Высокая стена отделяла порт от внешнего мира. Она была сложена из каменных блоков разных размеров и форм, с изумительной тщательностью подогнанных друг к другу. Сине-зеленый лишайник скрывал поверхность камня. Его выбеленная морскими ветрами седина красноречиво свидетельствовала о глубокой древности кладки.
Все остальные здания в порту, в том числе и темно-красные лабазы с квадратными окошками под самой крышей и широкими деревянными воротами, жавшиеся к стене, были построены гораздо позже. Их плоские крыши прятались за густыми кронами платанов и катальп. Катальпы буйно цвели, устремив свечи соцветий к лазурному небу.
Между деревьями матово поблескивал восковой листвой аккуратно подстриженный кустарник. Одноэтажные складские помещения бесконечной вереницей тянулись вдоль причалов за живым забором.
Бахрей и Томас, прячась в тени деревьев от жаркого солнца, шли по кирпичной брусчатке пирса и разглядывали пришвартованные двухкорпусные суда. Суда в основном были однотипные, отличались только размерами, расположением надстроек, количеством и высотой мачт.
На баках в тени натянутых тентов скучали матросы. Их широкие красные штаны почти сливались с цветом кожи. Команды судов ленивыми взглядами провожали иноземцев.
– Интересно, много груза берет эта посудина? – спросил торговец о судне, мимо которого они проходили.
– Во всяком случае, оно больше «Тиамат», – дипломатично ответил юноша.
– Думаю, много. Два корпуса все-таки, два трюма, – рассуждал Бахрей.
Томасу так стало обидно за дхау, на котором ему пришлось столько испытать, что он с досадой обронил:
– Два корпуса, но они узкие! Много ли в такие трюмы поместишь?
Торговец, уловив в голосе товарища раздраженные нотки, остановился и, легко похлопав юношу по спине, улыбнулся:
– Вай-вай-вай, дорогой! На сердце тепло стало от твоей любви к «Тиамат»!
Томас, осознав свою глупость, покраснел.
Бахрей, не обращая внимания, продолжал говорить, шагая по желтым кирпичам:
– Понимаешь, торговец должен знать возможности конкурентов, чтобы правильно вести дело…
Брусчатка пирсов заканчивалась гранитными плитами портовой площади. Плиты, хорошо подогнанные друг к другу, поблескивали отменной полировкой.
– Вай-вай-вай, – проговорил Бахрей, покачивая головой, – как по такому ходить?
– Скользко? – спросил Томас, осторожно ставя ногу на красный гранит.
– Нет, красиво! Понимаешь, если портовая площадь такая, что тогда говорить о дворцах. Вот взгляни хотя бы на эти здания…
Бахрей посмотрел на фасады двухэтажных строений и замолчал, оборвав речь. На него оттуда взирали каменные головы змей.
Змеи были повсюду: на резных орнаментах балюстрады, опоясывающей террасы вторых этажей, на барельефах стен. Колонны небольших портиков у входов были выполнены в виде свернувшихся кольцами пресмыкающихся. Их головы с раздвоенными языками были вырезаны на плитах площади и грозно таращились пустыми глазами на путников.
– Какая мерзость! – тихо сказал Томас.
– Я часто бывал в Варше19 по торговым делам, – сказал Бахрей. – Там есть храмы, посвященные нагам20. Они украшены изображениями змей и драконов, но такого обилия я не встречал нигде. Можно подумать, что наги из Варши перебрались сюда и превратили страну в единый храм…
– Нам сюда! – указал Томас на вывеску с якорем.
– Похоже, – произнес Бахрей, с любопытством рассматривая дракона на фронтоне портика, держащего в пасти медную пластину.
В здании, где размещался начальник порта, было прохладно и сумрачно. Циновки на окнах пропускали мало света, его хватало только, чтобы разглядеть низкий столик в углу и знакомого чиновника в оранжевом одеянии. Он сидел на ворсистом коврике и что-то писал, время от времени погружая кисточку в золотую чернильницу и аккуратно выводя иероглифы на желтоватом листе. При этом чиновник писал сверху вниз, а не справа налево, как это привыкли делать Бахрей и Томас. Два золотых брусочка прижимали бумагу к поверхности стола, не давая ей сворачиваться.
– Чем могу служить? – спросил чиновник. – Я помощник начальника порта. Если вам нужен начальник, его комната на втором этаже.
– Я не знаю, к кому обратиться, – сказал Бахрей осматриваясь. – Мне нужно выгрузить товар. Вы у нас были. На дхау, что пришло с Руты.
