Он ходил сюда не первый год: тихое место, хотя и рядом с Невским. Немолодая барменша Надя уже давно знала его предпочтения. Она сразу поставила на стол четыре рюмки хорошей водки и заварила два двойных эспрессо в чашке для капучино. Принесла сахарницу со щипцами. А после одиннадцати, когда посетителей в заведении не осталось, сама, без напоминаний и просьб, поставила перед ним еще и пепельницу, достав ее откуда-то из-под стойки. За это он ее и ценил, всегда оставлял ей щедрые чаевые, а еще в награду за ее чуткость и внимание к клиенту несколько раз заводил Надю в подсобку и там, среди стеллажей со стаканами и стопками салфеток, имел ее почти не раздевая, сзади. Надя была женщина замужняя, но как только Виталий Леонидович появлялся в ее заведении, сразу старалась ему угодить и всякий раз ждала, что и на этот раз он заведет ее в подсобку. Но Роэ делал это нечасто. Нечего баловать. И теперь он, выпив первую рюмку водки и запив ее крепчайшим кофе, глядел, как Надя поправляет прическу, как улыбается ему, как уходит к другому концу стойки и там невзначай наклоняется, демонстрируя свой зад. Нет, сегодня официантка обойдется без его внимания. Хватит ей и чаевых. Тем более что сегодня Роэман слишком раздражен, а когда он раздражен, он не уверен, что сможет себя сдержать и не причинит ей непоправимого вреда.
Барменша поставила перед ним пепельницу: кури, пожалуйста, все равно в баре уже нет никого, скоро закрытие. Она уже навела порядок и остановилась возле постоянного клиента, кажется, собиралась с ним поболтать, но Роэ достал из кармана телефон и жестом показал ей: не мешай. После отыскал нужный номер и лишь затем достал сигареты. Он закурил, выпил еще одну рюмку водки и сделал вызов.
Два гудка и обрыв. Тварь! Ну конечно же… Этот ублюдок не стал с ним говорить, посмотрел, кто звонит, и сразу сбросил. Виталий Леонидович сжал губы в нитку. В баре царил полумрак, но даже того света, что там был, Наде хватило, чтобы увидеть, как потемнело лицо единственного клиента. От него пахнуло холодом, и у опытной женщины хватило ума отойти подальше и не лезть к нему сейчас с разговорами.
А Роэман снова набрал номер и поднес телефон к уху. Через два гудка Мартышка вновь его скинул. Нет, Роэ не верил, что этот ублюдок внес его в черный список, просто издевается, урод. Демонстрирует свою независимость. Ну что ж… Если вопрос стоит таким образом, то Виталий Леонидович не поленится и до него доедет. Неприязнь к Мартынову так его захлестнула, что он непроизвольно выпустил когти на левой руке. Выпустил и представил, с каким удовольствием вцепится ублюдку в глаза. Да, Мартышка вырос, это был уже не тот разбитной скобарь и мелкий вор с Лиговки, которого Роэман встретил у ограды Волковского кладбища. В те времена Мартынов смотрел на Виталия Леонидовича разинув рот, всегда был готов явиться по первому зову и по щелчку пальцев выполнить любую, любую его просьбу. Теперь он стал заматерелым обитателем Истока, проводившим там много времени, сильным, хитрым, удачливым. А ведь это Роэман научил его «спать», раскрыл секреты выживания в «снах». Мартышка был ему обязан, всем обязан. И теперь этот обнаглевший ублюдок просто сбрасывает его звонки. Виталий Леонидович не на шутку разозлился. Да, Мартынов, конечно же, стал сильным, настолько сильным, что уже в открытую демонстрировал свое пренебрежение. Мог себе позволить, надеясь, что в силе он Роэману не уступит, если им доведется встретиться. Но вот в чем он точно уступал Роэману, так это в опыте. И поэтому Виталий Леонидович, прежде чем вызвать такси, снова набрал номер Мартынова. И тут Мартынов ответил:
– Ну чего ты названиваешь, видишь, не беру – значит, занят!
Говорил дерзко, даже грубо.
