– Правильный вывод, Александр, – одобрительно заметил Кирилл, приземлившись рядом с нами. – Только, я бы сказал, слишком радикальный. Что значит «пока», мой юный друг? Душу и совесть убить невозможно. Они бессмертны. Поэтому твои угрозы Леониду глупы и абсолютно бессмысленны.
– Ха, Леониду! – закатил глаза Сашка. – Так Рыбу только родной отец зовет – я сам слышал – и учителя иногда, а остальные…
– И все-таки это его настоящее имя, не так ли? Остальное – прозвища. Впрочем, не буду отрицать: Щукин заслужил их своим поведением – весьма недостойным с моральной точки зрения.
– Точнее, мразевым! – заявил Иноземцев. – Он и сейчас врет, будто валяется без памяти. Такого бугая катком не задавишь! А Щучара лежит, ручки-ножки раскидал.
– Ошибаешься, Александр, – возразил скворец, – Слишком большое потрясение сейчас перенес этот мальчик – сознался перед вами в дурных намерениях. А это для Леонида – совершенно незнакомое ощущение.
– Ну да, – кивнула Светка. – Он же всегда пакостит исподтишка, когда взрослых нет. Вечно изворачивается, врет. Хитрый, как лис! Но почему Щукин сейчас признался? Мы здесь одни, и…
Кирилл взлетел и уселся на ветку цветущего боярышника. Теперь скворец оказался на уровне наших глаз.
– Дело в том, – задумчиво произнес он, – что совесть Леонида уже давно больна. Вся его зависть, и злоба, и мстительность камнем лежат на ней. Мальчик изнемог под тяжким грузом.
– Кто – Рыба изнемог?! – крикнул Сашка. – Да в нем стыда ни капли нет и не было! Ему хорошо, только когда другим плохо. Вот Рыба и старается, пяткой упирается, гадит всем, как только может. Главное, чтоб никто о Щукиных художествах не узнал и его не наказали. А Вы говорите…
– Александр, ты делаешь сейчас ту же ошибку, что и Леонид! – Кирилл удивленно развел черными крыльями. – Этот юноша тоже до сих пор думал: главное – чтобы его вину нельзя было доказать. Будто если окружающие не знают о совершенной Леонидом подлости, то ее вроде бы и не было! Но человек-то помнит о содеянном им зле. И совесть негодяя никнет от мерзости совершенного. Она стонет и кричит, а хозяин ее не слышит, постепенно превращаясь в чудовище. Но главное человеческое счастье состоит в том, что совесть остается с нами всегда, что бы мы ни совершили. Надо только захотеть ее услышать! Это относится почти ко всем людям, кроме одной, сравнительно небольшой группы населения, о которой вы тоже узнаете здесь.
– Погодите, уважаемый Кирилл, – не очень вежливо перебила я скворца. – Вы хотите сказать, что Щука захотел признаться?! И только поэтому мы узнали, что троица дураков готовила Робиковой сестренке?
– Не без вашей помощи, др-рузья мои! – провозгласила птица. – Р-разумеется, вы в своем пр-раведном гневе подтолкнули Леонида к откр-ровенности…
– Особенно когда по тыкве Рыбе съездили, – ввернул Сашка.
– Да. Но и сам он, поверьте, давно измучился от упреков нечистой совести, которых старался не замечать, – проскрипел скворец. – И, оказавшись один, без помощи приятелей, в безвыходном, как ему казалось, положении, не выдержал…
– И что, Щука теперь так и будет на траве валяться? – проворчал Иноземцев.
– Нет, конечно. Просто он впервые за много лет поступил честно. Леониду сейчас легко и радостно! Не будем ему мешать, пусть Щукин спит и дышит чистым воздухом Нелживии. Главные испытания юноши еще впер-реди!
Светка насмешливо покачала головой:
– Подумать только, какие муси-пуси! Что-то мне не верится в Ленечкины… как это? Ира, скажи!
– Душевные искания, – подсказала я.
– Правильно, – согласился Кирилл. – Их еще и не было, Светлана. Щукин сделал только первый шаг, и он оказался трудным для изолгавшегося мальчика. А вы, я напомню, считали, что Леонид искусно притворяется, симулируя обморок.
