Наташа бежала, не разбирая дороги, и ругала противного Володьку. Как он посмел жениться? С чего вдруг? На Марте? На этой гадкой вульгарной девице с накрашенными ногтями и нахимиченными волосами? Он что, не видит, какая она страшная и противная?
– Я лучше её, – Наташа проливала горькие слёзы и неслась вдоль улиц к озеру. – Я красивее… Я… Я же скоро вырасту…
Она бежала и глотала обиду, представляя, как Марта умирает, лёжа на траве, будто ей вдруг стало плохо, а все вокруг стоят, смотрят и не могут подойти, чтобы помочь.
– Так тебе и надо, дура паршивая, – шептала девчонка, перебегая дорогу, чтобы добраться до озера напрямки – через лесок. – Пусть тебе станет плохо, пусть ты будешь задыхаться, и врачи тебя не спасут. Чтоб ты захлебнулась, – перед глазами возникла Марта, одетая в купальник и ныряющая в бурлящую воду. – Чтоб ты утонула, овца безрогая.
Наташа не чувствовала под собой ног. Её слегка подташнивало, сердце выпрыгивало из груди, но она часто перебирала уставшими ногами, чтобы побыстрее охладиться в озёрной прозрачной воде. Выскочив из перелеска и добежав до песчаного берега, не удосужилась снять платье и кинулась в водную гладь. Через три секунды вынырнула, глубоко дыша и захлёбываясь.
– Привет.
Она так быстро бежала, что не заметила Сашу, того самого, который несколько часов назад сидел у костра.
– Привет, – ответила испугавшаяся девчонка, неторопливо выходя из воды.
– Жарко стало? – парнишка сидел, вытянув ноги, и ковырял прутом остывшие угольки.
– Угу, – Наташа выбралась из воды. Встала рядом и начала выжимать прилипшее к ногам платье.
– Будешь? – Саша поднял руку с пивом.
– Буду, – недолго думая, ответила девчонка.
В этот день Наталья появилась дома лишь к полуночи.
С Сашей расстались на перекрёстке. Он пошёл прямо, а Наташа свернула на свою улицу. Домой идти не хотелось, но желание лечь спать пересилило. Девочка шла довольно быстро, не обращая внимание на прохожих, которые желали ей доброй ночи. Обняв свои плечи, Наталья спешила в мягкую постель. Тёплый ночной воздух манил продолжить позднее гулянье, чтобы проветриться и прийти в чувство, но сердце Наташи подсказывало: спеши домой, время позднее.
Подходя к калитке, уставшая девчонка обратила внимание на свет в окнах кухни.
– А чего это они ещё не спят? – спросила себя и отворила калитку.
Вдруг со стороны усадьбы послышались тихие мужские разговоры, и Наташа остановилась, чтобы разобраться, кто это там шепчется. Басистый, грубый тон сразу выдал отца, а второй – кто? Защёлкнув щеколду, девчонка медленно потянулась на голоса. Прижимаясь к стене дома, вслушивалась в дружелюбную беседу и аккуратно переступала через только что проросшие молодые кусты крапивы.
– Ай! – кто-то кольнул в щиколотку, и Наталья вскрикнула.
– Наташка! Ты? Где тебя носило? Быстро домой! – скомандовал отец, не сходя с места.
Почесав ужаленную противной крапивой ногу, девчонка рванула к двери.
– Ничего себе, какая выросла!
Дядька приехал!
– Здрасьти, – эмоции переполняли девочку, но бежать и обниматься не стоит. От Наташи разило, как из помойного ведра. Сигареты и выпивка сделали своё дело.
– Привет! Чего так поздно? – спросил брат отца.
Улыбнувшись в темноту, Наташа побежала внутрь дома, где её ждала мать с ремнём в руке.
– Ты где была? – Анфиса сидела в кухне и наполовину дремала за столом. – Что у тебя с лицом? – заметила отёки под глазами, распухшие губы и краснющие щёки. – Я видела Катю, она сказала, что вы не собирались делать уроки вместе.
– А что, она разве не уехала к бабушке?
Вот дура-то! Взяла и сдала сама себя, а могла бы солгать, мол, делали уроки, а потом поссорились.
– Ты почему мне соврала? – приподнимаясь со стула, мать нахмурила брови. – Где ты была до поздней ночи?
– Гуляла, – Наталья глянула на босые ноги и поняла – туфли, скорее всего, остались на озере. Хотя… А была ли она в них, когда неслась сломя голову?
– Где твоя обувь? – мать опустила глаза вниз вместе с Наташей. – Почему ты босиком? – подойдя ближе, Анфиса сморщила нос, почувствовав неприятный запах. – А чем это так воняет?
Наклонилась вперёд и глубоко вдохнула. От резкого «аромата» её чуть не стошнило.
– Ты что, пила? – лицо Анфисы моментально покраснело. Глаза выкатились из орбит, рот открылся, и правая рука поднялась на уровне Наташиных плеч. – Да ты совсем сдурела?
Ремень молниеносно опустился на нежное детское предплечье, оставив бордово-красный след в виде широкой полосы.
– Ай! Мама! – взвизгнула девочка, приложив руку к больному месту. – Ты с ума сошла!
Слёзы брызнули из глаз, и Наталья взвыла голосом побитого щенка. На крик прибежали отец и дядя Игорь.
– За что ты её? – Игорь обхватил руками ревущую племянницу и прижал к себе. – Ночь на дворе, а ты драку устроила.
– Не твоё дело! – закричала Анфиса, замахиваясь на дочь ремнём. – Убери руки!
– Анфис, ты сегодня злая, как никогда, – за Наташу вступился отец, – может, успокоишься?
Фёдор всегда добрел, когда слегка выпивал, а пил он очень редко – если только в кругу родни, и то по великим праздникам.
– Загулялась, бывает, зачем бить-то? – возмутился Игорь, поглаживая Наталью по голове. – Девка уже взрослая, а ты её как пятилетнюю…
– Взрослая! Она взрослая! – Анфису распирало от злости. Выдернув дочь за руку из объятий родственника, Анфиса развернула её лицом к мужчинам и заорала ещё громче. – Ты посмотри на неё! Посмотри, на кого она похожа! Где её туфли? Почему она вся опухшая, как после трёхдневной попойки? Ты понюхай, понюхай! – схватила девчонку за волосы и наклонила голову поближе к Фёдору. – Чувствуешь, чем от неё воняет?
