У Райана был джип с тканевым верхом и снимающимися дверьми – летом, когда мы работали в «Хижине», я часто видела, как он снимал их в хорошую погоду. Мама назвала бы несколько причин, почему это опасно. Хотя, это моя машина лежала на дне обрыва, а не его.
– Где ты живешь? – спросил он, открывая дверь.
– Ты знаешь Стерлинг-Кросс? Это улица в конце…
– Да, – ответил он и закрыл дверь. – Я знаю, где это.
Его телефон лежал между нами, и когда мы выезжали с парковки, он зазвонил, но Райан не обратил на него внимания.
– Значит, – сказала я, – ты теперь пожарный? Не слишком ли ты молод для такой работы?
– Месяц назад мне исполнилось восемнадцать, но я всю жизнь хотел этим заниматься. Мой папа недавно вышел на пенсию. Дедушка тоже всю жизнь работал пожарным. Я практически вырос на станции. Теперь пришло время оформить все официально. – Он улыбнулся сам себе. – Гены.
Его телефон снова зазвонил.
– Почему ты не берешь трубку? – спросила я. Если бы я пропустила больше одного звонка от мамы, она бы впала в панику.
Он сжал руль и на долю секунды взглянул на меня.
– Я же за рулем. Хватит с меня на сегодня аварий, – ответил он.
Я мгновенно перенеслась в машину над обрывом, когда я была на волосок от смерти…
– Если что, я не говорила по телефону перед аварией, – заявила я и взяла его телефон, снова почувствовав на себе его взгляд. – Какая-то Холли спрашивает, идешь ли ты сегодня на вечеринку к Джулиану.
Он поерзал на сиденье:
– Гм.
– Она очень надеется, что ты придешь. Написала это очень большими буквами. Так что, думаю, все серьезно.
– Келси?
– Да?
– Ты как?
– Нормально, пара царапин. Это тебе досталось. – Я невольно уставилась на его повязку.
– Нет, я имею в виду, как ты вообще? – спросил он.
– А… – Я положила мобильник на место. – Не знаю.
Мы ехали по горному перевалу, и я сосредоточилась на полу, чтобы не смотреть на двойную сплошную, узкую обочину и черную ночь за обрывом.
– Спроси меня завтра.
– Запиши свой номер в мой телефон, и я спрошу тебя завтра.
– У меня больше нет телефона, – напомнила я.
Он быстро тарабанил пальцами по рулю, и мне передалась его нервозность.
Келси, он спрашивает твой номер. Не тупи.
– Ну, когда будет новый, – сказал он.
То есть: ты живешь на Стерлинг-Кросс, ты можешь купить себе новый телефон. И я действительно его скоро куплю, потому что без него никто не выпустит меня из дома.
– Ладно. – Я добавила свой номер в его контакты, как он и просил.
– Куда?
Он завернул на улицу Стерлинг-Кросс, извилистый отрезок в несколько километров, после которого была развилка и каждая новая дорога вела к отдельно стоящему дому. В моем районе было всего десять домов, в основном особняки, маскирующиеся под скромные лесные хижины. Когда я как-то указала на это Аннике, она назвала это горным шиком.
Но наш дом не следовал этой моде. Раньше, когда Джен заезжала за мной с Коулом и Эммой, они часто называли его Дом ужасов, и я сама стала смотреть на него их глазами. Чистый белый дом, похожий на коробку, – своими идеальными жесткими, как у цементных блоков, углами он немного напоминал завод. Образ завершали гладкие затемненные окна, а еще дом стоял на склоне, так что с дороги его почти не было видно. Изнутри он вовсе не казался страшным. Но высокий чугунный забор со шпилями, увитый плющом, не говоря уже об электроизгороди наверху, да и решетки на окнах – вот что и правда могло внушить ужас.
– Вот тут нормально, – сказала я у поворота к моему дому.
Райан рассмеялся:
– Ты как будто стесняешься, где живешь.
Он, конечно, решил, что мы богаты, но это было не так. Когда-то у мамы было много денег, но почти все она потратила на дом и обустройство – наше обустройство. Она работала бухгалтером из дома, и мы неплохо жили. Но мы поселились в этом районе не из-за престижа. Мы жили там потому, что дома на этой улице стояли далеко друг от друга и подъехать к дому можно было только по узкой дорожке с крутыми опасными скатами с обеих сторон. И никому не было до нас дела. Все занимались своими делами. Там было безопасно.
– Хорошо, – сказала я; на въезде было темно, только окна дома светились, потому что мама меня ждала. – Поверни тут, – попросила я.
Но вдруг перед домом зажглись большие фонари, и все стало видно. Именно этого я и боялась. Фонари осветили острые шпили ворот и крышу с крутыми треугольными скатами, которые было видно только издалека, отчего дом казался еще больше. Камеру над воротами и биометрический замок.
Райан смотрел то на меня, то на дом. Отстегнув ремень, он повернулся ко мне, не заглушая мотор.
– Ну, спасибо, что подвез. – Я подняла руку, чтобы помахать, но он вдруг прищурился, взял мою руку и уставился на ладонь. Точнее, на мои пальцы. Я сжала их, но он взял другую руку.
– Ого, – воскликнул он.
Вслед за ним я опустила глаза на глубокий порез посередине пальцев. Отпечаток металла. Который спас нас обоих. Он погладил пальцами кожу прямо под раной, и я задрожала. Руки опять затряслись, а в голове пронесся момент, когда локти потеряли опору, а пальцы хватались за все подряд, и я вырвала руки и снова сжала пальцы в кулаки.