Но так-то: нежного слабей жестокий,
И страх живет в душе, страстьми томимой.
Ковалева засмеялась:
– Опять Вы, Кирилл, сначала закартавили, а потом перестали. Почему?
– А потому, Светлана, что когда кто-нибудь из вас огорчает меня, я тоже теряю человечность, и птичьи привычки берут верх. Но невозможно не быть человеком – хотя бы в душе! – читая вам, друзья мои, стихи Пушкина.
– Не расстраивайтесь за нас, – протянула Светка. – Мы сглупили с самого начала. Забыли, что эта страна лжи не прощает. Если бы Ленька притворялся, она бы его сразу наказала – как Иру после прилета. Костина боялась очнуться от обморока, и ее за это оса укусила.
Действительно, как мы не подумали! Сашка от досады стукнул ладонью о дерево и поморщился: гладкая, казалось бы, кора оцарапала мальчишку.
– Не мсти природе, Санчик, – вкрадчиво сказала Светка. – Она живая, разве ты не знал?
Иноземцев, как будто вспомнив что-то, повернулся и пошел к кустам, где раньше прятался Щука с мальчишками. Интересно, зачем? Мы с Ковалевой отправились за ним. Но раньше всех там, конечно, оказался Кирилл. Хорошее дело – крылья! Скворец поджидал нас, сидя на стволе диковинной деревянной пушки. Орудие было расписано яркими красками и золотом. Рисунок изображал сказочных зверей и птиц в переплетении цветов. Кирилл прокаркал:
– Если я верно понял, Александр, ты захотел поближе взглянуть на пушку? И убедиться, что она тебе, мягко говоря, не померещилась?
Сашка кивнул и стал осматривать диковинную игрушку с разных сторон. Светка заметила:
– Удивительно! Зачем нужна пушка из дерева? По-настоящему воевать с ней невозможно – как из такой выпускать чугунные ядра?
– Конечно, – солидно подтвердил Сашка. – Ствол же сразу разорвет!
– А между тем, – сказала я, – по размеру пушка как настоящая. Причем она сделана на совесть, да еще красиво разрисована. Дети подобное орудие не смогли бы изготовить, а взрослые не стали бы. Оно же годится только для игры! Вопрос: кому это было надо?
– И второй вопрос: где ее взял Щука? – задумчиво протянул Иноземцев.
– А я ее, Зема, в Париже заказал, а здесь на почте получил, – прозвучал сзади голос Леньки.
Мы обернулись. Действительно, это был наглый вражина! Щука стоял в трех шагах, под кустом ивы, и знакомо щерился.
– Лучше бы ты дальше спал, – в сердцах сказала я. – Чего дуралею не лежалось? Уже прискакал!
Из леса справа донеслись отчаянные крики. Взявшись за руки, к нам бежали Мухин и Акимов. Они вопили:
– Шеф, убегаем! Там ногастый!
– Быстрее когти рвем, а то он нас догонит!
Ага, с Ленькиного лица исчезла улыбка! Он в страхе дернулся и хотел бежать, не дожидаясь приятелей. Но тут из-под ног Щуки взметнулось бледное пламя, накрыло его с головой и сразу же опало. Ленька вскрикнул и замер. Потом попробовал сорваться с места – и вновь оказался посреди костра. Впрочем, огонь быстро исчез. Мы увидели Щуку сидящим на траве – которая, кстати, даже не задымилась! – и сгорбившимся от ужаса. Ладони Ленька прижал к лицу, защищая его от жара.
– Вот так земля горит под ногами лгунов! – воскликнул Кирилл.