– Решили все-таки поторговать? Хорошее дело. Тогда ко мне! – чиновник протянул руку к бюро, которое стояло тут же рядом на столике.
Он выдвинул один из ящичков, порылся в нем, перебирая медные пластинки, и, найдя нужные, протянул Бахрею:
– Ваши лабазы сотый и сто первый, как раз напротив причала. Если нужны рабочие, зайдите в соседнюю контору. Там вам выделят рабочих.
– Какими деньгами можно расплачиваться?
– Разумеется, местными! – улыбнулся чиновник. – Они называется когти: золотые когти, серебряные и медные когти. Если у вас есть золотые этрувии, то в торговой палате или у менял на рынке их можно поменять на золотые когти.
– Понятно. А как насчет ремонта судна?
– Нет проблем. Пусть ваш капитан зайдет ко мне, с ним все и обсудим. Если вопросов больше нет, тогда успешной торговли!
Томас и Бахрей вышли на площадь. Яркое солнце и блеск полированного гранита слепили глаза. Прошли вдоль портовых контор. Все здания были похожи друг на друга, отличались только вывески в пасти дракона на фронтонах. На одной Бахрей различил отчеканенный туго набитый кошелек, на другой – мускулистую руку. Решили зайти сначала туда, где кошелек.
Убранство этого помещения мало чем отличалось от убранства портовой конторы. Такой же низкий столик, ковер. Чиновник в красном одеянии внимательно смотрел на посетителей. На полных губах играла учтивая улыбка.
– Чем могу служить? – спросил он.
– Нам нужно разменять монеты.
– Какие монеты?
– Золотой этрувий.
Чиновник степенно кивнул:
– Хорошие деньги. Два этрувия за один коготь.
Бахрей вздохнул и достал кошелек. Отсчитав двадцать монет, протянул чиновнику. Тот неторопливо пересчитал деньги и ссыпал в пустой мешочек. Затем вынул из бюро золотые пластинки:
– Ваши десять когтей.
Томас добавил еще четыре монеты.
– Ваши двенадцать когтей, – произнес чиновник.
Бахрей взял одну пластинку, повертел в пальцах:
– Какова э-э-э… стоимость когтя?
– Один золотой коготь равен десяти серебряным.
Бахрей кивнул.
– Кроме серебряного имеется и медный. Отношение – один к ста.
– Понятно. Это все?
– Нет. Еще имеют хождение зерна какао.
– Зерна какао?
– Да, фунт зерен соответствует одному медному когтю, – чиновник сладко улыбнулся. – Еще вопросы есть?
– Пока нет. Какао, кто мог бы подумать.
– Дань традиции, – улыбнулся чиновник. – Когда закончите торговые дела, не забудьте внести одну десятую от своего дохода в казну. Это можно сделать в этой конторе.
– Непременно! – растянул в ответ губы Бахрей.
Выйдя на солнцепек, торговец покосился на здание торговой палаты и запричитал:
– Вай-вай-вай. Представляешь, одна десятая! Вай-вай-вай. Грабеж среди белого дня! Черные пираты… Впрочем, те пятнадцать процентов берут. Но все равно грабеж.
Бахрей взглянул на Томаса:
– Давай поступим так: я возьму рабочих и пойду разгружать «Тиамат», а ты загляни на рынок.
Рынок располагался сразу за стеной, отделяющей городские постройки от порта. С портовой площади туда можно было попасть через величественную арку с колоннами. Колонны были огромные, в два обхвата, с каннелюрами и капителью, выполнены из красного зернистого базальта и по своей древности не уступали стене, вплотную примыкающей к воротам.
Фронтон украшал золоченый барельеф с геометрическим орнаментом. В углах фронтона свернулись в кольца традиционные змеи. В центре замысловатого переплетения линий сияло солнце.
Широкие ступени вели на рыночную площадь, которая была поделена на две части. На одной половине шли чередой длинные каменные навесы, другую занимали пустующие постаменты. Под навесами, разделенными на секции, находились торговцы с разложенным товаром. От покупателей и просто любопытных их отделяли низкие ограждения.
Покупателей было на удивление мало. Томас прошелся по рядам, с интересом разглядывая предлагаемые товары, но тут его привлек неясный шум, доносившийся с противоположного конца рынка. Там он увидел еще одни ворота, а за ними широкую улицу, где пчелиным роем гудела толпа.
Люди стояли вдоль зданий на тротуарах, оставив свободной проезжую часть, выложенную желтым кирпичом, и чего-то ждали.
