Вернувшись, я увидела, что дверь в мамин кабинет закрыта, а машина Джен все еще у ворот. Наверное, шла официальная консультация. Коробка с моими вещами из машины все еще стояла на полу в гостиной. Я обошла ее и подняла телефонную трубку, которая висела рядом с телефоном. Вернув трубку на место, я снова сняла ее, услышала щелчок, а за ним непрерывный гудок. Теперь телефон точно работал.
Как только я положила трубку, тишину гостиной тут же нарушил пронзительный звонок. После второго звонка на экране высветился номер телефона. Номер местный, но незнакомый. И тут я вспомнила, что у меня нет мобильного, а домой я звонила с телефона Райана, и с не свойственной мне иррациональной надеждой подумала, а вдруг это Райан звонит, как обещал, узнать, как у меня дела. Я поднесла телефон к уху:
– Алло?
Но в трубке зазвучал женский голос:
– Это Келси Томас?
– Да, – ответила я и переложила телефон к другому уху, сверля глазами закрытую дверь кабинета.
– Меня зовут Мойра Литтл, и я хотела бы получить у вас комментарий для статьи в газету «Ковингтон-Сити».
– Э-э-э… – промямлила я, – без комментариев. – Ведь так же говорят? Теперь эти слова напечатают в газете? «Райан Бейкер, герой, спасает Келси Томас, у которой нет комментариев». – Слушайте, – сказала я как можно тише, – просто мне нельзя.
– Разговаривать с журналистами?
И это тоже.
– Да. – «Райан Бейкер, герой, спасает Келси Томас, которой нельзя разговаривать с журналистами». – Нет, – исправилась я. – То есть… я просто рада, что осталась жива.
Тишина, а затем:
– В полицейском отчете и школьном досье почему-то разные данные. Дата вашего рождения – седьмое сентября или седьмое ноября?
Вопрос нетрудный – мне исполнилось семнадцать в прошлом месяце, сентябре, и, наверное, она просто хотела уточнить мой возраст. Но мама научила меня защищать любую личную информацию. В голове пронесся ее голос: «Осторожно». Так что я дала нейтральный ответ, который, по идее, можно было использовать как угодно.
– Мне семнадцать, – пробормотала я.
– Увидимся в понедельник?
– Э-э-э… – растерялась я. Она спрашивает, пойду ли я в школу? Или к ним в редакцию? Я будто пропустила половину разговора. – Может быть… – Самый безопасный ответ. – Ну, до свидания.
Мне пришло в голову, что, возможно, мама специально сняла трубку с рычага.
Я пошла к себе в комнату и начала собирать новый телефон. Как только я вставила сим-карту, он начал звенеть от кучи сообщений, которые не могли дойти последние несколько дней. Сначала от Анники: «Ты где? Я знаю про аварию! Я дома. Куколка, позвони мне» – и значок голосового сообщения. Дальше шли несколько сообщений с неизвестного номера, и, читая их, я невольно расплылась в улыбке.
«Привет, это Райан. Ты как?» «Не видел тебя в школе. Как дела?» «Все хорошо?» «Хм, ладно, не любишь чатиться? Позвони, как будет время». «Так, я только что понял, что ты, наверное, еще не купила новый телефон». «А я веду себя как маньяк. Блин, как жаль, что я не могу удалить все, что понаписал». «Пожалуйста, ответь хоть что-нибудь».
Из гостиной донеслись голоса мамы и Джен – видимо, консультация окончена. Надеюсь, Джен не заметила, что я уже вернулась от Анники.
«Привет, – написала я. – Телефон куплен». Он ответил почти сразу: «Давай сделаем вид, что половины моих сообщений ты не видела? Странные были дни…» – «Договорились».
Телефон в руке зазвонил, и когда я увидела номер, сердце ушло прямо в пятки – это был Райан. Я быстро нажала «ответить», чтобы никто не услышал звонок.
– Привет, – сказала я как можно тише.
Но получился голос с таким придыханием, как будто я пыталась его соблазнить. Я прокашлялась. Рухнула на кровать. Умерла.
– Привет, – сказал он. – Ну… Так как ты?
– Да нормально. Наверное. – Лежа на кровати, я разглядывала потолок, который мама раскрасила как голубое небо с белыми облаками, когда я была маленькая.
– Ты в школу собираешься? – спросил он.
– Да. В понедельник. Я что-нибудь пропустила?
– Ты шутишь? Келси Томас, вы шутить изволите? Не знал, что у тебя настолько мощное чувство юмора.