– Увидимся на математике, – произнесла я дрожащим голосом.
– Келси, подожди…
Но я не могла ждать. Мне надо было домой, к маме. За ворота, за стены.
– Райан, спасибо, – еще раз поблагодарила я и вышла из машины.
Я подошла к воротам, чтобы открыть их отпечатком пальца, но заметила, что он все еще смотрит на меня. Я не хотела, чтобы он видел. Чтобы он узнал.
– Увидимся завтра! – крикнула я и опять помахала ему, и Райан сдался.
– Ладно, до завтра, – кивнул он.
Я подождала, пока он доедет до поворота, и только затем открыла ворота.
Мама стояла в прихожей у входа в гостиную между коридорами, которые вели в два крыла нашего одноэтажного дома. Она то и дело трогала себя за плечо через свободную рубашку – старая привычка, и она явно плакала. Едва я закрыла за собой дверь, она схватила меня и крепко обняла, а потом отпустила, придерживая вытянутыми руками.
– Слава богу! – Она быстро вдохнула, как будто хватая воздух. Затем снова притянула меня к себе. – Представь, как я удивилась, когда в новостях увидела машину собственной дочери над обрывом. Келси, боже мой.
Я почувствовала, как ее пальцы сжимают мою спину.
– Выглядит хуже, чем на самом деле, мам.
Медленно мама отпустила меня. Закрыв глаза, она качала головой, а ее длинные светлые волосы струились по плечам.
– Я так и знала, что мы поторопились. Зря я послушала Джен. Тебе еще рано водить.
«А тебе еще рано жить в заточении», – хотела сказать я. Мама была очень молода. На вид она годилась Джен в дочери.
– Мама, посмотри на меня. Все хорошо. Я ничего не сломала. У меня ничего не болит. Видишь? – Надо было уходить, пока она не начала подробно меня расспрашивать. – Мне просто надо в душ, – сказала я. – И поспать.
Я отдала ей документы из больницы, над которыми она, конечно же, просидит целый час, изучая выписку, читая в интернете про травмы головы, чтобы выпустить свой страх. Но сначала она не обратила на них внимания. Она пристально разглядывала меня, как бы разбирая на кусочки, а рукой опять стала тереть шрамы от ожогов у себя на плече. Я взяла ее за руку, чтобы остановить.
Свое похищение она совсем забыла – после побега в памяти остался только страх. Когда ей было семнадцать, ее похитили прямо из дома, в пригороде Атланты штата Джорджия, и больше года продержали неизвестно где, пока она оттуда не сбежала, ничего не запомнив о своем заключении. Целый год. Исчез.
Иногда я замечала, как странно она на меня смотрит, будто пытается разглядеть что-то. Разобрать меня на кусочки, понять, из чего я сделана. Никто ничего не знал о ее похитителе. Ну, почти. Кое-что нам было известно. Мы знали, что он, скорее всего, белый, у него карие глаза и рост выше среднего. Такой вывод можно было сделать, так как у мамы были голубые глаза, а у меня нет. И потому что я была бледнее ее, хотя много времени проводила на солнце на заднем дворе. И я уже была выше нее. Возможно, у него тоже были веснушки. Так что кое-что мы знали.
Наполовину я была ею, а если ее убрать, что останется?
– Не надо меня успокаивать, – сказала мама. Она закрыла рот рукой, тряхнула головой, притягивала меня к себе. – Не знаю, что бы я делала, – сказала она, долго-долго меня обнимая. – Машина упала. Там могла быть…
– Все обошлось, – сказала я и почувствовала ком в груди.
У себя в комнате в конце коридора напротив я постаралась успокоиться в своих четырех стенах в чистой постели. За окном виднелись горы, которые раньше защищали нас. Машина упала, мама была права, – она лежала в пропасти. Она упала в пропасть, и я могла бы быть там же, если бы Райан меня не вытащил.
Я стащила с себя одежду, встала под душ, прислонилась к стене и заплакала. Вспомнила умиротворение той пустоты. Тишину ума без мыслей, на отдыхе. Чужие слова, которым веришь, пока к тебе не вернется сознание. Пока мозг не начнет работать с двойной силой и не запустит этот порочный круг. Я покорилась своим страхам, потому что они были мне такими родными. Они вылезли наружу и стали ползать по моей коже, и мне ничего не оставалось, кроме как сдаться им и замереть. И вот теперь я думала только о падении и буду думать о нем всю ночь.
Возможно, такие у меня гены, и надежды преодолеть это не было, несмотря на все занятия с Джен. Возможно, я научилась этому у матери, как научилась у нее запирать двери, не выходить на улицу и постоянно заботиться о своей безопасности. Может быть, из-за нее мне предстоит всю ночь не спать и смотреть на стену. В отличие от Райана, который наверняка отмечает свой геройский подвиг с друзьями, возможно даже с алкоголем, а Холли и другие девчонки липнут к нему, называют героем, он же им говорит, что это все пустяки, небольшой математический расчет, поработал мускулами, ничего такого.
А я таращусь на пустую стену, как на тьму за обрывом. Только я и мое дыхание, и я проигрываю снова и снова, как близко мы были… стоило лишь на секунду потерять концентрацию или разжать пальцы, и все. Свежий колючий след на коже пальцев. Мысль вертелась у меня в голове, не переставая, и без нее я чувствовала пустоту. Как близко мы были.
К концу.