Красная луна в луже отраженного неба,
Розовым закатом стоп-сигнала светофора брезжит,
Нескончаемая улыбка мелькнувшего лета,
Точит память; красным кирпичом комета…
Над густыми Терри Китчена10 полотнами,
Проливаю на пол память волка слезную,
И побеги, точно флаги под ногами Поллока11,
Пробиваются сквозь уробо-утробу звездную.
Американец с русской душой невозвратною
Разлетелся в бегониях хроноса,
И упала денница безвременно
На поля Хуана Рамона Хименеса12.
На пахучие жнивья ангелов,
На туманный реки сапфир,
На изнанку сиреневой комнаты,
На перчатку ОМЕНевшей13 души…
Синяя борода14 разомкнула пальцы рассвета,
Выпустила серафимов из-за-точения,
Хлынула проточной водой пробуждения,
Запоздалой весной, Христа невестою.
Отпустил её, на пентакле венчанную,
Недолюбленной и богам строптивую…
Отпустил мягкой кошкой, бережно,
По над астрами с заключенным молчанием.
Велелепным облаком стелется шлейф луны
Над морскими прядями; на скоморошие марши,
Надетый туникой, амфитеатром Афины,
Над расплетенными языками пляшут дервиши.
На пахучие жнивья ангелов,
На туманный реки сапфир,
На изнанку сиреневой комнаты,
На перчатку ОМЕНевшей души.