Я вот подумал, – антеро старательно тёр подошвой сапога по сырой траве. – Пройдут сотни лет, а люди, наступая в коровью лепёшку, будут считать это добрым знаком и радоваться. Им, пожалуй, уже невдомёк будет, отчего так, а знак-то простой – раз корова наследила, значит, человеческое жильё где-то рядом! Скоро встретимся с саво.
И действительно, густая стена елового бора внезапно расступилась, открыв взорам путников просторную долину. С трёх сторон её окружали лесистые холмы, с четвёртой синело, сливаясь вдалеке с ясным небом, озеро.
– Долина Савонкоти, Дом народа саво, – сказал рунопевец. – Сердце лесного края. Здесь жилища многих лесовиков, а там, у озера, их самое большое село. Прочие сёла и деревеньки, что поменьше, да хутора разбросаны по лесам к северу от Савонкоти.
– А ты говорил, у них полей нет! – вспомнил Тойво.
– Так только эта долина и есть, а больше нет, – ответил рунопевец. – А страна-то большая. Есть ещё подсеки, но совсем немного. Там, в селе у озера, живёт мой старый приятель Тиэра – у него и заночуем.
Они спустились по склону холма и зашагали к озеру, блестевшему вдали. Хутора, перемежаясь пашнями и лугами, стояли всё чаще – долина Савонкоти была густо заселена, но людей путникам встретилось совсем немного, и только женщины и ребятишки.
– А где все мужчины и юноши? – удивился Тойво.
– Думаю, они собрались в священной роще или вблизи неё. В дни приближения лета саво отмечают праздник Укко. В первый день праздника в священной роще в жертву Громовержцу приносят быков, из них готовят кушанья – обычай таков, что этим занимаются только мужчины.
– Как у нас?
– Точно так же, только по времени раньше на месяц. В первый день и мяса отведать могут только мужчины, и притом в полном молчании. А назавтра к ним присоединяются жёны, девицы и дети, приходят гости из дальних мест, начинается всеобщий пир и веселье с песнями, игрищами и состязаниями. Это большая удача – застать сразу столько лесовиков в одном месте. Там можно будет поговорить о Сампо.
Вскоре показалось село. Оно мало походило на хутор Сувантолы – ни частокола, ни ворот, зато много домов – высоких, в два этажа, но чаще – приземистых и длинных, под тростниковыми крышами, почти без украшений – только на коньках и причелинах можно было видеть резных лосей и уток. У иных над входами были прибиты лосиные рога – знак охотничьей удачливости хозяина.
Чуть поодаль на невысоком холме виднелись большие дома старейшин.
Девушки и женщины с любопытством рассматривали незнакомцев, дети – маленькие, чумазые, беловолосые – оставляли игры и взбирались на изгороди, чтобы лучше видеть.
Путники остановились возле дома, который, по всему видно, был построен недавно – брёвна сруба не успели потемнеть, дверь и наличники окон белели свежеоструганной древесиной.
На стук вышла молодая круглолицая женщина в простом платье и полосатом переднике. Голову хозяйки покрывал белый платок, на руках осталось тесто, на переднике – мука. Трое детей высыпали следом; самый маленький, в одной рубашонке, остановился на пороге.
– Мой, эмянтя![25] – улыбнулся женщине Антеро. – Не здесь ли живёт мой друг Тиэра Осмо?
– Да здесь и живёт, где ж ему быть? – отвечала хозяйка. – А вы, путники, из каких краёв будете?
– Из Карьялы мы, с берега Сувантоярви. Антеро имя моё, а юный Тойво – мой родич.
– Антеро Сувантолайнен? – Женщина подняла брови и дружески улыбнулась. – Муж много рассказывал о тебе. Я Локка Осмотар, жена Тиэры. Милости прошу, будьте нашими гостями!
– Сам-то он дома?
– Тиэра-то? На острове, где все мужчины. Завтра пойдём к ним, там и увидитесь. Проходите в дом, друзья! Мурри, дочка, – окликнула хозяйка старшую девочку, – собери гостям пообедать.
