Дрожащий лес, угрюмый и больной,
Впустил в молоку дня кривые пальцы,
Рассвета запоздалый карантин
Спустился талыми губами к станцам.
Растрачена коса тугая черной ночи,
Растерзана постель бельмом благого утра,
В изножье макинтош повис гримасу корча,
Стол-господин, стул-сутенер ведут немые хоры.
Бульон-восход разлит по чашам комнат,
И бликами скользит по зеркалам дверей,
Щипает веки замурованных терном прелат,
И обнажает плечи, грудь и декольте красавиц,
Блеклых улиц, засвеченных сольфеджио утра.
Транзисторы речей ворон курлатых,
Многоголосым сонмом проклинают час,
И нимб святого над диодной лампой,
Округлость, раковины гладкой белизна,
Задрапированы нагим скелетом дня.