«Грязь говорящая!» Виталию Леонидовичу пришлось успокаивать себя, брать в руки. Он пару секунд выжидал, потом сделал вдох, выдохнул и заговорил спокойно, едва ли не заискивающе:
– Мартынов, ты не загребай, я ж не для удовольствия звоню.
– Короче, что надо? – продолжал борзеть Мартыха и еще тон такой выбрал, как будто снисходил до Роэмана.
И тому было трудно сдерживаться, но он продолжал спокойно:
– Я все по тому же делу…
– Слушай, Роэман, – Мартынов не дал ему договорить, – найми себе шофера, я тебя возить не нанимался.
– А раньше и не нанимаясь возил, – напомнил ему Виталий Леонидович. – Было время.
– Что было, то быльем поросло. Теперь я сам по себе, – четко произнес бывший помощник. – Я и так помог червя найти, это тебе как бонус, больше я ничего не должен.
– Не должен, значит? – как-то и не особо настаивая переспросил Роэ.
– Нет! – твердо подтвердил Мартынов.
– Ну, нет так нет. Но на сей раз тебе шоферить не придется. А вот помочь Бледной…
– Бледной? Роэман, не надо мне вкручивать… Это тебе нужно. Это тебя она просила, ты для нее стараешься – вот и старайся, шустри, я-то тут при чем?
– Я просто думал… доверить ритуал тебе. Если ты решишь вопрос с червем, Бледная о тебе узнает, – пообещал Виталий Леонидович.
Мартынов не ответил ему сразу. Он думал.
– Ты предлагаешь мне исполнить поручение Бледной Госпожи? Решить вопрос с червем? – В голосе Мартынова послышалась заинтересованность. Впервые за весь разговор он не быковал. Но, кажется, не верил Виталию Леонидовичу.
– Да, червя нашел я, ты исполнил повеление, – продолжал Роэман, – все в выигрыше.
– Все равно я сейчас встретиться не смогу, я занят, – возразил Мартынов уже совсем другим тоном.
– А сейчас и не нужно встречаться. Встретимся утром, часов в шесть. Подъедем на место, к ее дому, и там до рассвета все решим.
– Заберу тебя на углу Невского и Садовой. Там, где обычно, – сказал Мартышка, заканчивая разговор.
– Буду ждать.
«Ублюдок». Роэман сбросил вызов и спрятал телефон в карман. Выпил водки и запил ее хорошим глотком кофе. Теперь ему стало получше. Он даже уже не злился на Мартынова, но продолжал о нем думать.
И сколько тут стоять? Солнце печет, в куртке жарко.
– Лю… – Света уже почти не скрывала раздражения. – Лю-ю…
Нет, ей так никто и не ответил. Никто не ответил! Пропал! Почему Любопытный не отзывается? Неужели у него закончился ресурс? Или ему сейчас нечего ей сказать? Хорошо, если ресурс. Но Светлане казалось, что он не отвечает ей потому, что чувствует свою вину. А девочка как раз не хотела, чтобы он себя винил. Если он ответит, то она с ним заговорит и не будет укорять его ни в чем, лишь бы он откликнулся. И пусть ей было очень жалко ее удобного и вместительного рюкзака со всеми нужными вещами, и пусть ей было жалко ее прекрасную и такую полезную палку, она не скажет ему ни одного укоризненного слова.
– Лю, ну где вы? Вы тут?
И снова тишина. Вернее, где-то, совсем недалеко, за грудой битого камня, заливисто залаяла собака, в ответ ей гортанно проорала птица, и крупный черный попугай бесшумно пролетел и сел на высохшее дерево в ста метрах от девочки, он явно смотрел на нее. Света все еще была напряжена, и немудрено – тут было опасно.