– Это что за дела? – Фёдора будто подменили. – Ты где так нахлебаться успела?
– Подожди, Федь, – отодвинув брата, Игорь загородил его собой, чтобы племянница не получила подзатыльника. – Ну, бывает. Выпила в первый раз, не рассчитала. Вспомни, как мы с тобой баловались.
– Мне тогда шестнадцать было, – прорычал Федя, не сводя глаз с ужасного внешнего вида дочери.
– Пусть проспится, а завтра поговорите. Зачем ночью скандалы устраивать?
– Вот твои вырастут – ты с ними и беседуй! – Анфиса поволокла девочку в комнату, чтобы продолжить воспитание кожаным ремнём.
– Не пущу! – закричала бабушка, распахнув дверь комнаты. – Не трожь ребёнка, иначе я сама тебя этим ремнём отхожу!
Анфиса стояла перед старушкой, открыв рот. Одной рукой она держала дочь за волосы, а другой… Ремень так и рухнул на пол, звеня тяжеленной бляхой.
Нина плашмя лежала, пальцем пошевелить не могла, и нате вам – стоит на ногах и орёт, да так разборчиво.
Тишина пробилась в дом. Игорь и Фёдор молча переглянулись. У Феди разгорелись уши, краснея постепенно, от верхушки раковин до мочек. Пальцы Анфисы разжались, выпустив взъерошенные волосы дочери. Наташа громко всхлипнула, почувствовав облегчение на макушке, и кинулась обнимать бабушку.
– Ба-бу-уля-а, – взревела девчонка, повиснув на её шее.
– Ещё раз стукнешь, – прошипела Нина Антиповна, положив на плечи рыдающей внучки трясущиеся кисти, – пеняй на себя. – Сразу же взялась за опухшие щёки Наташи и подняла голову. – Пойдём, Наташенька, пойдём ко мне в комнатку.
Медленно разворачиваясь, бабуля повела её за собой. Через секунду дверь оглушающе захлопнулась.
– А я уже… – глотнул Игорь, облокотившись о стену, – заочно похоронил.
– Дурак, что ли? – возмутился Федя. – Я вообще хотел к тебе её отправить. Ты ж у нас городской, возможностей по медицине больше, чем тут.
– Я тебе отправлю! – за закрытой дверью раздался грозный голос матери. – Без наследства останешься!
– Т-с-с, – Игорь приложил палец ко рту, – ничего не изменилось. Подслушивает.
Да, Нина всегда следила за мальчиками, особенно, когда они закрывались в своей комнате и секретничали. Подслушивала, подглядывала, чтобы узнать, чем занимаются подростки, куда ходят, с кем ведут дружбу, курят или нет, какие у них отношения с девочками.
– Чайник согрейте! Я пить хочу! – кинула напоследок Нина, и все услышали отдаляющиеся шаркающие шаги.
– И что это было? – очнувшись, Анфиса заговорила сиплым голосом. – Как это?
– А я тебе сейчас расскажу, – усмехнулся Игорь, вспомнив давнюю семейную историю. – Садись, – выдвинул две табуретки и занял одну.
Рассказ был довольно длинным и очень подробным. Анфиса слушала брата мужа с большим интересом, местами хваталась за сердце, местами прикладывала ладонь ко рту и выкатывала изумлённые глаза.
А дело всё вот, в чём. Свекровь Нины была очень хитрой женщиной. Когда Нина и Игнат поженились, Алевтина переехала жить к ним, чтобы в старости не остаться в полном одиночестве. На тот момент пожилой женщине было за семьдесят. Кроме сына, никого из родни не было, второй муж её бросил, поменяв на молоденькую кралю, а родственники погибли на войне. Игната Алевтина родила в зрелом возрасте, а до момента зачатия думала, что Бог наказал её бесплодием за кое-какие грешки по молодости. Через три месяца после ухода мужа, узнала о беременности и поклялась никогда не расставаться с единственным ребёнком. Жили – не тужили, пока Игнатушка не вырос и не влюбился в местную красавицу.
От свадьбы отговорить сына не удалось, тогда Алевтина поставила условие: или жить всем вместе, или она наложит на себя руки. Игнат не смог отказать матери и забрал её в новый дом в соседнюю деревню. Как только не изгалялась Алевтина над невесткой. И то ей не так, и это не в нос, суп пересолен, хлеб внутри сырой, платье не достирано, в доме бардак. Подслушивала, влезала в посторонние разговоры, не давала продыху. А через десять лет и вовсе слегла, мол, пусть невестка ухаживает, горшки выносит, кормит с ложки, да Богу почаще молится за скорейшее выздоровление любимой свекровушки. Ох, и намучилась Нина с матерью мужа, натерпелась её упрёков, грязных простыней настиралась и соплей навытиралась. А после года непрестанного лежания Алевтина захворала не на шутку. Не выдержали ослабленные мышцы годичного покоя, и конечности у Али отказали напрочь. Спустя четыре месяца Алевтина покинула этот свет.
Наевшись свекровкиных заскоков, Нина стала чернее чёрной тучи. Озверела, как дикое животное, да и переняла от почившей Алевтины манерный характер вместе с пустыми капризами. Пришло время женить сыновей. Ни одна из невесток не пришлась по душе, ни одна не полюбилась. Нина тщательно всматривалась в каждую молодушку, чтобы понять, кто из пришлых девок окажется слабохарактерной. Выбор пал на добродушную Анфису. М-да, не повезло девке, да и Нине бросать родную деревню не хотелось. Старший и младший сыны уехали, а Федя здесь остался жить и работать, слушать мамкины сплетни о жене, растить единственную дочь.
Выслушав полный рассказ о свекрови, Анфиса схватилась за голову.
– Так она что, прикидывалась, что ли?!
– Да тише ты, – Игорь наклонил голову и добавил, – проверка, понимаешь?
