Дыхание перехватывает, я вжимаюсь в дверь. Хочется взмолиться «Не убивай», но голос не слушается. Запах крови расползается вокруг.
В глазах гигантского волка вспыхивают луны.
Так… это Ариан? Если он, то у него планы на меня, кажется, не гастрономические.
«Спокойно, – приказываю себе. – Это проверка. Это просто проверка».
Волчища медленно приближается.
Если это Ариан, почему такой тёмный?
Дрожь зарождается в кончиках пальцев, сердце леденеет. Надо думать быстрее, пока от ужаса не обезумела.
Я на испытании. Мне надо проявить почтение… Поклониться, что ли? Тогда зачем он такой тёмный и в крови?
Вглядываюсь в волка с сияющими глазами… да он грязный! Просто грязный, будто в луже искупался. А потом ещё о грязь потёрся и всю лужу собой просушил. А после задрал овечку. Смотрю на лапы: в полу между ними дырка… слив?
Испытание на чистоту и почитание.
– Тебя что, помыть надо? – сипло уточняю я.
На грязной морде появляется подобие однобокой ухмылки.
Сползаю по двери. Нервно хохочу. Изверги! Мистификаторы… Цензурных слов нет, чтобы выразить всю степень моего негодования.
Остановившийся передо мной Ариан сгибает переднюю лапу, из-за этого его огромная фигура выглядит игриво.
Хохотнув, поднимаюсь, смело шагаю в тёплую влажность пара и оказываюсь у печи с раскалёнными камнями на верхней плоскости. Рядом – вёдра. Вдоль стены тянется резервуар с холодной водой. И снова вёдра. Ещё дальше – лежак, ковши, расчёски и… шампуни собачьи: шеренга из двадцати флаконов. Чтобы шерсть была шелковистой и легко расчёсывалась.
Оборачиваюсь: бесшумно следующий за мной Ариан по-волчьи ухмыляется.
– Так вот кто тебя моет, – щурюсь я. – И что, ради каждой церемонии приходится так пачкаться?
Мне удивительно легко. Ариан шумно вздыхает и опускает морду. Теперь ясно, почему Велислава отказалась переносить ритуал из-за того, что к нему всё – то есть Ариан грязный – готово.
– Ладно, грязнуля, подставляй шкуру, пока я добрая.
Ариан опускается на пузо и, вытянув лапы, кладёт на них узкую морду. Умильно смотрит на меня снизу. Просто сама невинность.
Вздохнув, отправляюсь набирать воду. Не удивлюсь, если эти садисты не выпустят меня, пока не отмою его мохнатое лунейшество.
***
Мыть волка размером с корову занятие нелёгкое. Особенно если у тебя не водопроводная вода, а печка, и тёплую воду надо сначала навести в ведре, а потом выливать на мохнатую тушу.
– И шерсть у тебя слишком длинная, – ворчу, выдавливая на холку второй флакон собачьего шампуня-кондиционера. – Не мог купить шампунь, который мылится получше?
Жиденькая пена мгновенно темнеет от остатков грязи и крови. Просто удивительно, как сильно можно измазаться при желании, даже поливание водой почти не смыло с длинношёрстой шкуры песок и глину.
– Мог бы для меня по-дружески не так сильно пачкаться, – продолжаю ворчать я.
Наглая мохнатая морда обращает на меня жалобный взгляд.
– Молчишь… – Взмыливаю бархатистую шерстку на лбу и носу. – Ты меня чуть до инфаркта не довёл, зверюга бессовестная.
Ариан совсем жалобно вздыхает.
– А если потенциальная жрица отказывается тебя мыть, кто твою шкуру драит?
Тяжкий вздох становится мне ответом.
– Неужели сам полощешься? – Скребу грязной пеной мягкий подбородок, щёки, шею. Ариан смотрит жалобно. – Или уже прошедшие ритуал жрицы помогают?
Подняв ведро с заготовленной тёплой водой, выплёскиваю содержимое на морду. Наслаждайся! Ариан фыркает, мотает гигантской побелевшей моими стараниями башкой, но терпит.
– Можешь уменьшиться? У меня руки отвалятся всего тебя намыливать несколько раз.
