Я подхожу к той части рассказа, которая требует определенного доверия. Пожалуй, я ни за что не решился бы об этом писать, не будь так много свидетелей происшедшему.
Я говорю о событиях начиная с того момента, когда все огни в Кэтхилле погасли: не стало света ни в танцевальном зале, ни где-либо вокруг. Все погрузилось во тьму – погасли электрические фонари и на стенах, и на потолке. В этой-то кромешной темноте и произошло нечто невероятное…
Но лучше уж рассказывать обо всем по порядку.
Я так и стоял рядом с Бобби Мид. После того как шериф убежал, к нам подошел Джош Экер и остановился передо мной со злобным видом, явно собираясь что-то сказать. Но девушка его опередила.
– Держись подальше от этого грязного дела, Джош, и постарайся быть честным человеком, – посоветовала она Экеру.
По тому, как Джош взглянул на девушку, я понял, что слова Бобби глубоко поразили и даже потрясли его. Очевидно, ни один парень в округе не мог устоять перед ее магнетическим воздействием.
Да, отповедь Роберты изрядно вывела Джоша Экера из равновесия. Тем не менее он взял себя в руки и, щурясь, отрезал:
– Это мое дело, Бобби!
Затем он повернулся ко мне:
– Ты – с Дэном Порсоном, насколько я понимаю?
– С Порсоном, – слабым голосом подтвердил я.
– Выйдем в раздевалку?
– Разумеется.
– Подожди минуту! – остановила меня девушка.
Она схватила мою руку, а Джош, увидев это, развернулся и бросил через плечо:
– Мы ждем тебя, незнакомец!
Я рванулся было за ним, но попытке моей не хватало решительности, а хватка Бобби Мид оказалась неожиданно крепкой.
– Это не твои разборки. Немедленно отправляйся домой! – потребовала она.
– Не могу…
– Почему это ты не можешь?
– Честь… – забормотал я.
– Честь! – взорвалась Бобби Мид. – У меня сердце разрывается от этого слова. Так или иначе оно связано с любой мерзостью и несправедливостью в этом мире. Честь! Да ведь каждое убийство прикрывается ею. По-моему, всем, кто использует это слово, надо плетьми прочищать мозги, пока к ним не вернется наконец здравый смысл. Ты остаешься здесь! И не пытайся строить из себя героя или корчить лихого рубаку и сорвиголову – ты просто не способен на это. Ты не создан для этого, ты – человек другого склада. Только посмотри на себя – ты весь позеленел… Нет, ты не уйдешь отсюда и не выставишь себя на посмешище перед всем белым светом!
Это были очень крепкие слова! Но мне придало сил ее замечание о цвете моей физиономии.
Я сказал себе, что раз лицо так явно выдает мои страдания, единственное, что я могу теперь сделать, это броситься сломя голову в схватку. Пули одинаково косят и трусов, и смельчаков, а когда солдаты идут в атаку и гибнут, никто не может сказать, кто из них был храбрецом, а кто помирал от страха. Решено, в бой так бой!
Я легонько отстранил ее руку:
– Все в порядке, Бобби. Но я пойду туда и получу свою порцию лиха!
– Ты, проклятый идиот, вернись! – послышалось вслед. – Будь я мужчиной, я бы сама зашла и прекратила эти ваши смертельные игры!
Я очутился у раздевалки – крохотного закутка в углу, недалеко от дверей, отделенного от зала тонкой перегородкой. Позади меня раздавался голос Бобби Мид, взывавшей к кому-то:
– Они пошли туда драться – как крысы в западне. Это убийство! Гарри, Джо, Вилли, Стэйси, Джек, Марвин! Ребята, неужели вы допустите такое?
Сзади приглушенно гомонила толпа: в басовитый рокот мужских голосов вплетались резкие окрики женщин. Вопль одной из них взлетел вдруг до такой пронзительно высокой ноты, что, входя в дверь раздевалки, я окончательно утратил присутствие духа. Меня всего трясло, с ног до головы, и я, чтобы сдержать дрожь, крепко-крепко стиснул челюсти и грозно нахмурился – насколько это могло у меня получиться.
Я захлопнул за собой дверь, и хотя едва ли кто-нибудь стал бы прятаться за длинными пальто и плащами, свисавшими до самого пола с вешалок, проходивших вдоль стен, я готов был поклясться, что на какую-то долю секунды в моем поле зрения промелькнули ноги затаившегося там человека.
Итак, когда я вошел, остальные трое уже собрались – я имею в виду Дэна Порсона, Джоша Экера и его знаменитого брата Тома.
Дэн Порсон, такой бледный, как будто его лицо запорошила пыль, стоял в одном конце закутка, откинув назад голову, выпятив подбородок и улыбаясь полуобморочной улыбкой, прочно застывшей на губах. В противоположной стороне рядом с братом возвышался Джош Экер. Было ясно, что он ни капельки не боится Дэна, что бы там ни произошло при их первой встрече. Джош напружинился и чуть-чуть вытянул голову, так что казалось, он готов вот-вот ринуться вперед и стиснуть огромными лапищами горло Дэна.
Его глаза и складка губ выдавали такую отвратительную звериную жестокость, что я невольно подумал: каких бы жутких историй ни рассказывали о Томе Экере, вряд ли он мог быть таким свирепым, беспощадным дикарем, как его младший брат. Что касается Тома, то он – единственный среди нас – легко и непринужденно чувствовал себя в этой ситуации и оставался совершенно невозмутимым. Только челюсти его слегка двигались, поигрывая желваками, да в глазах стоял яростный, неистовый блеск. Да, у Тома Экера вполне хватило бы силы и самообладания, чтобы в одиночку противостоять нам с Дэном и легко порешить обоих, прежде чем кто-нибудь успел бы проговорить «Джек Робинсон». Джош в общемто был здесь лишним и присутствовал только потому, что все началось с его ссоры.