– Делать тебе нечего, чушь всякую придумывать, – вполголоса сказал Федя, присаживаясь на лавку. – Ты видел, какая она лежала? Бледная, серая. Да и врач сказал…
– А ты-то сам с врачом разговаривал? – Игоря разбирало на смех.
– Нет.
– А надо было. Я же помню, как бабка с кровати вставала, когда дома никого не было. Она думала, что одна, а я на печке прятался, – продолжил брат, еле сдерживаясь, чтобы не заржать.
– Что-то я такого не припомню, – смутился Федя, – врёшь и не краснеешь.
– Угу, я мамке рассказал, а она тоже не поверила. А вот батька сам видел.
– Что видел?
– Как бабуля у окна сидит. Идёт домой с работы, а она в окно уставилась и семечки грызёт.
– И что он матери ничего не сказал?
– А зачем? Мать за бабкой присматривает, его не трогает. Придёт пьяный и на боковую.
– Ну и стерва, – выдала Анфиса, осмыслив свекровины козни.
– Ну ты, это… – Игорю стало неприятно. – Мать, всё-таки…
Укоризненно посмотрев на Игоря, Анфиса попросила мужа провести с матерью серьёзную беседу, чтобы впредь никаких детских шалостей, проверок и прочей ерунды, иначе она разведётся, заберёт дочь и уйдёт из дома.
– Не занимайся хернёй, – Фёдор терпеть не мог, когда ему ставят условия. – Да и не верю я в эти сказки. Не могла мать прикинуться больной. Вот не могла, не верю.
Фёдор прошёлся по кухне, о чём-то раздумывая, а после встал рядом с женой. На его лице читалось недоумение.
– Игорь, ты ж бабку с детства терпеть не мог. Вот это я точно помню. Ссорился с ней каждый день.
– Здрасьти-приехали, – шлёпнув своё колено, Игорь встал. – Это она мне мозги колупала, а не я. С батькой сравнивала, намекала, что я не от него.
– Даже если и так, ты всю жизнь будешь её ненавидеть? Кстати, мать о ней ничего плохого не говорит, а ты вспомнил тут, видите ли. Тьфу, противно!
Из троих братьев Федя считался самым рассудительным. Ну, это Нина так считала. Покладистый, сговорчивый, всё делает по уму. Чуть что не так в женском коллективе -Федя сразу ставит всех на место: жену и дочь. А так как внучку Нина в обиду не даёт, то нагоняй, получается, отхватывает только Анфиса. На мать кричать нельзя, дочь под прикрытием – остаётся жена. А раз уж все клинья сошлись на ней – значит, мама полностью права: из Анфисы никудышная хозяйка и никакущая жена и мать.
– Заболела одним днём и сразу на ноги вскочила, – прошептала обиженная Анфиса, уставившись на столешницу. – И язык ворочаться начал, и ноги заходили.
– А что? – Федька будто с пеленой на глазах. – Я по телевизору столько всякого насмотрелся, что и не захочешь – поверишь. Организм, как оказывается, – загадка природы. Люди взглядом предметы двигают, а ты о болезни судачишь.
– Верь больше, – отмахнулась жена. – Я пробовала, что-то ничего не получается.
– Пф-ф, – спрыснул Федя, – что ты там пробовала? Там – наука! – поднял указательный палец в потолок. – А ты кто? Деревня и есть.
– Да пошёл ты, – Анфиса подняла ремень с пола и удалилась в комнату.
– Может, ты и прав, – слова брата погрузили Игоря в раздумья. – Я давно задумываюсь, откуда люди на земле появились?
– Известно, от обезьян произошли, – Федя напомнил об источнике из школьной программы.
– Странно как-то, сейчас же они не превращаются. Сидят себе в джунглях, по веткам прыгают.
– Условия не те, – с сожалением вздохнул Федя, – раньше всё по-другому было. Люди больше трудились, осваивали новые технологии, а сейчас что? Бабы бельё на речку таскали, а сейчас у них доски специальные есть, а у кого-то и центрифуга – руки ломать не надо. Зимой и летом в лаптях ходили, здоровее были, а теперь? Туфли им подавай, а осенью – ботиночки. Ладно хоть зимой в валенках топают. Денег не напасёшься.
– Когда-то и денег не платили, – выдохнул Игорь, погрузившись в прошлое.
– Так чай будет или нет? – о, мать голос подала.
Федя включил конфорку, выставил на стол чашку с сахаром, проверил, есть ли свежая заварка.
– Сейчас! – ответил матери, перекладывая рафинад в любимую чашку Нины.
– Ладно, я спать пойду, а ты это, – почесав затылок, Игорь посмотрел на брата исподлобья и выдавил застенчивую улыбку. – Наташку не обижай. Себя вспомни в её возрасте. Сегодня побаловалась, а завтра голова болеть будет – вся охота пробовать пропадёт.
– Иди уже. Спокойной ночи, – уткнувшись в одну точку, Фёдор вспоминал себя в подростковом возрасте.
Ну, было дело, выпил впервые не в шестнадцать, как сказал при всех, а в тринадцать. Рвало дальше, чем видел. От батьки получил по ушам, а Игорь, брательник, заступился. М-да, всё-таки Игорь – отличный брат, за Федю стоял горой, а вот с младшим отношения с самого детства не складывались. Стёпка вырос баловным, хотя мать больше Игоря любила. Да и сейчас, если так посмотреть, чаще об Игоре вспоминает, волнуется за него, мол, как он там со своей мегерой поживает? Жёнка его матери сразу не глянулась: крикливая, задиристая, больно уж не уважает мужа, может при всех за столом гаркнуть на него, хотя Игорь не обращает внимание, продолжает шутить, клоун цирковой.
На плите вскипел чайник. Федя налил кипяток в чашку, разбавил крепкой заваркой, размешал сахар чайной ложкой.
– Мам, – стукнул два раза в дверь. – Я тебе чай принёс.
– Заноси, – сиплым голосом ответила мать.
Открыв дверь, Федя увидел спящую дочь и рядом сидящую маму.
– Садись, сынок, – Нина показала рукой на кровать. – Поговорить с тобой хочу.
Поставив чашку на комод, стоящий у кровати, Федя сел у материных ног. В комнате стоял жуткий перегар. Наташа посапывала и стонала во сне, зарывшись лицом в подушку.