Поев и отдохнув в доме Тиэры, гости взялись помогать хозяйке – та вдвоём с дочерью хлопотала у печи, стряпая пироги для завтрашнего пира. Антеро, отыскав в сенях колун, принялся рубить дрова, Тойво с коромыслом и двумя вёдрами отправился к озеру. Когда он вернулся, за ним уже бежала стайка ребятишек. Они толкались у калитки – каждому хотелось взглянуть на людей, пришедших издалека, мальчишки тянулись потрогать оружие и снаряжение незнакомцев, оставленное под навесом у входа в дом. Самому бойкому, так и вертевшемуся возле секиры, Антеро в шутку погрозил пальцем:
– Ты с ней поострожнее, железо – вещь злобная! Когда кователь Ильмаринен впервые закалял сталь, он собирался придать ей свойство не ранить невиновных. Но Хийси (услышав это слово, мальчик отскочил) прокрался в кузницу и плеснул в горнило змеиного яда. С тех пор синяя пасть железа кусает всех без разбору. Я к тому говорю, чтобы ты оставил секиру в покое, ещё поранишься.
Маленький саво надулся, всем своим видом показывая, что не боится, однако слов рунопевца послушался.
На другое утро жители долины направились к берегу озера Сууривеси. Шли весело, с песнями и шутками, все в нарядных одеждах – яркие платья, разноцветные ленты и украшения в убранстве женщин, чистые, украшенные вышивкой одежды детей – Савонкоти точно расцвела всеми цветами в предвкушении скорого лета. Люди несли скатерти и посуду, короба и корзинки с праздничными кушаньями к берегу озера, где со вчерашнего дня мужчины саво ожидали своих домочадцев.
Священная роща располагалась на большом острове недалеко от берега озера. С конца весны до середины осени остров переставал быть островом – воды Сууривеси отступали, обнажая широкую песчаную косу – настоящий мост для желающих попасть с берега в рощу. На самом острове пировали в первый день, сегодня же люди расположились на берегу Сууривеси в виду острова – всех собравшихся роща бы не вместила.
Место для священной рощи было выбрано не случайно – легенда гласила, что много лет назад в Савонкоти приключился страшный мор среди скота. В числе прочих пал и бык, предназначенный в жертву Укко. Над лесовиками нависла угроза, что праздник, во гнев Хозяину неба, пройдёт без жертвоприношения. Чародеи и прорицатели со всей округи выбивались из сил, чтобы отвести несчастье. Когда последняя надежда уже угасала, свершилось чудо: из леса к людям вышел величественный белый олень, рослый и статный. Гордо, без боязни, прошёл он мимо изумлённых саво, затем переплыл протоку, отделявшую остров от берега, и закивал головой, словно приглашая людей следовать за ним. Зверь оказался настолько ручным, что позволил людям поймать себя.
– Воистину, это дар Укко! – говорили саво между собой. – Значит, Громовержец не останется без быка, и нашим бедам придёт конец! Слава Хозяину неба, пославшему добрый знак!
С тех пор лес, покрывавший остров, сделался для народа саво священным. В нём появилось множество карсикко, на старшем из которых красовался олений череп, увенчанный ветвистыми рогами.
Тойво во все глаза глядел на саво – ему никогда не приходилось видеть столько людей сразу. Праздники в честь Укко проходили и в Сувантоле, но там собиралось два-три хутора, здесь же было несколько сотен человек – все жители Савонкоти и её ближайших окрестностей. С виду лесовики-саво несколько отличались от карел – невысокие, но жилистые и проворные, с длинными руками и цепкими пальцами, привыкшими прежде всего к копью, луку и лыжной палке. Белые, как лён, волосы у многих мужчин были настолько длинными, что ниспадали ниже плеч – их заплетали в косы и перехватывали на лбу ремешками. Саво держались открыто и приветливо с каждым, будь то старый товарищ или только что пришедший незнакомец, были веселы и смешливы, а говорили быстро-пребыстро, размахивая при этом руками.
