Еще до того, как у Лешки поселился Дик, она воображала себе, как они со Славкой гуляют вместе со своими овчарками: он – с немецкой, она – с кавказской, – и все заглядываются на их больших красивых собак. Однако ее мечта успехом не увенчалась: псы между собой не поладили.
Когда Лешка вывела во двор в первый раз своего Дика, то хорошо воспитанный Славкин Джим, виляя хвостом, довольно миролюбиво подошел к незнакомцу, чтобы его обнюхать. Но Дик на него грозно рявкнул, и Джим в долгу не остался. Обнажив клыки, он кинулся в драку, еще секунда – и псы сцепились бы насмерть. Тогда от греха подальше Славка утащил своего любимца в другой двор, а Лешка утянула Дика домой. Следующая попытка была еще плачевнее – Джим, завидев чужака, сразу не стал церемониться, и опять они друг друга чуть не загрызли.
Вот и Ромка знал, что Славка не выйдет гулять с Джимом, пока они с Диком не уйдут со двора, и поэтому быстро обошел с ним несколько кустов и привел домой.
– Сам виноват, недоразвитый, – швырнув поводок на пол, сказал он, обращаясь и к Лешке и к псу одновременно. – Ладил бы с Джимом и гулял бы себе, сколько влезет.
Быстро поев, Ромка выбежал во двор, где его уже дожидался Славка. Джим бегал неподалеку.
– Все-таки немецкие овчарки лучше кавказских, – заметил Ромка. – Гуляй с Диком – не гуляй, никакой тебе благодарности. Глупый он, невоспитанный.
– Просто ты его не любишь, и он это чувствует, – возразил Славка.
– За что его любить, если он не любит меня? Ладно, говори, что будем делать.
– Мне к дяде Андрею надо зайти. Он у меня, сам знаешь, не только преподаватель, доцент, но еще и библиофил – книжки редкие собирает. Знаешь, сколько их у него? Хоть отбавляй. Первым начал составлять библиотеку наш прадед, потом его дело продолжил дед, а теперь все это добро дяде Андрею досталось. Я хочу попросить у него одну редкую книжку о Пушкине. У нас сочинение завтра, ты не забыл? Или у вас оно в другой день будет?
Славка был Ромкиным ровесником, но учился не в его классе, а в параллельном.
– И у нас завтра, – досадливо поморщившись, припомнил Ромка.
– Вообще-то дядьке надо бы позвонить, может, ни его, ни Ирки еще нет дома. – С озабоченным видом Славка похлопал себя по карману. – Я телефон забыл. Дай-ка мне свой.
– И я свой дома оставил. Но это же рядом, давай пройдемся. Все равно ведь гуляем.
Славка окликнул Джима, и, пока брал его на поводок, мимо них прошел небольшой мужичок в серой кепке, грязной засаленной куртке и не менее грязных брюках. Он не обратил бы на него внимания, но Ромка принял подобострастный вид и заискивающе улыбнулся.
– Здрасте, дядя Витя.
Мужичок хмуро ему кивнул и быстро прошел вперед.
– Кто это? – удивился Славка.
– Кто, кто! Слесарь наш. Не знаешь, что ли? Ну да, ты ж недавно сюда переехал. Он краны чинит и все такое. Мама говорит, к нему нужно относиться с подчеркнутым уважением, а то он или не придет когда надо, или схалтурит, и тогда мы зальем соседей.
Славка вдруг переменился в лице, из добродушного оно стало гневным.
– Так это тот самый ворюга?!
– Почему ворюга?
– А он у нашей Ирки золотую цепочку стырил. Она на виду лежала, а после его визита как испарилась. Больше к ним никто из посторонних не приходил, только этот Виктор Иванович что-то там исправлял. Значит, это он самый и есть.
– А когда он к ним приходил?
– Примерно месяц назад.
– А они в полицию обращались?
– Нет, не стали. Потому что Ирка цепочки хватилась не сразу, а не пойман – не вор. Просто теперь за ним следить надо. Учти на будущее, если он к вам придет что-нибудь ремонтировать.