Она осмотрелась. Ей было хорошо видно большое, почти черное здание Ленсовета. Верхнюю его часть, возвышавшуюся над развалинами. Улица Типанова уходила вдаль на восток к страшному месту, которое Светлана теперь называла Танцами. К черному попугаю на ветку сел сородич, теперь они вдвоем таращились на девочку, изредка подергивая хвостами-жгутами. Надо было отсюда выбираться. Света, конечно, боялась Аглаю, но почему-то ей казалось, что чокнутая и вправду ушла. Уж больно выразительно та трясла рукой, которой хваталась за жабью палку. Оказалось, что жабий яд даже для Аглаи очень неприятен. Нужно было уходить отсюда, тем более что вдалеке, на юге, у развалин одного из домов появился муходед с большим горбом. Светлана вздохнула и, чуть-чуть помахав тесаком для храбрости, направилась к краю поляны.
Попугаи неотрывно смотрели, как девочка сошла с серебряного мха на битый асфальт. Ей очень хотелось убраться отсюда и побыстрее добраться до спасительной депошки, в которой можно спрятаться и от попугаев, и от опасных муходедов с их мухами. Но прежде, чем побежать к своему укрытию, она решила вернуться на то место, где ей пришлось отбиваться от чокнутой. Еще издали Светлана увидела и рюкзак, и вещи, высыпавшиеся оттуда. Аглая так и не вернулась к рюкзаку. Видно, из-за боли в обожженной жабьим ядом руке ей было не до того. Света быстро побежала к своим вещам, и чем ближе к ним приближалась, тем отчетливее понимала, что их кто-то разбросал. Сами они так упасть не могли. Этот кто-то доставал предметы и откидывал их в сторону, видимо, не сочтя их интересными. Светлана подбежала к рюкзаку. И прежде чем заняться сбором вещей, осмотрелась. Два попугая, все те же, теперь сидели на старом рекламном щите.
«Как тихо они летают, прямо как медузы! С ними надо быть начеку!»
Она развернулась так, чтобы держать их в поле зрения, и присела. Монеты были рассыпаны, но даже золото оказалось на месте. Свету это очень порадовало. И пластиковая бутылка виднелась тут, только абсолютно пустая, и резиновые перчатки, и веревка, и многое другое, кроме… Коробочка, в которой девочка хранила листья фикуса, была пуста. И самое главное, пустой оказалась и банка, в которой Света держала страшного и противного жука-могильщика. Крышка валялась на асфальте, а жука… выпустили? Забрали? Банка была тут же. А вот тут Света расстроилась, уж куда ей точно не хотелось идти по новой, так это на Танцы. Ей стало очень жаль своего жука, так жаль, что теперь он даже уже и не казался ей таким противным. Она, поглядывая на попугаев, стала быстро собирать вещи и укладывать их в рюкзак, размышляя о том, что Любопытный будет ей нужен, если она надумает снова тащиться на Танцы за новым жуком. Девочка уже встала во весь рост. Монеты в кармане – добравшись до депошки, она завяжет их в тряпицу, – все вещи в рюкзаке, рюкзак за спиной.
И тут один за другим попугаи сорвались с рекламного стенда. У Светланы едва не остановилась сердце: она думала, что они устремятся к ней, но птицы, беззвучно хлопая крыльями, быстро набирая высоту, полетели прочь, а потом, как по команде, нырнули вниз. А куда именно, девочка не увидела, ей мешали развалины. Зато она прекрасно услышала доносящийся из-за развалин истошный вой. Светлана даже не поняла поначалу: это орет человек или какое-то животное? Странное дело – ей не было страшно. Света, поправив на плече рюкзак, чтобы удобнее лег, полезла на развалины, держа Кровопийцу перед собой. Она видела, как попугаи сделали еще один нырок вниз, после которого опять раздался вой, а за ним ругань. Теперь было ясно, что птицы нападают на человека. Судя по голосу – на мужчину. Она увидала здорового голого мужика. Мужик, жавшийся к полуразвалившейся стене, был весь фиолетово-синий от сока фикуса и отмахивался от наседавших попугаев палкой.
«Это моя палка!» Света разозлилась. Теперь ей было ясно, кто копался в ее рюкзаке, нет, это была не Аглая. Это вот этот вот… Матерящийся на птиц голый мужик, это он украл у нее жука-трупоеда и листья фикуса. А еще у него был сильно распорот левый бок. Из раны по фиолетовой коже на ягодицу стекала кровь. Перемешиваясь с соком фикуса, она казалась черной.