Он опять лишь жалобно смотрит. Удобная эта звериная форма: можно не отвечать.
– Чудовище, – бормочу я, но беру новый флакон шампуня. Чудо немецких зоотехнологий обещает бережный и экологичный уход за шкуркой питомца. Меня разбирает нервный смех. – Как вы додумались до такого посвящения? И ничего, что шампунчик из Сумеречного мира?
Так смешно, что живот сводит. Опустившись на колени возле князя, тиская его намыленную холку, смеюсь в голос. Кажется, меня запугали до истерики, только она как-то поздно пришла.
– И зачем меня мыли? Я же теперь вся грязная…
Ариан утыкается мордой мне в бок, подныривает носом под руку, проскальзывает по мокрой груди и смачно облизывает щёку. А язычище у него такой – всё лицо за раз обмахнуть можно. И это тоже почему-то кажется смешным. Снова по щеке будто пробегается влажная щётка.
– Дурак. – Цепляюсь за мокрую шерсть на мощной груди. Ариан поднимается. – Дурак.
Смеясь, пытаюсь увернуться от огромного языка. Дававшая опору рука проскальзывает по гладкому полу. Я растягиваюсь на спине, Ариан встаёт надо мной, нацеливается на лицо. Из его звериной пасти должно пахнуть мясом, кровью, но отчётливо пахнет кофе со сливками.
– Ах ты паразит. – Тыкаю его в брюхо, с которого капает грязная вода. – Мне пришлось черный пить, а я бы тоже хотела со сливками, сладенький.
Фыркнув, Ариан тыкается носом мне под рёбра. Щекотно. Хохоча, извиваюсь под ним, а он снова проходится шершавым языком по лицу. Застывает, хитро посверкивая лунными глазищами. Упирается холодным носом в шею и резко выдыхает. Взвизгиваю от щекотки, хватаю его за уши.
– Прекрати, – смеясь, пытаюсь оттянуть его от себя, но пальцы скользят по мокрой шерсти. – Щекотно же.
Мохнатая вредина снова резко выдыхает в шею. Облизывает мои щёки языком.
– Ты слюнявый. – Похлопываю его по носу. – Тебе об этом говорили?
Мотнув головой, Ариан утыкается мордой мне под мышку – и выдыхает. Щекотно до повизгивания и изгибания всем телом. Дёргаю его за щёку, но она пластично растягивается, а морда лезет под вторую подмышку и сопит. Я уже безостановочно хохочу, сучу ногами.
Сквозь смех и пофыркивание выдавливаю:
– Ну прекрати, прекрати, что о нас Велислава подумает?
На этот раз Ариан одним махом облизывает мне всё лицо и преданно заглядывает в глаза. Над его топорщащейся мокрой шерстью макушкой туда-сюда резво качается кончик хвоста.
Ухватив мохнатые щёки, растягиваю их в разные стороны, клыки обнажаются в жутковатой улыбке.
– А ты лапочка, – посмеиваюсь я. – Огромная грязная лапочка…
Он резко суёт нос мне под мышку, выдыхает, и я снова извиваюсь в приступе смеха.
***
Руки и спина ноют от перенапряжения: таскать вёдра с водой, промыливать густую шерсть и её выполаскивать, да ещё в таких объёмах, дело и впрямь достойное вступительного экзамена.
Когда шкура Ариана принимает положенный белый цвет, он выводит меня в следующую комнату: сухую, облицованную лакированным деревом, полную запахов трав. На софе у стены – высокая пачка полотенец. Фен демонстративно лежит рядом с ними – то ли поблажка, то ли проверка на моё желание возиться с царственной тушкой подольше. А рядом с феном светлеет большой деревянный гребень – княжескую шкуру причёсывать.
– Минуточку. – Юркнув в банное отделение, опрокидываю на себя ведро прохладной воды, смывая остатки пены и грязи. Вернувшись в сушилку, требую: – Отвернись.
Вздохнув, Ариан усаживается спиной ко мне. Дружелюбно подёргивает хвостом.
Стягиваю с себя липнущий к коже сарафан, хватаю махровое полотенце с вершины стопки и вытираюсь, отжимаю влажные косы.