– Наташку обижать не дам, – устало прошептала Нина, поглаживая внучку по спине. – А вот с Анфиской надо бы разобраться.
– А что такое?
– А то. Покуда я тут болела, – провела второй рукой по одеялу, – она шибко ухаживать не желала. А если я насовсем слягу, тогда что? Ты-то мужик, это всё ясно, тебе доступ к лежачей женщине закрыт, а она? Брезговала… Её не волнует, что я твоя мать, понимаешь? У самой матери не имеется, а на чужую плевать. Думай, сынок, думай. Я уже пятнадцать лет за ней наблюдаю, больно любви к тебе не ощущаю. Помнишь её первого, а? Вот те крест, – перекрестилась три раза, – о нём все думки. Я, как опытная женщина, вижу это с первого взгляда. Анфиске твоей Борька по душе, а на что она за тебя вышла – понять не могу. Думай, сыночка. На то тебе голова и дадена, чтобы думать.
Фёдор слушал мать, опустив голову. Неприятно, когда такие слова говорят о жене, но, если так подумать, Анфиса уже не та, на которой он женился. Эта какая-то нервная, озлобленная, смотрит исподлобья, а та молодушка была яркая, весёлая, улыбчивая. Возможно, с возрастом женщины и меняются, но почему жена Юрки Попова какой была, такой и осталась: задорной, шутки шутит да смеётся всё время? Стоит только столкнуться с ней на улице – сразу душа в пляс просится. Взглянешь на её белоснежную улыбку, и в груди песни поют. В глазах огонёк, голос – закачаешься. А как она двигается! Каждый шаг, что лебедь белая – плавно переступает, будто не по земле идёт, а парит.
– Мам, всё-то ты верно говоришь, – Федя выдохнул после долгой паузы. – Вот только, – повернул голову на мать, – девка у нас.
– И что? – Нина не видела преград. – Наташенька с нами останется, а эта… пусть идёт, куда хочет, – сказала, как отрезала.
Ну, дела-а… Взбаламутила мамаша мужика, ударила в самый центр, прониклась своей болтовнёй в сердце и заставила заволноваться.
– Спасибо, я подумаю, – бросив короткий взгляд на спящую дочь, Федя поднялся и вышел из комнаты.
Спать бы надо ложиться, но у Федьки закралась даже не доля, а девяносто девять процентов глубокого сомнения. Мать говорит, что все пятнадцать лет замечает за Анфиской какую-то отдалённость от семьи. Борьку вспомнила. Так он уехал из деревни и вроде как в городе живёт. Или в селе? Да Бог его знает, не попадался на глаза, и ладно.
– Да не-е, не может этого быть. Анфиска не такая. Не станет она встречи с ним искать и семью позорить. Не-ет, не хочу даже думать, – вышел на улицу, чтобы перекурить мамкины слова.
Курить пришлось много. Подкуривая одну за одной, Федя вспоминал прошлое и сопоставлял факты. Значит так, Борька с Анфисой повстречались полгода, так? Так. После он ушёл в армию, а там и Федька нарисовался. Окрутил девчонку, взял под заботливое крылышко, привёл к матери, мол, благослови, мать согласилась. Через год Наташка родилась. Анфиса вся в заботах, в домашних делах, мать – на подхвате. Всё чин по чину. А, ну да, Борька через два года вернулся, несколько месяцев покрутился в деревне и отчалил. Всё верно. Анфиске к нему бегать некогда было – девка на руках. А с другой стороны: если и встречались, то только для разговора. Может, Борька и звал обратно, да Анфиска-то с хвостом. Нет, не сходится. Кому чужой ребёнок сдался? Значит, не звал. Свыкся с мыслью о её новом положении и уехал, чтоб глаза не мозолить, или чтоб она не мозолила.
– Ну, вот! – выкурив шестую папиросу, Федя открыл дверь, чтобы пойти спать. – Вот так сходится. А то, что матери ни одна из невесток не понравилась – так это давно известно. Ладно, придёт время – притрутся и перестанут скандалить.
Успокоив себя, Федя лёг на кровать рядом с женой и положил руку ей на плечо. Рано утром первой всегда просыпалась Анфиса: корову подоить, поросят накормить, вычистить стойло, приготовить завтрак. Но сегодня на уши всех поставила Наташа. Ближе к пяти часам её начало сильно тошнить. Соскочив с кровати, Нина мигом сбегала за ведром и подставила под голову блюющей внучки.
– Ой, девонька, ну и напугала ты меня. Я чуть со страху не померла. Подумалось, что в окно кто-то лезет, а тут ты хрипишь, – придерживая волосы внучки, щебетала бабушка. – Вот так, вот так её, плюй, плюй всё, что есть. Да очистится нутро девичье от пакости безбожной, – начала вслух придумывать молитвенную речь, чтобы помочь Наташе.
– Ты где вчера была? – проснувшись, Анфиса сразу побежала в комнату свекрови. – Кто тебе наливал?
– Ни-ик-то-о, – Наташа заплакала, почувствовал поганый привкус в горле и ощутив боль в желудке.
– Не ври, где взяла? Отвечай! – настаивала мама, запахивая домашний халат на груди. – Все наши знают, кому сколько лет! Кто посмел налить?
– Не кричи, – бабушка начала заступаться за любимую внучку. – Не видишь, ей плохо!
– Ну да, а вчера, видимо, было очень хорошо, – язвила Анфиса, глядя на скорчившуюся дочь. – Нахалка!
Следом подтянулся и Фёдор. Встал позади жены, широко зевнул и попросил завтрак.
– На работу пора. Мы с ней потом поговорим, – занял почётное место за столом в кухне.
Анфиса поняла – сейчас серьёзного разговора не получится. Закрыла дверь, поправив волосы на затылке, и направилась к холодильнику. Повезло Наташе, бабушка – заступница рядом, в обиду не даст. Сейчас очистится от яда и отоспится до обеда, а там и дядька своё слово в защиту вставит. Мать и отец успокоятся. А позже забудут об этом неприятном инциденте.
Всё бы ничего, да только батька на обед вернулся с «подарочком», который ему преподнёс отец Володи.
– Где она? – Фёдор влетел в дом, как ураган. – Наташка!