– А-а-а!.. Падлы!.. – орал мужик, а сам уже задом, задом втискивался в щель между остатками стены и обломками кладки.
Там он спрятался от попугаев, которые уселись на самый верх обломков и, кажется, собирались дождаться, пока он вылезет из убежища. Из щели торчала только палка Светланы. А девочка, почти не обращая на птиц внимания, залезла на кучу кирпича, приблизилась к этой щели и, заглянув в нее, сказала зло:
– Где мой жук?
У мужика были бешеные глаза, он разинул рот и заорал истошно: не то он сам боялся, не то хотел ее напугать:
– А-а-а!..
Зубы желтые, морда и руки выкрашены в фиолетовый цвет фикуса. Он напоминал какое-то загнанное в угол большое животное. Глаза бешеные. Мужик таращился на девочку и даже ткнул черным концом палки в ее сторону. Жука у него, конечно же, не оказалось. У него вообще, кроме палки, ничего не было: ни одежды, ни обуви. Света, поняв это, схватилась за конец палки, за то место, где не было жабьего яда, и зло сказала:
– Дай сюда! Это моя палка.
Но мужик не отдавал палку. Вцепился в нее и опять заорал.
– Дай сюда, я сказала! – шипела Света. Одной рукой она тянула к себе палку, а другой поднесла к щели Кровопийцу. – По-хорошему отдай!
И только после этого мужик выпустил ее палку, но еще поорал девочке вслед, но уже как-то уныло. Словно обиделся.
Палка очень обрадовала Свету. Девочка победно взглянула на попугаев, которые все еще сидели на обломках стены и своими черными, будто из стекла, глазами внимательно следили за человеком. Было жарко, в щели еще подвывал мужик, девочка не спеша повесила тесак на пояс и стала спускаться. Она собиралась вернуться в депошку и решить, где взять нового жука для похода за черту. И еще где взять воды. Ей очень хотелось пить.
Садовая и Невский. Хорошее место. Тут всегда кипит жизнь. Здесь на светофоре даже в пять утра стоят машины. Дождь, снег, мороз, октябрь, июнь – без разницы, тут всегда машины, а перед ними, через переход, по Невскому вечно идут люди.
Он стоял на самом краю тротуара, почти на поребрике, пряча руки в карманы, а шею в поднятый воротник. Смотрел на просыпающийся город. Количество машин увеличивалось прямо на глазах. Мокрый асфальт, светофор, шум с проспекта, огни фонарей. Хорошо, что не было ветра. Ожидая Мартынова, Виталий Леонидович выкурил уже три сигареты. Мимо него прошла группка подвыпивших молодых людей, оживленно болтавших. Молодые мужики что-то обсуждали, молодые женщины смеялись. Седьмой час, многие уже выходили на работу, вон дворник в оранжевом жилете сгребал мусор с асфальта, а эти только закончили отдыхать.
Плащ Роэ промок. Больше не хотелось курить, а этот ублюдок все не ехал. Роэман был уверен, что Мартышка опаздывает специально. Демонстрирует свою независимость. Пусть, пусть… Ничего. Виталий Леонидович мог смирить гордыню, он терпеливо ждал. И дождался.
Было уже пятнадцать минут седьмого, когда большая темная машина Мартынова, бесцеремонно пренебрегая правилами, вынырнула на Садовую с улицы, которая вела к цирку.
Дорогой автомобиль остановился прямо у тротуара, но Гена встал так, что Роэману пришлось сделать к дверце несколько шагов. Ладно, он не гордый, он пройдет. Виталий Леонидович попытался открыть заднюю дверь, но та оказалась заперта. Через черные тонированные стекла ничего не разглядеть. Тогда он дернул ручку передней пассажирской двери. Она открылась. Ясно. Мартынов не открыл ему задние двери, не хотел, чтобы Роэ сидел сзади.
«Осторожный, ублюдок».