Томасу стало любопытно, и он решил посмотреть, что будет дальше. А пока принялся разглядывать улицу и дома на ней. Постройки в основном были двухэтажные и напоминали конторы в порту, только без драконов и змей. Вместо них стены украшали барельефы, на которых были изображены бытовые сценки.
Неожиданно рокот толпы усилился. Она оживилась, пришла в движение. Люди тянули шеи и смотрели вдоль улицы – туда, откуда доносился шум. Томас различил в приближающихся звуках мерный ритм барабана и высокие вскрикивания литавр, к которым примешивался слабый рокот погремушек.
Вскоре из-за поворота показалась красочная процессия. Впереди в оранжевых одеяниях шли барабанщики. Они с важным видом синхронно ударяли колотушками в кожаные бока барабанов.
За барабанщиками торжественно вышагивали закутанные с ног до головы в желтую материю литаврщики. Они ритмично ударяли друг о друга горящими на солнце бронзовыми дисками.
За ними шли флейтисты и трубачи в зеленых нарядах. Трубачи были разбиты на пары. Передний придерживал на плече широкий раструб, а идущий за ним усердно дул в серебряную трубу.
Замыкали шествие пестро одетые музыканты с погремушками. Они пританцовывали и весело улыбались окружающим. Те отвечали им улыбками и радостными возгласами.
За оркестром плыли над головами и величаво покачивались на плечах носильщиков задрапированные синей тканью носилки. Они были богато украшены золотом и серебром. Плотные шторки были раздвинуты, сквозь полупрозрачную занавеску виднелась фигура женщины в свободном желтом одеянии, похожем на сари. Она сидела на красных подушках. Ее волосы были аккуратно уложены вокруг головы. Женщина улыбалась, подняв ладонь в знак приветствия.
Когда носилки проносили мимо очередных зрителей, те вскидывали руки и восторженно кричали.
За носилками шла колонна копейщиков в отливающих золотом шлемах и нагрудниках, выполненных в форме солнечного диска. Лучи дневного светила играли на остриях копий.
– Владычица Шкабо покидает город, – услышал Томас за спиной чей-то тихий голос. – Подданные приветствуют ее и желают счастливого пути.
Томас оглянулся. Сзади стоял невысокий человек в белой холщовой одежде. На голове у него была соломенная шляпа, из-под нее на юношу смотрели удивительно прозрачные карие глаза. Их взгляд был приветлив, на тонких губах незнакомца играла едва заметная улыбка.
– В этой стране правят женщины, а мужчины только делают важный вид, – глаза незнакомца улыбались, но черты лица при этом оставались неподвижными.
Его лицо напоминало застывшую маску – живыми были только глаза, вернее – взгляд. Он, казалось, жил отдельной от тела жизнью. Томас подумал, что взгляд является отражением истинного человека, заключенного в бренную оболочку. «Можно изменить все: тело и лицо – только взгляд остается неизменным, – вспомнил он слова наставника. – Его не спрячешь даже за чужим телом».
– Ваши мысли мне нравятся, – услышал он приятный баритон.
Томас вздрогнул. Погруженный в себя, он уже успел забыть о незнакомце, когда тот вновь напомнил о себе.
– Не продолжить ли наш разговор за чашкой душистого чая?
Юноша виновато улыбнулся:
– Не возражаю.
– Тогда приглашаю вас в гости. Тут недалеко.
Незнакомец пошел, не оглядываясь, по редеющей улице. Томас последовал за ним. Они свернули в переулок. В конце его находился дом с террасой, окруженной каменной балюстрадой. На террасу вела широкая лестница с мраморными перилами. Поднявшись по ней, незнакомец открыл перед юношей входную дверь.
Затененная комната встретила Томаса прохладой. Воздух был наполнен удивительными ароматами. На стенах висели гобелены. В глубине комнаты находился стол с резными ножками, возле него два стула с высокими спинками.
Незнакомец предложил Томасу расположиться на одном из них, сам сел на другой. Затем взял серебряный колокольчик, лежащий на столе, и позвонил. Вошел слуга. Это был высокий смуглолицый человек в белой одежде с тюрбаном на голове. Томас удивился, увидев его. Он никак не ожидал встретить здесь выходца из Варши и вопросительно глянул на незнакомца.
Тот, словно прочитав его мысли, улыбнулся:
– Привыкай. Здесь все необычно, но этому есть свое объяснение, – и, взглянув на слугу, коротко сказал: – Принесите чаю!
Слуга ответил величественным поклоном и удалился. Вскоре он вернулся с подносом, снял с него две фарфоровые чашечки с блюдцами и дышащий жаром пузатый фарфоровый чайник, расписанный павлинами, и положил на блюдечки витые серебряные ложечки.