Ариан чуть поворачивает морду. Электрический свет мерцает на белоснежной шкуре.
– Не подглядывай, – грожу пальцем.
В ответ – вздох. И морда покладисто уставляется на облицованную деревом стену.
Закутываюсь в следующее полотенце громадной стопки и плюхаюсь на середину софы.
– Ариан, мне надо тебя побыстрее высушить феном или подольше обтирать полотенцами?
Ухом-то он поводит, но отвечать не спешит.
– В общем, если феном пользоваться нельзя, ты сам виноват. Иди сюда. – Нажимаю на кнопку, из сопла вырывается горячий воздух. – Ко мне, ваше лунное сиятельство.
Повиливая хвостом, Ариан царственно подходит. Падает под ноги и переворачивается на спину, подставляя под фен мохнатое брюхо и… всё остальное, на этом брюхе вольготно развалившееся, включая мохнатые шарики.
– Ариан, это неприлично! – я чуть не похрюкиваю от смеха. – И ты же знаешь, у меня склонность эту часть мужского тела проверять на прочность мебелью.
Фыркая, Ариан переворачивается на брюхо. Направляю горячий воздух ему на макушку, бормочу над острым ухом:
– Это ты так ненавязчиво похвастал своим достоинством, чтобы передумала и согласилась на секс без обязательств? К твоему сведению: я зоофилией не страдаю, твоя волчья ипостась не представляет для меня никакого интереса, ну кроме как за ушком потрепать…
Что я и делаю. Ариан выдыхает, губы забавно топорщатся и хлопают, выпуская воздух. А я сушу дальше. Шерсть распушается. Если бы не болели натруженные мытьём руки, если бы не обжигал ладони быстро перегревшийся фен, я бы наслаждалась: больно хороша у Ариана шкура.
– Из тебя бы вышла замечательная дублёнка, – хвалю я.
Ариан так выразительно на меня косится, что осознаю неприятность для него этой шутки.
– Ну, прости, прости. – Глажу по бархату макушки. – Не могу привыкнуть, что ты не только человек, но и животное.
Он снова фыркает, но ластится к моей руке с удивительной для таких габаритов деликатностью. Поймав мягкими губами кончики пальцев, тут же их облизывает.
– Хватит-хватит, – со смехом направляю струю горячего воздуха в нос.
Забавно сморщившись, Ариан отворачивается, позволяя продолжить сушку. Позже я милостиво соглашаюсь просушить пузо, правда, для этой процедуры заставляю его встать.
А потом наступает время гребня. Обещание на шампуне не врёт – шерсть расчёсывается легко, укладывается волосок к волоску и блестит. Блеск неестественный: будто лунные блики вспыхивают, хотя свет электрический, желтоватый. А ещё Ариан так шумно дышит, словно мурлыкает.
– Нравится? – Веду гребнем по боку и пересчитываю рёбра.
Ариан кивает. Валится на спину и, вскинув лапы, умоляюще смотрит на меня.
– Эй, я же говорю: я не волчица, меня твои мохнатые прелести не прельщают, – грозя гребнем, напоминаю я.
Но этот мохнатый князь так смотрит, так смотрит…
– Ладно, – сдаюсь со вздохом и начинаю чесать его пузо.
Поскуливая от удовольствия, Ариан извивается под моей рукой, дышит часто, хвостом виляет. Да, немного оборотню для счастья надо. У него взгляд мутнеет, и морда такая восторженная, что смешно. Но почему-то кажется, смех его обидит, и я сдерживаюсь, расчёсывая шкурку на животе. Его щенячий восторг даже приятен. Останавливаюсь, только когда боль в мышцах правой руки становится обжигающей.
– Всё, ваша лунность, пора и честь знать. – Снимаю с деревянных зубцов мягкий подшёрсток и складываю в кучку рядом с бедром. – Не надо на меня так смотреть, не поможет.
Но жалобный взгляд срабатывает, и я начёсываю мохнатое брюхо левой рукой, хотя это неудобно. Когда и она устаёт, поднимаюсь:
– Всё. Теперь точно всё. Что там у нас дальше по программе?