Радостной была встреча Антеро с Тиэрой – широкоплечим коренастым человеком с лохматой бородой, торчащей в разные стороны. Вместе расстелили на траве скатерть, расставили угощения, а Тойво и Антеро достали из мешка берестяной туесок с мёдом, припасённый в подарок друзьям.
Перед началом пиршества все взоры обратились к священной роще, и статный пожилой мужчина в кафтане зелёного сукна – исанто Савонкоти – громко произнёс:
– Дорогие гости, прошу всех на пир Укко!
Тотчас женщины принялись раздавать гостям главное кушанье праздника – мясо жертвенных быков и приготовленную на мясном отваре кашу – её варили в тех же особых котлах, заранее доставленных в рощу. Всего этого хватило каждому из пришедших, хватило и праздничных блинов – куанала, – маленьких, круглых и золотистых, означавших собой яркое солнце будущего лета. Вдоволь было пирогов, рыбников и калиток и прочего угощения.
Начало пира, подобно вчерашнему, прошло в полном молчании, однако продолжалось оно недолго: покончив с мясом, все снова обратились к священной роще, и снова прозвучал зычный голос исанто:
– Укко, Хозяин небесный, Рауни, Земная матерь! Вы всегда выращивали для нас хороший урожай, кормили свой народ и угощали нас обедом из своих запасов. Мы благодарим вас за всё и просим вырастить этим летом урожай ещё лучше и обильнее, ибо известно вам, что людей у саво прибавилось. Пока сияет солнце, пока светит месяц, да будет так!
После благодарения богам повсюду зазвучали разговоры и смех, то тут, то там запевали весёлые песни, по рукам пошли ковши и кружки с ячменным пивом и квасом.
– Вот так и живём. – Наевшийся до отвала Тиэра разлёгся на солнышке, улыбаясь в бороду. – А отчего не жить? И сами стараемся, и боги не оставляют!
– Оно и видно, дружище! – отвечал Антеро. – Живот ты отрастил, как мишка по осени!
– Это запас про чёрный день! – Саво гордо выпрямился, хлопнув себя по животу. – Усохнуть никогда не поздно, запомни! А быков этот раз, право слово, знатных привели! У большего из них от рогов до хвоста белка три дня бежала, не останавливаясь, а уж как рожищи кверху поднимались! Ей-же-ей, не вру, цеплялись за них тучки, и становилось оттого в Савонкоти пасмурно!
– Белка, говоришь, три дня бежала? – хитро прищурился Антеро. – Не верится.
– Ну не три, ладно, два, – нехотя отступал Тиэра.
– И всё равно не верится!
– До чего вы, карелы, вредный народ! Полтора, сдаюсь! Но уж никак не меньше. И последние полверсты добегала ночью.
– А рёв его руотси в своих краях слыхали да за гром принимали?
– Увидишь где руотси – спроси у них! А я десять лет назад на них насмотрелся. И скажу тебе как на духу – не соскучился по ним сильно.
– Сюда бы не нагрянули.
– Не нагрянут, – спокойно ответил Тиэра. – Руотси ходят по морю, а здесь моря нет. Ни в Сууривеси, ни в любое другое озеро в Савонмаа с моря не зайти, а через леса викингам своих кораблей не протащить. Лес – наш дом, и лес – наша защита.
– А ведь я из-за руотси в путь собрался. Недавно отправился с нашими в Виипури на торг, а там купцы-руотси на пяти ладьях. И не столько торговали даже, сколько пытались разузнать про волшебную мельницу Сампо. Тогда и пришла мне мысль самому найти это чудо.
– Здесь вряд ли что о нём услышишь, – мотнул головой Тиэра. – Сюда на праздник пришли многие рунопевцы-саво, но я-то их хорошо знаю. Они все о Лемминкяйнене[26] поют – и старые руны о его похождениях помнят, и новые слагают. А Лемминкяйнен, сам знаешь, небось, Сампо не касался. Он всё больше за девицами ухлёстывал да за чужими жёнами, охотился да приключений искал себе на голову. А чтобы про Сампо… погоди-ка, дай вспомнить. – Тиэра поскрёб темя, с трудом вспоминая ушедшее вглубь знание, и наконец запел низким голосом:
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
«Вот куда свезём мы Сампо,
Крышку пёструю упрячем:
На туманный мыс далёкий,
На покрытый мглою остров,
Чтоб всегда там счастье было,
Чтоб оно там вечно жило.