Наталья только-только пришла в себя, отоспавшись как следует и плотно пообедав куриным бульончиком, сваренным бабушкой специально для внучки, чтобы привести в порядок кишки.
– Иди сюда, паскудина такая! – отец стоял в дверях и громко сопел, выпуская «пар» через расширенные ноздри.
– Ты чего такой? – послышалось из сеней. – Случилось что-то?
Обернувшись, Федя увидел брата с ведром в руке, наполненным молодой крапивой.
– Наташку не видел?
– В огороде они, загорают.
– Я ей сейчас, мать твою, позагораю, – отпихнув брата, Федя рванул в огород.
Рядом с домом, со стороны огорода, где растут морковки с огурцами, есть небольшая лужайка. Её специально не скашивают, оставляют травку для возлежания или небольшого пикничка. Вот туда-то и направился Фёдор, нервно размахивая лаковыми туфельками.
– Лежишь? – приоткрыв дощатую калитку, резко дёрнул её на себя. – А мне тут птичка на тебя донесла…
– Не кричи, только вздремнула, – заговорила мать, приподнимая махровое полотенце.
– Дома надо спать, – одёрнул полусонную маму Фёдор. – Иди сюда, – грозно взглянул на дочь, лежащую рядом с бабушкой. – Иди и забери свои тапки.
– Это туфли, – голос Наташи звучал уныло.
Ох, откуда они у него? Где он их нашёл?
– Иди, я сказал! Вставай! – у отца лопалось терпение.
– Федя, у меня сейчас голова разболеется, – в строгости мать не уступала. – Обед готов, иди и лопай.
Федька закатил глаза, как кокетливая девчонка, и выдохнул.
– Если ты сейчас же не встанешь…
– Ба-абушка-а, – тоненьким голоском протянула Наташа, видя, как отец злится.
– Пойдём в дом, внученька, – Нина закряхтела, приподнимая торс. Сдёрнула с лица полотенце и попросила сына подать руку. – Не отдохнёшь с вами, – пожурила Фёдора, когда тот помог подняться. – Что это у тебя в руке? – обратила внимание на обувь. – Наташины?
Наташа старалась держаться бабушки, чтобы ненароком не схлопотать подзатыльника от рассерженного отца. Она его, конечно, побаивалась, но любимая бабуля-то рядом, она всегда спасёт.
– Её, её, – Фёдор пристально смотрел на дочь. – Хочешь знать, кто мне их принёс?
– Кто? – свернув плед, Нина направилась к калитке.
– Виктор Петрович, – медленно выговаривая имя и отчество, Федя напряг челюсти. – Бригадир наш.
– И что? – Нина вышла с огорода, придерживая внучку за руку.
Наташа семенила, пытаясь проскочить между столбиком, на котором держится калитка, и неторопливой бабулей, чтобы отец не успел стукнуть по макушке, но не успела. Фёдор размахнулся и треснул дочь по заднице туфлями.
– Ай! – ухватившись за правую ягодицу, Наталья подпрыгнула на месте.
– Ты где вчера была?! – и тут отца прорвало. Такого бешеного взгляда Наташа ещё не видела за свою короткую жизнь. – Стою, пилю, а он подходит сзади и аккуратненько так ставит эти чёртовы ботинки мне на стол! – потряс в воздухе запылившейся обувью.
– Это туфли, – насупившись, девочка всхлипнула от внезапной боли.
– Так, отойди! – вскрикнула мать, ударив сына по руке. – Я вам дам девку обижать! Потеряла, и что? Нашлись, и слава богу! А вам лишь бы бить!
– Да что ты лезешь всё время? – глаза Фёдора налились кровью. – Ты представляешь, как она опозорила нас? Уже вся деревня в курсе! Ко мне уже один подошёл, спросил, правда или нет! Второй!
– А ты слушай их больше! У нас столько любителей в чужую семью нос сунуть!
– Да замолчишь ты или нет? – Федя впервые прикрикнул на мать, та аж опешила. – Её на озере пьяную видели! Виктор рассказал, как она пьяная прыгала у них в саду! Платье задрала, и все трусы наружу!
– Неправда-а! – зарыдала девочка, уткнувшись в плечо бабушки.
– Довели ребёнка! – обняв внучку, Нина ещё раз ударила сына по руке, и туфли упали на траву. – Что вы все к ней лезете? Между собой разберитесь для начала! Вот вовремя я за её воспитание взялась! Вовремя к себе девку привадила, а то выросла бы такой, как её мамка!
Дверь дома скрипнула, и на крыльце появился Игорь. Он не стал встревать в семейные разборки, не его это дело. Сел на верхнюю ступень и закурил, прислушиваясь, о чём это говорит мать.
– При чём здесь Анфиса? – Фёдор попытался перекричать мать. – Что ты на неё наговариваешь? А ты, – зыркнул на рыдающую девочку, – иди домой! Я с тобой вечером поговорю!
– Я тебе поговорю! – прижав к груди вздрагивающую внучку, Нина разозлилась не на шутку. – Я тебе так поговорю, что костей не соберёшь! В кого ей быть, если мать – бестолочь? Если бы не моё воспитание, то Наташка такой бы и стала! Ну, отравилась вчера чем-то и что? Сегодня полегчало! А с Анфиской надо было давно разобраться, а не молчать! Ты из-за неё на девку кидаешься! Я это сразу поняла!
– Мать, – Фёдору надоело кричать. Пнув ногой туфли, направился к крыльцу, – не могу больше…
Не выдержал спора с матерью, пошёл обедать.
– Я тебе о чём говорю! – Нина отпустила Наташу и зашуршала босыми ногами, догоняя сына. – Стой! – поймала его за рубаху и потянула на себя. – Пора бы глаза тебе открыть, сыночек! Пора за жизнь семейную браться! Хватит на Анфиску глядеть и всё прощать!
Вспомни его, вот и оно: из-за угла дома показалась Анфиса. Она спешила домой из магазина со свежим хлебом, чтобы успеть подать его к столу.
– А-а, вот и она-а! – Нина перекинула злость на невестку. – Здравствуй, голубка моя! Пришло время разоблачаться!