– Римский философ Сенека сказал, что пьянство – это добровольное сумасшествие. Что возьмешь с алкаша? – пожав плечами, философски заметил Ромка. – А то, что дядя Витя наш пьющий, известно всем. Увидел вещь, взял на пропой, обычное дело. Видно, похмелиться хотелось. Его пожалеть надо и полечить. Он больной и несчастный.
– Вот и жалей, пока он у вас ничего не стырил. Знаешь, что, ты постой здесь с Джимом, а я один к дядьке сбегаю. Зачем вам со мной ходить, лишнюю грязь таскать.
Славка отдал Ромке собачий поводок и скрылся в подъезде.
Ромка отошел к кустам, куда потянул его Джим, и вдруг снова увидел сантехника. Тот стоял в сторонке, у другого куста и неотступно смотрел на свои часы. По всей видимости, дядя Витя кого-то ждал.
А издали послышался автомобильный гул, и к подъезду с ревом, на большой скорости подкатила полицейская машина. Из нее выскочили вооруженные люди в форме и бросились в дом, чуть не сбив с ног Славку, который как раз выходил из двери.
Славка развел руками.
– Пусто. Ни дядьки, ни Ирки. Не пришли еще. А к кому это менты приехали?
Ромка пожал плечами.
– Пойди глянь, если охота.
Славка побежал назад. Ромке тоже захотелось посмотреть, что там случилось, но не оставлять же Джима на улице. Он обернулся. Дядя Витя не ушел, а тоже с интересом наблюдал за входом в подъезд.
Ромкино неведение длилось недолго: полицейские и его друг вышли одновременно.
– Представляешь, они приезжали к нам, к дядьке моему то есть, – взволнованно сказал Славка. – В охрану поступил сигнал, как выяснилось, ложный, так как дверь никто не открывал и в квартире никого не было.
– Бывает, – спокойно заметил Ромка. – Машины же без конца пищат, те, что с противоугонными устройствами. Даже когда их чуть-чуть заденешь. Вот и тут что-то не так сработало.
Славка перевел дух.
– А я уж было испугался. Помнишь, я и весной боялся, что дядьку ограбят? Что его книжечки драгоценные пропадут.
– А пропала Ирка.
– Да уж, лучше бы книжки. А потом, после того как ее чуть было не сбил машиной тот страшный тип – помнишь? – дядя Андрей за нее так боялся, что никуда из дома не выпускал. И теперь еще по вечерам одной ходить запрещает. Или ее кто-нибудь из знакомых до самой двери провожает, или он сам ее из метро встречает. И квартиру свою на охрану поставил. Видишь, как она работает? Как часы, безотказно.
Ромка проводил полицейский автомобиль взглядом.
– Слушай, а вдруг тревога была не ложной и на книжки твоего дядьки все-таки покушались? Они у него старые, значит, ценные, загнать можно дорого.
– Не старые, а старинные, раритетные, то есть редкие очень, – поправил Славка. – Какая разница, покушался, не покушался? В любом случае вор понял, что ему туда не попасть.
– А может, вор все же был? – подумал вслух Ромка. – Тот же дядя Витя решил опять золотишком разжиться. Сунулся, опомнился и сразу же смылся.
Однако Славка такое предположение опроверг.
– Да у них с золотом не густо, поживиться особо нечем. А книжки алкоголикам не нужны, они в них не разбираются и вряд ли читают. И потом, раз дядя Витя у них раньше был, то не мог не усечь, что квартира на охране стоит. Чего же тогда зря соваться? Тем более что он здесь во всех квартирах бывает и отлично знает, кто как живет, к кому стоит лезть, к кому незачем. Да этот твой дядя Витя, по большому счету, и не вор вовсе, а просто нечист на руку. Не профессиональный, в смысле, вор, иначе б давно попался. В том случае, должно быть, его просто попутал бес. Цепочка-то на самом виду лежала.
Ромка покивал.
– Наверно, ты прав. Дядя Витя, в общем-то, мужик неплохой, когда я был маленьким, он даже мне нравился. Казался большим, надежным. Один раз машинку мне починил. Да я и сейчас, в принципе, хорошо к нему отношусь. Но водка, как говорят, до добра не доводит.
– Это верно.