Там ведь есть ещё местечко,
Там клочок земли остался
Невредимый и спокойный
И мечом не посещённый»[27].
– Значит, Сампо скрыто на острове среди моря? – спросил Антеро, внимательно выслушав песню.
– Другого не ведаю, – признался саво. – Ни я, ни кто-то ещё. Я это слышал, когда мы с тобой странствовали в чужих краях.
– Стало быть, если Сампо на острове…
– То знать о нём должны те хяме, что живут на побережье, – закончил Тиэра. – Уж им-то в своём море каждый камушек известен. Спросить бы тебе у них.
– Видно, придётся. Ты с нами пойдёшь?
– Рад бы, Антти, да не могу. Сам видишь, не один я теперь. И жена есть, и дети мал мала меньше. Сам уйду – на кого их оставлю?
– Это верно, – кивнул Антеро. – А забавно то, что я хоть и видел в своих странствиях морских хяме, а всё равно ничего о них не знаю.
– Да много ли видел? Мы тогда за день или за два прошли их селения, нигде не останавливаясь, сели в ладью и ушли морем. А хяме всё-таки не мы – разговаривать просто так не станут.
– Я вам про них спою, – поднялся двоюродный брат Тиэры, краснолицый безбородый парень. – Ну-ка, кто со мной вдвоём?
– Пой один! – со смехом отвечали ему родные. – Так, как ты, про хяме никто у нас не споёт!
Саво прокашлялся и затянул:
Старый мудрый хямелайнен,
Хмурый житель побережья
На большой своей телеге
Держит путь в края лесные.
В тёмном месте заповедном
На просёлочной дороге
Посреди шумящих сосен
Видит хяме блин коровий.
Этот блин не из великих
И не то чтобы из малых —
Он до пояса ребёнку,
Он герою по колено.
Он лежит посредь тропинки,
Он дорогу закрывает,
Не пройти пешком девице
И верхом не ехать мужу.
Старый мудрый хямелайнен
Тут недолго размышляет —
Лишь до вечера он думал,
Рассуждал лишь до рассвета.
Злополучный блин коровий
Собирает он в лукошко,
Положил к себе в телегу,
Вслух промолвив:
«ПРИГ-ГО-ДИТ-СЯ-А!» —
Певец протянул слово, изображая медлительный говор хяме. Наградой ему был взрыв хохота, после которого пение продолжилось:
Минул год, другой год минул,
Вот уж третий наступает;
Старый мудрый хямелайнен
Возвращается обратно.
В том же месте заповедном
Блин коровий, чуть усохший,
Вытрясает на тропинку,
Говорит: «НЕ ПРИГ-ГО-ДИЛ-ЛО-ОСЬ!»
Последовал новый взрыв хохота. Довольный саво, закончив пение, уселся обратно.
– То всё прибаутки-шуточки, – сказал Тиэра. – Но любая шутка хоть и привирает, да правды не скрывает. Лесные хяме мало от нас отличаются, а вот морские… они странные, что ли. Работящий народ, хозяйственный, запасливый очень. А нрав у них невесёлый, замкнутый. Хяме себе на уме, а точнее – всё в себе. Молчуны они, каких поискать. Поговорить с хяме так же, как с нашим братом, – много надобно труда. Или пива, а лучше – того и другого. Они – близкая родня народа виро[28], что живёт за морем к югу от них.
– Тогда понятно, откуда ветер дует. За совет спасибо: хоть знаю, куда идти дальше. А рунопевцев, может быть, стоит послушать?
– Как хочешь. Только лучше скачки посмотреть – всё веселее. Завтра на рассвете лучшие наездники саво будут состязаться за право зваться Всадником Укко. Скажу тебе – занятное зрелище! Больше такого нигде не увидишь.
– Ладно, уговорил! – улыбнулся Антеро. – Скачки – дело хорошее.