Тут с нами поравнялись Пашка с Антошкой. Они чуть притормозили возле Щуки и попытались подтолкнуть его к бегству. Где там! Ленька даже не шелохнулся. Мальчишки удивленно охнули и рванули дальше. В нескольких шагах впереди них с шорохом поднялся невысокий земляной вал – вроде «лежачего полицейского». Мухин и Акимов на бегу споткнулись об него и растянулись во весь рост. Ойкнули от боли, вскочили и заковыляли вперед. Под землей прошел гул. Полоска вздыбленной почвы сдвинулась с места и, прокатившись, как волна, под ногами мальчишек, опять выросла на их пути. Но теперь она стала куда шире и выше – в два человеческих роста. И такая крутая! Мальчишки остановились перед новым препятствием. Постояли немного, растерянно обернулись в нашу сторону.
– Шеф! – крикнул Пашка. – Чего делать-то?
Щука по-прежнему был неподвижен и не отзывался на обращение своих прихвостней. Светка ответила за него:
– Не пытайтесь бежать. Ваш шеф тут натрепал, что пушку эту заказал в Париже и получил по почте. А в Нелживии враки воспрещаются. Вот и огребли вы неприятностей!
Ленька отнял ладони от лица, вскочил и крикнул:
– Я пошутил! А меня всего обожгло! Мало нам ногастого, еще и…
Из-за громадного дуплистого дуба показалась птичья голова – совершенно голая, покрытая морщинами. Но самое странное, что на ее макушке каким-то чудом держалась крохотная военная фуражка! Голова внимательно оглядела нас сначала одним, потом другим глазом. И вот, обогнув толстенный корявый ствол, к нам важно вышел… страус. «О-ох! – пронеслось у меня в голове. – Это, конечно, мне кажется. Ладно еще – кукушка и скворец. Знаем: наши, русские птицы. А что здесь делать африканцу – среди елок и берез?!» Что это именно африканский страус, я не сомневалась. Он резко отличается от австралийского и ростом, и черно-белым оперением – совсем недавно я подробно рассматривала оба эти вида в старом журнале «Юный натуралист». Иллюстрированных изданий много у нас дома – родители сохранили их для меня и Мити. А еще я прочитала тогда в статье под фотографиями, что эти птицы могут быть опасны…
Страус, угрожающе тряся огромными перьями, подбежал к Леньке и басом спросил:
– Кто это здесь ногастый?
Он приподнял когтистую лапу, зацепил ей сбоку Щуку за брюки и повернул к себе спиной. Мощно размахнувшись, отвесил Леньке пинка под зад. Щукин пролетел метра три вперед и приземлился прямо в ракитовый куст. Куст, сами понимаете, задрожал от возмущения – ведь он вырос в Нелживии! – и стал нещадно стегать Щуку гибкими ветвями. Ленька упал на четвереньки и, как пробка, выскочил из ивы на траву. Перебирая руками и ногами, он по-прежнему на карачках пополз к Акимову и Мухину. Страус невозмутимо двинулся за ним. Мальчишки попятились и, конечно, сели на подножие земляного вала.
Ленька хотел на ходу свернуть в сторону от препятствия, но страус опять наподдал ему ногой. Щука покорно засеменил к гряде. Акимов завопил:
– Эй, шеф! Ползи отсюда!
Страус двумя прыжками пересек оставшееся расстояние и ткнул лапой в Антошку, потом в Пашку. Те вскочили и вытянулись, как на параде.
– Отставить разговоры! – рявкнула птица. – Рядовой Щукин, встать в строй!
Леньку подбросило с земли. Он бегом кинулся к приятелям и занял место слева от Мухина. Страус продолжал:
– Рядовой Акимов! Выйти из строя!
Антошка поежился, торопливо огляделся. Переложил портфель из одной руки в другую. Бежать было некуда! Толстяк понурил голову и шагнул вперед. Птица взъерошила перья и вдруг клюнула Акимова в макушку. Тот заорал:
– Отвяжись! Я дяде Коле скажу!
– Рядовой Акимов! Разговорчики в строю! Здесь нет дяди Коли, а есть воинская дисциплина и порядок. Тебе ясно? Отвечай! – гаркнула птица.
– Ясно, товарищ прапорщик! – провыл тот со слезами в голосе.
Мне стало жалко мальчишку. Я крикнула через поляну:
– Антон, не бойся! Страусы не служат в армии! Это самозванец, не слушайся его.
– Взво-од, смирно! – скомандовала птица и повернулась к нам.