Оставив в покое слесаря, Славка переключился на уроки и предстоящее сочинение.
– Вечером, когда пойду гулять с Джимом, снова к дяде Андрею зайду за книжкой, чтобы успеть подготовиться. А ты что, не будешь?
– А чего там готовиться? – Ромка беспечно махнул рукой. – Подумаешь! Несколько цитат выучил и куда надо вставил.
– Счастливый. Я так не могу.
Ромка пожал плечами.
– Сочувствую. Но могу научить.
Сказать по правде, он слукавил. Литературы Ромка боялся, и еще как. Вера Анатольевна «шпор» не терпела и следила за всеми, как заправский сыщик. Поэтому готовить «бомбы», то есть целые сочинения, которые подкладываешь после того, как сделал вид, будто все написал, не имело смысла. К тому же строчить такие «бомбы» – еще тот труд! Это ж сколько надо писать! А у него еще по математике тьма нерешенных задачек. Поэтому Ромка возвращался домой с тяжелым грузом несделанных уроков. А он любил заниматься только тем, чем самому хотелось.
«Хорошо Лешке, – невольно позавидовал он. – Учить ничего не надо, лежи себе и лежи. Рада, небось, до беспамятства, что болеет».
Но когда Ромка увидел сестру, зависть его прошла. Лицо у Лешки было не счастливым, а очень даже несчастным. Она сидела на своем диване и с грустным видом считала деньги. За ней, как обычно, внимательно наблюдал Дик.
– Эй, а с чего это ты такая безрадостная? Ни уроков тебе, ни с Диком гулять. И деньжищ накопила вон сколько! У меня столько нет!
– Не ври. А на попугая?
– То не считается. Я их отложил и больше ни на что тратить не буду. Но когда он у меня еще будет, попугай этот? И маму боюсь спросить, и Дик твой тут путается. Куплю – а он его слопает. А с тобой-то что? Я же вижу, ты какая-то не такая.
Лешка громко вздохнула.
– Думаешь, хорошо весь день лежать дома? Девчонки наши в аквапарк поехали, а я тут. Одна.
Она сложила деньги в кошелек, укрылась с головой одеялом и отвернулась к стене.
Сострадание Ромке не было чуждо. Он подошел к сестре, положил руку на плечо.
– Эй, не парься! Сегодня что? Понедельник. Зуб даю, аквапарк закрыт, там какая-то профилактика. Так что твои глупые курицы туда напрасно поперлись.
Лешка дернула плечом.
– Ну и что? Значит, так погуляли. Все равно им всем вместе весело. А мне – нет. И отстань от меня.
Она, конечно же, не добавила, что больше всего ее огорчает то, что от Артема нет никаких известий. А что может быть хуже неизвестности? Да нет, никакая это не неизвестность, просто он забыл о ней окончательно. Конечно, ему там и без нее хорошо. А ей здесь плохо. И вообще все плохо, не так, как летом. И так уже никогда не будет. И вообще ничего хорошего больше не будет.
Ромка не отстал, а легонько ее растормошил.
– Лешк! А я знаю, что с тобой происходит.
– Ничего ты не знаешь.
– Учти на будущее, я знаю все. Просто возраст у тебя переходный, вот ты и страдаешь. Собрала все неприятности в одну кучу и маешься. А на самом деле у тебя все классно.
– У меня? Классно? С чего ты взял? – пробурчала из-под одеяла Лешка. – Объясни, пожалуйста.
– Про что объяснить? Про возраст или про «классно»?
– И про то, и про другое.
– Ну, про возраст знает каждый дурак.
– А у тебя он, что ли, не переходный?
Ромка хмыкнул.
– Нашла с кем сравнивать. Со мной! Я – это совсем другое. Я к каждой проблеме по-философски подхожу, анализирую свои чувства и потому с ними легко справляюсь.
– Да что ты! – высунув голову, изумилась Лешка. – А я и не замечала. Теперь буду знать. А у меня почему все классно?
– Ну, ты симпатичная и не дура, разве этого мало?
Слова брата Лешке чрезвычайно польстили. Но она этого не показала, а, потупив глаза, спросила:
– Это только ты так считаешь?
