– Стас, ты мне снишься. И не сказать, что я часто о тебе думаю. Просто снишься. Как-то само собой приходишь во сне. Мы общаемся, ходим по выставкам, как раньше. И словно не было этих лет, проведённых вдали друг от друга. Наверное, всё-таки думаю о тебе, но даже себе не признаюсь. А во сне же не будешь самой себе врать.
Я сидела на стуле у кровати и держала его за руку. И какая же холодная, безжизненная и слабая была эта рука. Слабая! Я сама не могла поверить, если бы кто-то упрекнул Стаса в проявлении слабости, а сейчас… Я гладила его руку и шептала свои признания. Такая киношная, мелодраматическая мизансцена: он в коме, она страдает и пытается всеми силами достать его с того света. Ещё мгновение, он откроет глаза и скажет: «любимая я вернулся». Чушь! Жизнь, это совсем другая штука, но ведь бывают же и в жизни чудеса. И ожидая этих чудес, я говорила и говорила:
– Знаешь, мне тебя не хватает. Не хватает твоих сумасшедших идей и творческих порывов, не хватает твоего необузданного нрава и часто эксцентрических проявлений. Я скучаю по тебе, Стас! И ты скучаешь по мне. Я это точно знаю.
«Господи! что это?! – я почувствовала, что Стас сжал мою руку. – Да нет, этого не может быть! Мне показалось. Моя дурацкая режиссёрская натура, вечно я что-то придумаю. А может, не показалось? Может…». Дверь скрипнула в палату вошла Лариса Константиновна.
– Ну как вы? – как-то не по врачебному, спросила она.
– Мы, – я поймала себя на том, что впервые за много лет подумала о нас – не он и я, а мы. – Мы, да всё, как было. Только мне сейчас показалось, что он меня слышит.
– Наташа, мы многого не знаем. Когда человек в таком состоянии, он может и слышать и чувствовать. Недаром, он так хотел, чтобы Вы были здесь.
Лариса вышла, а я осталась выполнять свою спасательную функцию. Я вдруг почувствовала, как я ему нужна и утвердилась в посетившей меня недавно мысли: «если не я, то кто же?».