Потом строевым шагом пересекла поляну, остановилась в нескольких шагах. Молодецки взметнула лапу к козырьку фуражки и представилась:
– Прапорщик Савва Романович!
Сашка, уже выскочивший вперед и заслонивший собой меня и Светку, буркнул:
– Александр, ученик седьмого «Б».
Мы с подружкой хихикнули. Но потом Ковалева кашлянула и сдержала веселье. Четко отрапортовала:
– Светлана и Ирина, ученицы того же класса!
Страус оглядел нас, поворачивая голову то вправо, то влево. Бесцеремонно указав когтистой лапой на меня, заговорил:
– Я интересуюсь. Вы, гражданочка, военнообязанная?
– Еще чего! – удивилась я. – Конечно, нет.
Перья прапорщика опять встали торчком! Это был плохой знак, и я сразу спряталась за Сашкину спину. Иноземцев расправил плечи, вскинул голову. Савва заклекотал:
– Я вижу, тут некоторые штатские слишком много о себе думают! Вмешиваются безо всякого права в строевую подготовку личного состава! Позволяют себе, так сказать, вражеские выпады, дискредитирующие командование военной части в глазах подчиненных!!!
Страус задергал головой и выкатил на нас глаза – опять попеременно правый и левый. Он задыхался от возмущения! Сашка возразил:
– Они пацаны, а не солдаты. И присягу в армии служить не давали.
– А еще Вы их били, мы сами видели, – встряла Светка. – А это, товарищ прапорщик, запрещено законом.
Оперенье птицы улеглось на место. Страус одобрительно пощелкал клювом и гаркнул:
– Четко излагаете, рядовые! Молодцы!
Светка замахала руками:
– Мы не военные, еще чего не хватало!
– Тут все новобранцы, – отрубил прапорщик. – Все учатся не трусить. И главное – стараются искать правду! А вы соображаете быстро, по-бойцовски. Жаль, что состоите не в моем взводе.
Откуда-то сверху – кажется, с самой вершины ели, со свистом слетел скворец и сел мне на плечо.
– Савва Романович, – официально обратился он к страусу, – не пытайтесь превысить свои полномочия. Мои ребята не похожи на Ваших. Они не нуждаются в военных… методах воспитания.
– О! Вы знаете, как я Вас уважаю, Кирилл Владимирович. Но Вы не правы. Страус очень старался быть вежливым. Но его глаз, опушенный густыми ресницами, хитро посматривал на скворца. У меня в голове стучало: «А наш-то гид, оказывается, еще и Кирилл Владимирович! Знакомое имя – вот только откуда? И получается, что птицы давно друг друга знают – раз Савва уважает Кирилла!»
– В воспитании личного состава важен пример, – вкрадчиво продолжал «ногастый». – А мне достались одни шкурники – каждый только сам за себя.
Савва сердито указал крылом в сторону наших недругов. Мальчишки вытянулись, изобразив усердие.
– Зато Ваши призывники все стоят друг за друга. Мало того – они даже за моих хитрованов заступаются, – заметил прапорщик. – Из ребят хорошие солдаты могут получиться! Заодно они рядовых Щукина, Акимова и Мухина приструнят, товариществу научат.
Страус воинственно задрал голову и хвост. Видно, решил, что победил в споре с Кириллом. Светка зачастила:
– Но мы не хотим со Щукой в одном строю ходить! И с его друзьями! И у нас уже есть Кирилл Владимирович – Вы его сами так назвали. Мы хотим остаться со скворцом, потому что очень его уважаем…
Кирилл Владимирович вспорхнул и сел повыше, на ветку ели, точно на уровне головы Саввы. Качнувшись несколько раз, заявил:
– Уважаемый товарищ прапорщик! Вам известны законы Нелживии: у каждого проводника – приданная ему группа, у каждой группы – свой собственный путь по стране. И только позже, при выполнении всех поставленных перед гостями задач…
– Понял, понял, Владимирыч, – повесил голову страус. – Не ругайся.
– К тому же Вы, как военный, не должны были упускать из виду важные вопросы. А ведь упустили! – отчеканил скворец.