– В каком смысле? – Анфиса никак не ожидала застать дома скандал.
Остановившись у крыльца, уставилась удивлённым видом на своих домочадцев.
– А я сейчас покажу! – свекровь юрко взобралась на крыльцо и скрылась в сенях.
– Что здесь у вас? – спросила недоумевающая женщина, поставив тряпичную сумку на ступень. – А? Игорь? Федя? Что здесь происходит?
– А это ты у дочки своей спроси, – ответил Фёдор и ткнул пальцем Наташу в спину.
– Ба-абу-ушка-а! – взревела девочка и побежала в дом – искать успокоения в объятиях бабули.
Из сеней донеслось: «Погоди». Нина спешила на выход.
– А вот, погляди-ка! – встала на крыльце и с довольной ухмылкой вытянула руку с потрёпанным конвертом среднему сыну.
Брови Феди сошлись на переносице.
– Это что? – руки сами потянулись к конверту.
В животе моментально образовалось ощущение тяжести, будто Федя переел, хотя ещё и не успел пообедать. По спине побежали мурашки, ладони вспотели. Конверт оказался вскрыт. Вытащив из него пожелтевшую бумагу, развернул и принялся читать. На середине остановился, поднял глаза на жену, сжал губы так, что заходили желваки на скулах. Анфиса смотрела на мужа и ждала информации. От кого это письмо, что там написано?
Дочитав до конца исписанных два листа, Фёдор сложил письмо, сунул в конверт и вернул матери.
– Пойдём, – жёстко схватил жену под локоть и поволок в дом.
Выгнав Наташу из дома, Фёдор затолкал жену внутрь и захлопнул дверь. Предчувствуя беду, Игорь встал, сплюнул на землю и с презрением посмотрел на мать.
– Куда собрался? – Нина ощущала удовлетворённость, радость и даже величие над невесткой. Наконец-то Федя соберёт её вещички и погонит прочь.
– Ты зачем это сделала? – задал вопрос строгим тоном. – Тебе больше всех надо?
– А что? Что я такого сделала? Открыла ему глаза на беспутницу. Хватит ей в рот заглядывать да улыбаться. Ещё неизвестно, сколько раз она к нему на свиданку бегала.
– К кому?
– К хахалю своему, к кому ж ещё? И ведь не совестно ж было письма от него принимать, нахалка такая. Долго я молчала, стыд её прикрывала, а теперь пусть Федька покажет ей дорогу, – идиотская ухмылка матери взбесила спокойного сына.
– До чего ж ты глупая, мам. Хочешь обижайся, хочешь нет, но глупости тебе не занимать.
– Ты как с матерью разговариваешь? У жены своей научился? Дал Бог невесток, чтоб их. Что одна – дура, что другая! И что это она с тобой не приехала, а? Меня боится?
– Да сдалась ты кому. Работает, работа у неё ответственная.
– Ой ли? Посмотрите, какая краля, работает она! Помню, помню, как она на меня посмотрела, когда я корову подоить попросила, неженка прям вся стала. Из деревни в город выползла и королевой стала. Не обломились бы, рученьки, а помогать её не научили.
– Хватит всех грязью поливать. Лучше бы на себя посмотрела, – переступил порог и добавил, – сама-то, что придумала? Слегла и вдруг воскресла.
– Цыц, с матерью так разговаривать! Не смей, слышишь, Игорь? Не смей!
Наташа стояла на крыльце и слушала разговоры взрослых, не понимая, откуда вдруг у матери хахаль появился, и с чего это бабушка внезапно взъелась на тётю Раю?
– Бабуль, а хахаль-то из местных? – поинтересовалась девочка.
– Из бывших, – не подумавши ответила Нина и сразу же опомнилась. – Ты-то куда нос свой суёшь? Не твоего ума дело. Иди на лужайку и сиди там, не подслушивай.
Эх, а так хотелось поучаствовать в непринуждённой беседе, узнать прошлое родителей, о котором они почти ничего не рассказывают. Наташа, пригорюнившись, ушла в огород и встала за стенкой. Любопытно же, что ещё нового бабушка выложит о матери?
– При ребёнке… – неодобрительно покачал головой Игорь и вошёл в дом.
Нина осталась ждать снаружи.
– Хоть бы отлупил её, что ли, всё ж наука, – присела на крыльцо в ожидании скандала.
Открыв вторую дверь, Игорь наткнулся на сидящую у порога Анфису. Она закрыла лицо руками и тихо плакала. Фёдор сидел на лавке и не спускал с неё глаз.
– Когда встречались, до рождения Наташки или после? – его гневный взгляд говорил о надвигающемся мордобое.
– Фёдор, – Игорь терпеть не мог драки и громкие ссоры, – ты бы утихомирился. Зачем закатывать истерику?
– Уйди, – прошипел раскрасневшийся Федя, – уйди от греха.
– Федь, а чего она здесь сидит? – аккуратно взял Анфису под мышки и приподнял.
Женщина зарыдала ещё громче.
– Ну встань, – вежливо попросил Игорь, пытаясь поставить невестку на ноги. – Анфис, подымайся.
Почувствовав опору под ногами, Анфиса развернулась и уткнулась в грудь Игоря, вцепившись при этом в его футболку. Тонкая ткань моментально промокла и прилипла к волосатой коже.
– Довёл жену, – прорычал Игорь. Он не терпел женских слёз с детства. Неважно, виновата женщина или нет, ему всегда было жалко хрупкую эмоциональную натуру. – Анфис, ополосни лицо, тебе надо успокоиться.
– Может, ты свалишь наконец?! – вскочил Фёдор, сжав кулаки. – Сами разберёмся, без твоей помощи!
– Кончай орать, – Игорь еле сдерживался. – Зачем ворошить прошлое? Вспомнили и забыли, – подвёл Анфису к умывальнику.
– Что забыли? Прихвостня её бывшего? А как теперь доказать, что Наташка от меня, если она к нему ночами бегала?
– Никуда я не бегала! – взвыла Анфиса, убрав руки от лица.
И тут Игорь заметил красное пятно на её щеке, прямо под глазом, свежее, припухшее.
– Ты её ударил? – Игорь переменился в лице. – Да как у тебя рука поднялась?