– А, да. На математике без меня, наверное, ужасно скучно. – Я положила руку на глаза, расплывшись в неприлично глупой улыбке. Но в этом и прелесть разговоров по телефону – можно сколько угодно глупо улыбаться и не краснеть за себя.
Райан почему-то промолчал, и я приподнялась на логтях, забеспокоившись, что сказала что-то не то. Со мной такое часто бывало.
– Ну, – сказал он, – так чем ты занималась, пока прогуливала школу?
– Да ничем, – ответила я. – Стыдно признаться.
Райан опять ничего не ответил. Скажи что-нибудь, Келси.
– Мне все время снится авария, – сказала я и зажмурила глаза. Недостаток телефонного разговора: можно сморозить глупость, которую нельзя будет удалить.
Я думала, Райан скажет что-нибудь вроде «Ой, мама зовет, надо бежать», но вместо этого услышала:
– Мне тоже.
Я села, сжимая на коленях подушку:
– Я все время думаю о том рассказе, который мы читали на литературе, про человека, которого собираются повесить, а ему мерещится, как он спасся, переплыл реку и добрался до своих, а на самом деле его повесили, и все это время он падал, как в замедленной съемке, на пути к собственной смерти.
Боже мой, остановите меня. Райан Бейкер молчал и, по всей видимости, обдумывал, зачем он вообще мне позвонил.
– Значит… думаешь, мы падаем? Прямо сейчас?
– Нет. – Боже, вот почему мне нельзя флиртовать. – Я просто все время об этом думаю.
Но интересно, чувствует ли он шквал ветра с гор через стекло – как будто мы до сих пор там, падаем.
– Я не могу спать, – признался он. – Сначала я решил, что это от адреналина, но теперь уже не знаю. Как только я закрываю глаза, я боюсь, что они больше никогда не откроются. – Он замолчал. – Такие дела.
Я поерзала и снова легла на спину.
– Умора, – сказала я.
Райан засмеялся.
– А ты и правда смешная, – заметил он.
– Значит… – начала я.
– Значит… У тебя все как бы нормально, но как бы и нет, и у меня все точно так же. А в выходные я работаю. Ну, увидимся в понедельник?
– Да, – ответила я. – На математике.
Когда я положила трубку, его голос все еще звенел у меня в голове.
В воскресенье утром я проснулась от непонятного звука и не сразу поняла, что это вибрирует телефон на столике у кровати. Я потерла глаза, пытаясь сосредоточиться, и открыла сообщение от Райана. Там была фотография пожарной станции – красное кирпичное здание, как в мультике, – и подпись: «Ближайшие 14 часов живу тут». Я ответила: «Весело, наверное».
Когда я вышла из душа, меня ждало новое сообщение. Фото пола в туалете с ведром и шваброй и подпись: «Да не очень. Вот чем я тут занимаюсь почти все время. Прости, если разрушил красивую иллюзию». Я подошла к окну, поместила телефон между решеток и сфотографировала горы. Отправила фото Райану и подписала: «Иллюзия: спокойствие и умиротворение. Для тех, кто не падал с горы на машине». Через несколько минут он прислал фотографию защитного костюма пожарных, который висел на крючке. «Иллюзия: ты неуязвим».
Когда мама позвала меня обедать и я увидела на тарелке комковатую еду, приготовленную несколько дней назад, я тайком сделала фотографию, прежде чем сесть за стол: «Иллюзия: можно есть».
У мамы под глазами были темные круги – она явно не спала. Но она вышла из своей комнаты, готовила еду и даже ухмыльнулась, увидев, как я прячу телефон под стол.
– Ты сегодня от него не отлипаешь, – сказала она. И изобразила легкую улыбку, как будто все знает.
Выбирая из двух зол – рассказать маме, с кем я переписываюсь, или поесть, – я приняла мученическое решение, впихнула в рот какую-то размазню и делано похлопала себя по животу.
– Ты мне ничего не хочешь сказать? – спросила она, мешая еду на тарелке.
– Очень вкусно, – ответила я, пытаясь прожевать.
Она вздохнула:
– А я надеялась, что мы с тобой не такие, как другие мамы и дочки.
– Не переживай. Мы не такие, – сказала я, запивая комок целым стаканом воды.
Она поморщилась, но ничего не сказала. Я вспомнила, что она выросла без матери, с отцом, которого лучше бы не было. Вспомнила все, что с ней случилось после того происшествия, и о том, что она справлялась как могла.