Савва спохватился:
– Я-то? Эх, точно! Тут молодая гражданочка обвинила меня в битье личного состава. Но поймите, новобранцы: не пробудится совесть, если ей не больно! Вашим душам, чтобы жить как надо, оплеухи не нужны. И потому верно сказал Владимирыч: вы пройдете свой путь. А моим субчикам помогут только дисциплина и боль, которую они научатся чувствовать! Сами не хотят быть настоящими людьми, так я помогу. И я не дам им врать! Сразу явлюсь, если хоть один из новобранцев солжет. И задам трепку. А пока не лукавят, пусть ходят свободно, ума набираются. Это тоже закон Нелживии.
– Так значит, Вы пришли только потому, что Ленька нам наврал? – уточнила я. – Но Щукину и так досталось – его огнем опалило всего.
– Мало, мало этого, гражданочка, – покивала птица и шепотом прибавила: – Я ведь люблю своих рядовых и жалею их прямо до слез – сам когда-то лживым дураком был. Потому и ребят новоприбывших насквозь понимаю. А для любви нужно, чтобы душа горела и мучилась – и у меня, и у них. Ясно?
Мы ошеломленно переглянулись. Эта смешная на вид птица говорила необыкновенные вещи! Их еще надо обдумать… А между тем мальчишки у насыпи попадали в траву и, скрываясь в ней, по-пластунски расползались в разные стороны. Прапорщик оглянулся и гаркнул:
– Отставить бегство! Продолжаем учения!
Он круто повернулся и полетел к своим новобранцам огромными прыжками. Те завопили, с перепугу полезли на насыпь. Но их командир был уже рядом! Страус опять поднял свою страшную лапу и дал каждому увесистого леща под зад! Троица мигом скатилась с земляного вала и построилась. Страус скомандовал:
– Смирно! Рядовой Акимов, выйти из строя.
Даже издали было видно, как скривился Антошка. Неужели понимал, в чем провинился? Это так на него непохоже… Но в любом случае деваться мальчишке было некуда, и он шагнул вперед.
– Докладывайте, рядовой, – потребовал страус. – Что есть главная заповедь солдата?
Антон отвернулся и молчал.
– Не знаешь? Тогда повторяйте за мной: сам погибай, а товарища выручай.
Акимов пожал плечами. Страус клюнул его в голову. Антошка слезливо заорал:
– А чего-о?! Больно надо мне шефа выручать! Мы его с собой убегать звали, а он тормозил, на месте рассиживался! А когда Вы нас уже догнали почти, что было делать?
– Значит, себя спасать? Бросив товарища?! – удивился прапорщик.
Мальчишка посмотрел вверх, на морщинистую птичью голову, и упрямо заявил:
– Мой дядя Коля говорит: дружба дружбой, а табачок врозь.
– Врет твой дядя Коля, – заявила птица. – Это тогда вовсе не дружба, если каждый свой табачок втихомолку курит, а другому ни крошки не дает. Ясно, рядовой? Отвечай!
Прапорщик занес лапу для шлепка, и Акимов заголосил:
– Да! То есть: так точно!
Савва медленно опустил ногу и проговорил:
– Запоминайте, салажата – потом с каждого спрошу! Если врет один из вас – отвечают все. Я прибуду сразу, и вам несдобровать! Не бояться! Не быть подлецами! Вы теперь – воинский взвод. А значит, один за всех, и все за одного. Повторить!
Троица нестройно загалдела.
– Молодцы! – одобрил Савва. – Старайтесь быть честными солдатами! А теперь – полевые учения. Кру-угом!
Мальчишки неуклюже выполнили команду.
– Как говорил генералиссимус Суворов, тяжело в ученье – легко в бою! Перед вами земляная насыпь. Она образовалась в наказанье вам, чтобы не смели впредь лгать и трусить. Надо исправить урон, нанесенный земле Нелживии. Для этого вы, рядовые, должны много раз преодолеть этот вал – туда и обратно. Слушай мою команду! Взять препятствие!