Бросился на брата и повалил на пол. Зажал его руки коленями и со всей дури врезал кулаком по лицу.
– Сволочь! – Федя не успел увернуться. – Слезь! Слезь, я сказал! Прибью, зараза!
На крик прибежала Нина. Увидев дерущихся сыновей, заорала во всё горло: «Караул!»
– Я тебя… – хрипел взбесившийся Игорь, нанося удар за ударом, – на женщину руку поднимаешь?
Федя сумел высвободить руки и накрыть ими окровавленное лицо.
– Что ты стоишь? – Нина вцепилась в руку невестки. – Зови на помощь! Они поубивают друг друга!
Услышав голос матери, Игорь прекратил дубасить брата и, задыхаясь, слез с него.
– Если бы не ты, – хватая ртом воздух, встал на колени, – ничего бы этого не было.
– Да я тут причём? – Нина проливала слёзы, не отпуская руку Анфисы. – Это всё она, – толкнула невестку и бросилась к Феде, который сел у печки и сплёвывал кровавые сгустки на пол.
– Зуб выбил, скотина, – прохрипел Федя, потрогав языком дырку в десне. – А ты, – показал дрожащей рукой на жену. – Собирай манатки и на выход.
– Федя, не виновата я! – Анфиса рыдала навзрыд. – Не знаю, чьё это письмо! Я Бориса уже сто лет не видела! Да не встречалась я с ним, Богом клянусь.
– У-у, шельма, – прошипела Нина, успокоившись. – И как только земля тебя носит.
– Честная она, зуб даю, – Игорь поднял с пола выбитый зуб и кинул его в Фёдора. – Моё это письмо.
Услышав о письме, Федя встал в ступор. Мать, пристально посмотрев на старшего сына, поднялась на ноги, отряхнула подол платья и плюхнулась на лавку, положив руки на колени.
– Так это что ж получается? Не с Борькой, а с Игорем любовь крутила? – придя к развратному выводу, Нина поняла, жёсткое воспитание сыновей ни к чему не привело. – Игорь, и как тебе не совестно, а? – Ты ж не себя, ты брата подставил, – в голове не укладывается, как такое могло случится?
Ещё не разобравшись, что к чему, Федя кое-как встал и прислонился к печке.
– Ну вы и сволочи, – вытер ребром ладони красные ручейки под носом, – не брат ты мне больше, – направился к умывальнику, чтобы умыть лицо. Открыл кран и с ненавистью в глазах посмотрел на жену. – Змея, ну ты и змея Анфиска.
– Да вы совсем, что ли? – потирая отбитые пальцы на правой руке, Игорь пересел на лавку. – Она-то тут причём? Не ей писалось, а Машке Шубиной.
– Как Машке? – удивилась Нина. – Зачем Машке?
– Можешь врать, сколько влезет, – Федя уже никому не верил. Ополаскивая болезненный нос, распухшие губы, набирал в рот воды и сплёвывал. – Но прикрыть Анфискины гулянки не получится.
Анфиса стояла рядом с мужем и хлопала ресницами. Ей точно никто из местных писем не писал, тем более, брат Феди.
– Машке это письмо предназначалось, – Игорь стоял на своём. – Мы с ней встречались, так-то.
– Да как ты мог встречаться, она же замужем уже была? – матери не верилось, что Маша, местная скромница, в тайне от мужа имела любовь на стороне.
– Да вы много не знаете, – суставы ломило, и Игорь не переставал растирать правую кисть. – А письмо я Анфисе оставил, в комнате на подушке, когда в дорогу собирался.
– Ой, я вспомнила, – прошептала Анфиса, – ты же просил передать ей… – поймав на себе пристальные взгляды мужа и свекрови, сразу замолчала.
– Э-эх, – покачала головой разочарованная Нина, – сводница. Тьфу.
Надежды на разлуку сына с невесткой рухнули в одночасье. Расстроившись, Нина медленно поднялась с лавки, махнула на всех рукой и потопала вразвалочку на улицу. Ну что за день такой? Ни тебе новости хорошей, ни душевного удовлетворения. А планов-то, планов за последние полчаса успела настроить! Видимо, придётся ещё пятнадцать лет терпеть мерзкую невестку. Да на неё взглянешь – плакать хочется! Серая вся, лицо какое-то задумчивое, ни поговорить, ни слова ласкового…
– Жить с ней – одна тоска, – Нина вышла на крыльцо, покряхтывая спустилась, подошла к огороду и позвала внучку. – Наташка! Подь сюда, поговорить с тобой хочу.
Наталья подошла к бабуле, протянувшей руки, и крепко обняла, демонстративно шмыгнув носом.
– Я так тебя люблю, бабушка, – уткнулась лицом в её плечо. – Они поругались, да? – полюбопытствовала о родителях.
– Наташ, вот скажи мне. Кто для тебе дороже всех на свете? – ласково спросила Нина. – Кого ты любишь больше всех?
– Вас, – вздрогнула девочка, уставившись на бабушку. Вопрос застал её врасплох.
– Кого «вас»? Скажи конкретнее, – Нина улыбнулась, и, чтобы добиться нужного ответа, поцеловала внучку в лоб.
– Тебя, – вполголоса произнесла растерянная Наташа, вглядываясь в хитрые глаза бабушки.
– Ты ж моя девочка! – восторженно воскликнула Нина и ещё сильнее сжала в объятиях драгоценное дитя. – Я так и знала! Ты – мой котёнок, золотце моё, счастье ты моё!
Слёзы потекли из глаз ранимой бабушки. Наташа не смогла удержаться и заплакала вместе с ней.
– А мамку, мамку свою ты любишь? – Нина подходила к главному вопросу осторожно, издалека.
– И мамку, – захлюпала носом растроганная внучка.
– А папку?
– И его тоже.
– А кого больше, мамку или папку?
Наташа нахмурила брови.
– Не знаю, – плакать расхотелось моментально. Сердце девочки предчувствовало, что-то здесь не так. – А что? Зачем ты спрашиваешь?
– Мамка твоя Федю не любит, – выдала Нина без зазрения совести. – А он с ней мучается. Уже пятнадцать лет мучается и не знает, как поступить.