– Не только я. И Славка, и Темка…
– Они сами тебе сказали?
– Ну да, а кто же еще.
Лешка сбросила с себя одеяло и встала. Ее настроение, как столбик ртути у попавшего в тепло градусника, быстро поползло вверх, и она сразу же перестала кукситься. Артем всего три дня не пишет и не звонит, ну и что? Значит, не может. У них там спорта много, соревнования то и дело, может, он сейчас на них занят. Или уехал куда-нибудь на экскурсию, а телефон не взял. Ромка ж свой мобильник без конца забывает, и Славка тоже.
Она усилила тихо звучащую музыку и улыбнулась впервые за день. Быть может, и вправду все не так плохо, как она думает?
– И еще у тебя есть я, – многозначительно добавил Ромка, и это тоже ее порадовало. И вправду есть с кем поговорить и в аквапарк потом съездить.
А Ромка пошел на кухню. Там он снова поел, вернулся к себе, послонялся по комнате, напряг всю свою волю и уселся-таки за уроки. Вспомнив о предстоящем сочинении, включил компьютер проверить, не появился ли Интернет, чертыхнулся, вскочил, притащил с кухни табуретку, залез на нее и стал тянуть на себя огромный бордовый том «Большой Советской Энциклопедии» на букву «П». Старая многотомная энциклопедия находилась у них не в самом шкафу, а плашмя венчала его сверху, чтобы хватило места для других книг. Том на букву «П» лежал в самом низу одной из стопок, поэтому другие книги сорвались вниз, и если бы Ромка не отклонился, ему бы не поздоровилось. А так тяжелый фолиант только задел плечо.
– Это что, – сказал он прибежавшей на грохот Лешке, – есть книжечка, которая, если на голову свалится, сто процентов угробит. Слышала о такой?
Лешка покачала головой.
– Тогда знай. Самая тяжелая в мире книга хранится в Пражском университете и называется «Кодекс Гигас», а иначе – «Библия дьявола», потому что в ней есть изображения всяких чертей и прочей нечистой силы. Она чуть ли не метровой длины, весит семьдесят пять килограммов, обложка ее деревянная, листы пергаментные, и на их изготовление ушли шкуры аж ста шестидесяти ослов! Это я все случайно запомнил.
– Ты все, что не нужно, помнишь. Жалко осликов, – усевшись в кресло, вздохнула Лешка.
А Ромка нашел параграф, посвященный Пушкину, и через некоторое время, возбужденный, обернулся к сестре.
– Лешк, гляди-ка! Пушкин-то, оказывается, быстрей писал, чем компьютер. Он в своем Болдине из-за холеры застрял и три месяца не мог оттуда выбраться, так как карантин кругом был. И вот за это время, с третьего сентября по тридцатое ноября, он – вот тут написано – создал около пятидесяти произведений самых различных жанров. Нет, Лешка, ты только послушай! И «Маленькие трагедии», помнишь, они еще по телику шли, и повести Белкина… К тому же настрочил тридцать стихотворений и своего «Евгения Онегина» дописал.
Лешка удивления брата не разделила.
– Ты прям Америку открыл. Об этом ведь каждый знает. Я младше тебя, но даже мы вкратце это все проходили.
Ромка поднял палец вверх.
– Вот именно что – проходили. Проходят Пушкина все. И «Болдинскую осень», и все остальное. Но в факты никто не вдумывается, воображение не включают, запоминают – и все. А ты можешь себе представить, как он чисто физически умудрился это все накатать? Всего за каких-то три месяца, даже меньше? В те времена ведь не только компьютеров, машинок пишущих – света не было! Ты помнишь, когда первая лампочка появилась? Кто хотя бы ее изобрел?
– Изобрел? К-кажется, Эдисон.
– Верно. Ну, а когда перестали свечки там всякие жечь, лучины и фонари газовые?
– Н-не помню. Но в начале прошлого века свет уже везде был.