Мальчишки бросились вперед и полезли на насыпь. Сорвались вниз, вскочили и снова полезли. Ленька первым оказался на гребне и победно оглядел своих приятелей, едва достигших половины пути.
– Я не удивлюсь, – прокомментировала Светка, – если он столкнет их вниз.
– Рядовой Щукин! – возвысил голос прапорщик. – Что надо сделать?!
Ленька немного помедлил и… подал руку Мухину, начавшему опять сползать вниз. Мы замерли. «Ай да Савва! – подумала я. – Вот тебе и страус! Это ж надо – Щуку заставил поступать по-человечески!» Вот Пашка радостно ухватился за Ленькину руку и вскарабкался вверх. Сел на гребне, свесив ноги. Крикнул Антону:
– Эй, лузер! Чего застрял?
И сразу получил клювом по лбу: прапорщик высоко подпрыгнул, взъерошил перья и глухо рыкнул. Даже нам, стоящим в отдалении, стало не по себе. Щукин и Мухин взвыли от страха – и поспешно протянули руки толстячку Акимову. Антону, понятно, пришлось труднее всех. Мало того, что его левую руку оттягивал портфель, с которым мальчишка почему-то не хотел расстаться. А зачем ему здесь сумка с учебниками, спрашивается? Так еще и мускулатура у пухленького Антона, прямо скажем, подкачала. Куда там взобраться на насыпь! Акимов и на ровной-то земле не может догнать шустрых малышей у нас во дворе. Те его дразнят, обзывают Беконом. Акимов несется за озорниками, пыхтя и ругаясь – но увы! – добраться до них не может. Зато в этот раз – подумать только! – Антон уже почти наверху. Щука с Пашкой делают последнее усилие, втаскивая его за руку на край вала. Антошка со счастливой улыбкой усаживается поудобнее и кричит:
– Спасибо, пацаны!
Те смущенно отворачиваются. Страус размахивает крыльями. Воздух содрогается от звонкого аккорда – будто сразу пропели несколько струн. Насыпь под мальчишками чуть проседает, как снег под солнечными лучами.
– Я приказал взять препятствие, а не только залезть на него! – гаркнул Савва. – Живо на ту сторону!
«Новобранцы» взбрыкнули ногами и исчезли за валом. Страус зычно скомандовал:
– А теперь назад!
И что вы думаете? Не прошло и минуты, как над насыпью – а она была довольно крутой! – одна за другой, но почти одновременно показались три головы – сначала рыжая, потом чернявая и последняя – белая, Антошкина. Вот троица уселась в ряд на гребень. Снова все кругом вздрогнуло от пения невидимых струн, и насыпь немного уменьшилась.
– Ура! – завопили мальчишки и кубарем скатились вниз.
– Новобранцы, не расслабляться! – поприветствовал их прапорщик. – Быстро назад! Преодолеть укрепление!
Мы изумленно смотрим, как его взвод беспрекословно выполняет команду. Опять, конечно, Щука вырывается вперед – он же все-таки самый сильный из тройки, тут удивляться нечему! Но и Антошка с Пашкой стараются не отстать, подталкивая друг друга вверх.
– О! Это, брат, сон! – обращается моя подружка к Иноземцеву. – Что с мальчишками сделалось? Смотрю и глазам своим не верю.
Сашка разводит руками. Тут, действительно, примолкнешь! Мальчишки – все до одного лентяи и хитрецы – по крайней мере в учебе, мы это точно знаем! – уже опять сидят наверху.
Воздух всколыхнулся от аккорда, и насыпь в очередной раз просела – но теперь куда глубже. А мальчишки орлами смотрят с ее гребня, взобравшись на вал уже без команды Саввы Романовича…
Я вздрогнула, когда чьи-то острые когти впились мне в плечо. Ах, это явился Кирилл! Скворец оглядел нас, как полководец свои войска, и предложил:
– Друзья! Идем дальше! Я понимаю: наблюдаемая сцена так увлекательна, что от нее невозможно оторвать глаз. Но у вас здесь свой путь, от него не следует отклоняться. И Нелживия зовет дорогих гостей в дорогу!