– Они хотят развестись? – сообразила девочка и заплакала ещё громче.
– Хотят, но не могут.
– Почему?
– Из-за тебя, девочка моя, из-за тебя.
– А что я такого сделала? – рёв поднялся на весь двор.
– Жалеют они тебя, вот поэтому и не расходятся. А вот ты мне скажи, скажи, Наташенька, – Нина взялась за мокрый подбородок Натальи и приподняла голову, чтобы видеть её глаза. – С кем тебе будет лучше, с папой или с мамой?
– Не знаю-у! – допекла бабуля внученьку, ужалила в детскую душу.
– А со мной? Со мной тебе, как будет?
– С тобой? – Наташа перестала убиваться. Всхлипнула два раза и ответила с улыбкой. – С тобой мне всегда хорошо.
– Ну вот и славненько, вот и договорились.
Дверь дома распахнулась настежь, благодаря сильному толчку ногой, и на крыльце появился Фёдор. Уже не такой нервный, но задумчивый. Наталья повернула голову, думая, что на улицу вышла мама, но, увидев ужасный вид отца, застыла на месте.
– Во-от, видишь, до чего мамка твоя отца довела? – зашептала Нина. – Из-за её прихоти два брата подрались.
Переведя напуганный взгляд с папы на бабушку, Наташа вздрогнула. Отца избили… Нос набок, губы распухли, на нижней губе трещина, под глазами синяки. Ужас какой, ему же больно!
– Папа! Папочка! – жалость к побитому отцу вывернуло детскую душу наизнанку. Наталья бросилась бежать на крыльцо, пожалеть любимого папочку.
Позади Фёдора показалось зарёванное лицо матери. Устремив на неё озлобленный взор, Наташа сжала губы и нервно засопела.
Стоя по стойке смирно, Фёдор смотрел изумлёнными глазами на мать. Его душа оттаяла от крепких объятий Наташи. В последний раз она обнимала папу в семилетнем возрасте в Новогоднюю ночь, когда он нёс её сонную в постель. Лицо Феди расплылось в улыбке.
– Не плачь, – погладил девочку по спине, – всё хорошо. Повздорили, и будет.
– Папочка, – расстроенная Наташа захлёбывалась слезами, – прости меня! Я больше никогда тебя не подведу!
– Ну что ты, что ты, девочка моя, ты ни в чём не виновата.
Глядя на умилительную сцену, Нина полностью приняла тот факт, что одержала победу над сыном и внучкой. Ну, держись, Анфиска, твоё время кончилось, по краю лезвия ходишь. Нагулялась и хватит.
«Не позволю моего Федьку за дурака держать, – пронеслось в голове ехидной женщины. – Сегодня-завтра подаст на развод. Хватит нас дурить и позорить на всю округу. Правильно Верка сказывала: в тихом омуте черти водятся».
Ох уж эта Верка – продавщица местная. И всё-то ей дело есть до каждого. Всюду лезет, всё обо всех знает. Сто́ит только увидеть кого-то поздно вечером (рано утром) или в деревне, или в городе – слухи о чужой репутации мигом разлетаются среди её любопытного окружения. Вот и Анфиса попала под раздачу, так, невзначай. Съездила в городскую клинику да по местному рынку прогулялась в компании случайно встретившегося Бориса, который когда-то ухаживал за ней. И надо ж было этой Вере на рынке появится? Совпадение. К мило беседующей паре подходить она не стала, но, уставившись со стороны, сделала кое-какие выводы, мол, если улыбаются друг дружке и ходят в одиночестве – значит, любовь у них.
– А то как же? – Вера распиналась перед Ниной в пустом магазине, выдавая ей сдачу. – Он без жёнки, и эта без Федьки. Идут между рядками, медленно так, не спеша. Он ей что-то рассказывает, а она улыбается и в глаза ему заглядывает.
– А ты? – недовольно спросила Нина, укладывая в сумку свежий хлеб.
– А что я? Иду себе сзади и думаю, ни стыда ни совести. У него ж жёнка в родильном, а он на свиданки бегает.
– Да ты что? – Нина обомлела от такой новости. – Ой, какое бесстыдство. А потом что? Обнимались, не?
– Откуда мне знать? Я за товаром приезжала. Покуда время было, сбегала на рынок, а тут – они… Ой, Антиповна, я б на твоём месте Федьке доложилась! Это ж какую чёрную душонку надо иметь, чтобы честного мужика перед людя́ми позорить?
– Да не поверит он. Ты думаешь, я не старалась глаза ему открыть? Не верит матери, и всё тут.
– Видать, она ему подмешала чтой-то, раз уж расставаться не желает, – всезнающая продавщица высыпала звонкую сдачу в блюдце.
– Да ну-у, – возмутилась Нина, забирая монетки. – По ней и не скажешь, что она способна на такое.
– Нин, вот ты меня удивляешь, ей-богу! – вспылила Вера. – Я тебе говорю об измене, а ты о каком-то привороте сомневаешься!
– Ох, Верочка, я уже и не знаю, во что верить, – пригорюнилась Нина, положив кошелёк в сумку поверх душистого хлеба. – Вроде тихая она была, слова поперёк не скажет, а потом как чёрт из табакерки – раз! И выскочила сущность бесовская. Смотрит исподлобья, вся какая-то себе на уме. Корову подоит, придёт в дом и молча цедит в банку. Ужин готовит и молчит, молчит. Мне иногда боязно с ней говорить. Федя тоже другим стал. Задумчивый. Грустный, что ли… Ох, Верочка, попортила эта девка моего Феденьки жизнь.
– Послухай, а у Игорька-то как? – поинтересовалась Вера, положив мощную грудь на прилавок. – Ему-то в любви повезло?
– Ой, – разочарованно махнув рукой, Нина взяла сумку и собралась уходить. – К той на пушечный выстрел не подходи. Сожрёт и не подавится.
– Ну и не невестки у тебя-а, – покачала головой Вера, отодвинула подальше счёты и выпрямилась спину. – А внучка-то как? Ты говорила, что она ближе к матери, чем к тебе! – крикнула напоследок уходящей покупательнице.
– С моей помощью научится различать плохое от хорошего! – ответила Нина, переступив порог магазина.