– Мам, да я шучу.
– Ага, – кивнула она, ковыряясь в тарелке.
После обеда Райан прислал еще одну фотографию: несколько мужчин на кухне у плиты. Похоже, они что-то готовили. Подпись: «Еще неизвестно, у кого обед хуже».
– Келси? – позвала мама из кабинета. – Я заказываю продукты. Тебе что-нибудь нужно?
Я подошла к компьютеру, посмотрела список, который она составила на сайте, и сказала:
– Да, шампунь.
– Я же тебе недавно шампунь покупала, – удивилась она.
– Он ужасный. Он даже не моет. – У мамы были идеальные гладкие волосы, красивые без укладки. А у меня нет. – Мне нужен тот, которым я мылась раньше.
Она вздохнула, но добавила шампунь. Доставку заказала на вторник после обеда, значит, я уже вернусь из школы и сама его заберу. В этом кабинете мама проводила почти все время: работала или сидела в интернете. В компьютере сосредоточилась вся ее жизнь. По углам комнаты висели мониторы видеонаблюдения, а на стенах – наши с ней фотографии, как новые, так и сделанные, когда я еще была младенцем. Возле двери по-прежнему – сколько себя помню – висит в раме мой первый рисунок, дурацкая мазня пальцами.
Я переминалась с ноги на ногу.
– От страховой компании есть новости? – спросила я.
Мама на секунду подняла на меня глаза, но тут же опустила обратно, будто загипнотизированная ярким экраном компьютера.
– Нет, – ответила она.
Я стала искать коробку с вещами из машины, чтобы сфотографировать ее для Райана, – он наверняка и без подписи поймет, что я сейчас чувствую, – но не нашла. Наверное, мама куда-нибудь убрала или выбросила. Я быстро пошла обратно к себе, размышляя над следующим фото, но меня уже ждало новое сообщение от него: «Это девушка Райана???» Оно пришло больше двадцати минут назад.
Когда я взяла телефон, он снова завибрировал: «Прости. Работаю с придурками. Мне пора». Непозволительно долго я раздумывала, как ответить, и в итоге написала: «До завтра». Литературный шедевр.
Тем вечером Райан больше не писал, и я никак не могла заснуть, все время вскакивая от воображаемой вибрации. Где-то в полночь я опять проверила телефон, но там ничего не было. Келси, ты безнадежна. Я перевернулась на другой бок и подтянула простыню к подбородку, как вдруг услышала крик. Я резко вскочила в кровати, на цыпочках вышла в темный коридор и нащупала выключатель.
Проверила дисплей сигнализации рядом с входом – красная лампочка горит, дом в полной готовности.
– Мама? – прошептала я.
И тут из ее комнаты донесся свистящий хрип, как будто она хватает воздух. Стон «нет», и вот я бегу. Ноги скользят по холодной плитке. Ее дверь была закрыта, как обычно. Затаив дыхание, я повернула ручку. Дверь скрипнула, когда я ее толкнула, мама выпрямилась в постели, тяжело дыша. Ее глаза привыкали к свету из коридора.
– Мне показалось, ты кричала… – сказала я.
Она блуждала глазами вокруг, как будто что-то искала. Как будто по стенам, мебели и по ней ползают пауки. Это единственное, что я знала про ее кошмары. «Пауки, сними их!» – прошептала она как-то в полусне, и я стала ее будить.
Я рассказала об этом Джен, когда она только появилась в нашей жизни. Рассказала, что мама боится пауков. Видимо, Джен передала это маме, потому что, когда Джен ушла, мама схватила меня за руку, стала трясти и спрашивать, с чего я это взяла.
– Ты сама сказала, во сне, – ответила я, и она меня отпустила. Больше я об этом ничего не спрашивала.
Зато мне тоже стали сниться пауки. Как они разбегаются из углов комнаты. Заползают на ее бледное худое тело с ожогами на спине, свернувшееся калачиком в каком-то холодном подвале. Я и сама их чувствовала – как они крадутся под одеялом вместе с моими страхами.
– Мама? Все нормально? – спросила я и сделала шаг в ее комнату.
Она потрогала плечо, посмотрела на часы со светящимися красными цифрами, затем опять на меня, будто пыталась сориентироваться.
– Иди спать, Келси, – сказала она.
Вздрогнув, я закрыла дверь. По рукам и ногам забегали мурашки, а в нос ударил смутный запах смоченного бензином железа – давнее воспоминание.