, что его присутствие раздражает слугу, которого звали Пибоди. Он только ворчал и хмыкал в ответ на слова Джошуа.
Джошуа же никак не удавалось забыть о вчерашних поцелуях с Гвин. Он полночи проигрывал их у себя в голове, поэтому надеялся чем-то занять себя днем, чтобы прекратить о них вспоминать и не думать, почему он повел себя так безрассудно. Что на него нашло?
По меньшей мере ему следовало бы извиниться за то, что лапал ее, как какой-нибудь изголодавшийся кобель из псарни, где он разводил охотничьих собак. Вчера вечером Джошуа показалось наиболее разумным притвориться, будто ничего не случилось. По крайней мере, притвориться перед ней. Наедине с собой он не мог притворяться. Он до сих пор чувствовал запах ее лимонных духов, он все еще наслаждался, вспоминая те звуки, которые вылетали у нее изо рта и свидетельствовали о ее удовлетворении… Он все еще чувствовал вкус ее губ, которые оказались еще мягче, чем он представлял.
После того как ему удалось подержать идеальное тело Гвин в своих объятиях, Джошуа хотел ее еще больше, чем раньше. Какая фигура! И Гвин, вероятно, тоже знала, что он ее хочет, и почти точно использует это, чтобы крутить им так, как захочет она. Проклятье!
К огромному облегчению, Джошуа Пибоди решил заговорить именно в эту минуту:
– Его светлость сказал, что вы хотели ехать здесь, на козлах, потому что на дороге нас могут поджидать разбойники. Но я сказал его светлости, что у меня есть моя Браун Бесс[6] – как раз для таких случаев. – С этими словами он протянул руку за спину и похлопал по торчавшему там стволу, похоже, мушкета. – Я сам в состоянии прекрасно справиться с любыми разбойниками с большой дороги и всеми другими негодяями. Так что вам, майор, не нужно себя утруждать. Зачем вам лишние проблемы?
Раньше Джошуа не приходило в голову, что Пибоди может не понравиться его присутствие рядом с ним на козлах, он посчитает это вмешательством в его дела. Но теперь, подумав, он это понял.
– Это не проблема. Если честно, то я предпочитаю путешествовать здесь, причем в любую погоду – ветер, дождь, не важно. В карете душно, да и компания из герцогини, герцога и его сестры – не для меня, простого солдата.
Кучер какое-то время переваривал услышанное.
– Знаете, я ведь сам когда-то служил, – наконец сказал он, и Джошуа показалось, что его негодование из-за навязанного пассажира немного ослабло.
– Я не знал. Вы служили в армии или во флоте?
– В армии. Я был сержантом в девятнадцатом пехотном полку, пока не получил заряд крупной картечи в грудь и плечо и чуть не умер.
– Похоже, что вы в конце концов оправились после этого ранения, – заметил Джошуа. – У вас, должно быть, крепкое телосложение.
Пибоди пожал плечами:
– Грудь меня беспокоит время от времени, в особенности зимой. Но, по крайней мере, я не лишился ни одной конечности.
«И не получил ранения, оправиться от которого невозможно», – подумал Джошуа.
Кучер поудобнее устроился на козлах и спросил:
– Вы служили в морской пехоте, да?
– Все еще числюсь в ней.
– А, значит, на половинном окладе. Вам повезло.
Возможность остаться на половинном окладе была только у офицеров – они могли выбрать этот вариант и остаться в соответствующем списке, так что, наверное, Джошуа на самом деле повезло. Он никогда не смотрел на положение дел под этим углом.
Пибоди тем временем прищелкнул языком, подгоняя лошадей.
– Мне пришлось бы тяжко, если бы его светлость не взял меня на эту работу. Он – хороший человек. Для герцога.