– Плохо ты физику учишь. В девятнадцатом веке, в восьмидесятом году появилась первая лампочка. Запомни это. А Пушкин в начале века о ней не мечтал и даже не подозревал, что такое чудо вообще возможно. Просыпался рано утром – а я еще прочитал, что он любил в постели писать, – и, значит, не вставал, а лежал себе на кровати и строчил со страшной скоростью. Да не ручкой, а гусиным пером. А если бы ему компьютер подсунуть?
– Ты забыл, что он гений был? Это во-первых. А во-вторых, – назидательно произнесла Лешка, – получается, дело не в компьютере вовсе. Когда знаешь, о чем писать, чем угодно напишешь.
– Это ты про мой роман, что ли?
– Про что же еще? Компьютер у тебя есть, что ж не пишешь? А то забудешь все, что с нами было весной.
– Не забуду. Я этого никогда не забуду! – патетически воскликнул Ромка. – И как писать его, знаю. Но где взять время? Может быть, если бы меня куда сослали или холера какая свалилась и карантин ввели, то я бы засел и написал такое, что Пушкин бы позавидовал. А то ж приходится заниматься ерундой всякой. К сочинениям готовиться, уроки делать… С Диком твоим гулять, между прочим.
– И не стыдно?! – взвилась Лешка. – Ты сколько раз с ним гулял? За все время, что он у нас тут живет? Раз пять или шесть? И то по пять минут. А вот с Джимом Славкиным – без конца и подолгу!
– А, да, – не собираясь оправдываться, вспомнил Ромка. – Сегодня Славкиного дядьку, похоже, ограбить хотели. Но квартира у него на охране, полиция мигом примчалась – и никого. Вор исчез. Даже дверь не открыл. Не смог, наверно. Или его вообще не было, а сигнализация сама сработала.
– Значит, ничего не украдено?
– Вроде нет. Если бы что, Славка бы уже раз сто позвонил.
Ромка встал, прошелся по комнате, подошел к окну, посмотрел во двор. Пушкина учить не хотелось. Артем бы ему помог, а со Славкой у них темы разные.
– А плохо без Темки, да, Лешка? Был бы он тут, у меня бы проблем было меньше. И по физике, и по инглишу. И вообще…
Лешка промолчала. Не рассказывать же Ромке, как скучает по Артему она и страдает без общения с ним.
Вечером позвонил Славка. Ромка был в ванной, и телефон взяла Лешка.
– Славик, как дела? У твоего Андрея Александровича все, надеюсь, в порядке?
– В общем-то, да. Правда, на косяке он нашел малюсенькую царапинку. Кто-то, видно, все же хотел открыть дверь, но не сумел и сбежал.
– Может, то все же был дядя Витя? – подключившись к разговору, предположил Ромка. – Ну да черт с ним. Славк, а ты к сочинению подготовился?
– Нет еще. Сейчас сажусь. А ты?
– А то! Все в ажуре.
Однако Ромка хвастался зря. На уроке литературы вместо «Болдинской осени» ему выпало описывать ссылку Пушкина в село Михайловское, а на этот период жизни поэта он внимания почему-то не обратил. Сочинение получилось совсем коротеньким и нескладным, но Вера Анатольевна, как ни странно, разрешила ему переписать его дома и принести на следующий день. Ромка решил ее доверие оправдать и заняться этим сразу после уроков.
Но когда он пришел домой, Лешка протянула ему оставленный мамой рецепт: кончилось лекарство, и Ромке пришлось сходить в аптеку.
– Ни минуты покоя, – ворчал он, надевая на Дика ошейник. – Славку, что ли, позвать?
И он позвонил другу.
– Ты своего Джима еще не выгуливал? Ну и ладно, подождет. Сходи сначала со мной, я в аптеку зайду, а ты Дика подержишь. По сто раз на дню ходить времени нет. Уж скорее бы Лешка выздоравливала, так мне ее монстр надоел.
Лешка сделала вид, что не слышит. Она и так чувствовала себя всем обязанной и очень переживала, что не может сама гулять с Диком, которому не хватало тех коротких минут, что уделял ему Ромка.
Правда, температура у нее спала, горло саднить стало меньше, голова прошла, то есть болезнь вошла в свою приятную фазу: можно было читать, смотреть телик, сидеть за компьютером и при этом не ходить в школу и не делать уроки.