Я подошел поближе и занял место рядом с Дэном. Тот взглянул на меня, не поворачивая головы, и в его глазах я увидел последнюю благодарность загнанного в ловушку и уже агонизирующего бессловесного зверя.
Том Экер первым нарушил молчание:
– Я приезжал к тебе, Порсон, поговорить о том, как ты обошелся с моим братом. Кровь людская – не водица, что касается членов нашей семьи. Но то, что случилось тогда со мной, было трюком, подлым, низким трюком. Я послал приглашение, и у тебя хватило глупости приехать сюда. Да, именно глупости, потому что я собираюсь поставить наконец точку на этом деле, то есть прикончить тебя и этого позеленевшего от страха малого, раз уж ты притащил его с собой. Кстати, случись тебе еще раз побывать в Кэтхилле – что, разумеется, исключено, – я посоветовал бы привезти с собой настоящего мужчину.
Закончив, Том щелкнул пальцами, и я всем телом содрогнулся от одного этого звука. А бедный Дэн Порсон даже слегка отпрянул в сторону!
– Давайте наконец начнем, – вступил в разговор Джош. – Хватит разговоров! А то нас, похоже, с минуты на минуту остановят. Хорошо еще, этого чокнутого шерифа удалось убрать с дороги! Чего ж нам еще, парни? Давай, Дэнни, хватайся за пушку!
Едва он пригласил Порсона сделать первый шаг, как в соседней комнате послышался нарастающий гневный ропот толпы. И особенно отчетливо я слышал голос Бобби Мид – она умоляла, приказывала, угрожала, пыталась усовестить собравшихся и требовала сделать хоть что-нибудь, дабы оправдать свое существование и доказать право носить имя и звание мужчин.
Похоже, слова девушки получили отклик в толпе. Взрыв всеобщего возмущения стал ощутимее, и топот множества тяжелых башмаков раздался у самой двери. Как раз в этот момент Дэн и ответил Джошу:
– Сами начинайте первыми! Я успею выхватить оружие и прикончить вас обоих – вы, крысы!
Этими словами Порсон хотел разогреть в себе бойцовский задор, но, как я заметил с горечью в сердце, голос его дрожал и срывался. Про себя я решил выбрать Тома Экера. Главное – выхватить револьвер как можно быстрее, но постараться по возможности сохранить спокойствие и ясность видения, а также силу, чтобы твердо и плавно нажать на спуск. Только бы успеть хоть раз точно выстрелить в него, прежде чем умру, ведь целиться придется с пола, из положения лежа то ли на спине, то ли на боку, в зависимости от того, как упаду. «Медленно, но верно» – такой девиз я мысленно начертал для себя.
И вот, когда мы стояли друг против друга, застыв в финальном напряжении и отделенные от смерти, возможно, лишь десятыми долями секунды, тут-то как раз и погасли огни.
В мгновение ока все окутала тьма, и одновременно собравшиеся в зале откликнулись недоуменным полувздохом-полустоном. Потом пронзительно завизжала добрая дюжина женских голосов и затопали несущиеся куда-то ноги. Все это напоминало бестолковые метания перепуганного стада.
Да, жутковатое ощущение – мчащаяся к нам возбужденная толпа и полная невозможность что-либо разглядеть. Но что касается меня, то, стоя там с револьвером в руке, я воздавал хвалу Господу за каждый отпущенный мне вздох, за каждое подаренное мгновение жизни.
Затем я услыхал голос, отчетливо прозвучавший во тьме комнаты недалеко от меня:
– Если будешь дергаться, Том Экер, и плохо себя вести, этот нож продырявит тебя насквозь. Замри и не шевелись, ты, проклятый потрошитель овец!
Звук этого голоса пролился бальзамом мне на душу – я узнал Лэнки!
Как он там очутился, я понятия не имел, но мог бы поклясться, что в точности узнал его речь, особую манеру говорить – уж очень крепко запечатлелась она в моей памяти!
Еще миг – и среди всеобщей суматохи и кутерьмы вновь вспыхнули огни. Я оглянулся по сторонам, ожидая увидеть присоединившегося к нашей компании Лэнки. Но к моему удивлению, дверь раздевалки оказалась открытой, а Том Экер, Лэнки и Дэн Порсон – все трое – пропали.
Остался один Джош Экер. Он стоял напротив меня и точно так же держал в руке револьвер.
Я хотел было спрятать оружие, но Джош Экер как будто взбесился. Он пришел сюда убить или быть убитым и жаждал довести до конца нашу кровавую игру. Никогда не видел я такого лица, какое было у него в тот момент, когда загорелся свет.
– Будьте вы прокляты! – заорал Джош. – Как бы то ни было, хоть одного из вас я заполучу!
С этими словами он выстрелил.
Я знаю, что меня спасло. Мучаясь ожиданием, я был весь как на иголках, каждый мой нерв и мускул пребывал в напряжении, так что от одного звука его голоса я отлетел в сторону. Благодаря этому прыжку пуля миновала меня, просвистев у самого моего лица.
Приземляясь, я споткнулся и, не удержав равновесие, упал на колено и выставленную вперед левую руку.
– Получи еще, еще получи! – ревел Джош. Его верхняя губа по-волчьи вздернулась, оскалив зубы, когда он посылал в меня вторую пулю. Она прошила прядь моих волос.
Я выстрелил снизу, из того положения, в котором оказался, упав на пол, и с удивлением отметил, что пальцы не дрожат. Нажимая на спуск, я благодарил Бога и твердость своей руки. Почти одновременно с выстрелом я отчетливо расслышал глухой звук пронзающей плоть пули.
И я понял, что убил человека!