Закончив все дела по дому, Людмила взглянула на часы. Стрелки показывали 00:43.
– И где эту Олесю носит? – легла в тёплую, мягкую постель, снимая с головы косынку.
Положив головной убор на стул рядом с кроватью, натянула на себя ватное одеяло и прикрыла уставшие глаза. Завтра Серёжа вернётся домой. Тяжело, когда он неделями отсутствует, очень тяжело. Но по-другому никак. Работы в деревне для него нет, в районе – тоже. Приходится кататься в дальнюю даль, чтобы прокормить семью. Нет, семья Люды не голодает. Есть и огород, и теплица с парником, куры, утки, но на одежду и технику приходится складывать по копеечке, чтобы накопить нужную сумму. А на это уходят месяцы.
– Как же раньше хорошо было, – Люда отмотала в голове несколько лет назад и вспомнила свою свадьбу, рождение дочери, работу в местном продуктовом магазине, добрейшей души маму и строгого хмурого отца. Вспомнила молодого мужа с юным пушком над верхней губой и первый поцелуй, когда Люда потеряла голову от любви. – Слава богу, Павлиниха уехала отсюда и больше не потревожит нас своим присутствием. Серёжа меня любит и только меня, – засыпая, убеждала себя в искренних чувствах любимого мужа.
Ровно через час Людмила очнулась и резко села на кровати. Какое-то странное, неприятное чувство охватило её нежное сердце. В душе поселилась тревога. На часах уже 01:43.
– Олеся! – крикнула в сторону соседней комнаты и поторопилась надеть растоптанные домашние тапочки. – Олеся, ты уже дома?!
Запутавшись в длинном халате, побежала в комнату дочери. Открыла дверь. Кровать заправлена, мягкие игрушки лежат на подушке в таком же порядке, как их положили вечером. Ощущая внутреннее беспокойство, Люда выскочила на улицу.
– Олеся! – подбежала к калитке и крикнула во всеуслышание. – Доченька!
Присмотревшись в темноту чуть дальше соседнего дома, заметила человеческую фигуру, идущую навстречу. Выбежав на дорогу, Людмила встала у обочины и начала всматриваться. Её ли это дочь или нет. Да, это была Олеся. Она шла на заплетающихся ногах, размахивая руками. Что-то говорила себе под нос и спотыкалась на ровной дороге.
– Олеська! – узнала-таки родную дочь. Кинулась к ней, чтобы отругать за столь позднее возвращение домой. – Ты где была? Я же сказала, до двенадцати.
– А что ещё ты сказала? – подвыпившая девчушка остановилась перед матерью и подняла мутные глаза. – А? Что ещё и кому ты сказала? Отойди, – повесив голову, оттолкнула мать и двинулась к дому.
Только сейчас Люда заметила потрёпанный внешний вид молодой девушки. Волосы были спутаны и перекручены, словно ими мыли пол, косметика на лице размазана, в правой руке – туфли, а одежда… Одежда выглядела так, будто Олесю катали по зелёной траве.
– Ты где была? – ошалевшим голосом спросила мама, шагая позади. – Ты где так извалялась?
– Да отвали, а, – Олесе с трудом давались человеческие слова. – Я спать хочу.
Обогнав девушку, Люда встала перед ней, преграждая дорогу.
– Ты что, пила? – только теперь она уловила запах спиртного. – Что пила? Где взяла? – заваливала вопросами качающуюся дочь. – А Галя? Вы же вместе уходили. Где она?
– Там, – махнув рукой, в которой болтались туфли, Олеся побрела домой.
– И эта тоже? – в голове Люды расползлись бредовые мысли. – Это она тебя подтолкнула?
Олеся не отвечала. Разговаривать с матерью не хотелось, тем более о подруге. С огромным трудом дойдя до калитки, девушка набросила на частокол руки и заныла:
– Мне плохо…
– Вся в мать, – зашипела Люда, подхватывая дочь. – Что та шаболда, что эта. Не дружи с ней больше, слышишь? Чтобы я вас вместе больше не видела.
Олеся кряхтела, сопела и давилась от рвотных рефлексов, когда мама тащила её пьяное, обмякшее тело в дом. С горем пополам заволокла на крыльцо и прислонила к облупленной деревянной стенке, чтобы ухватить девчонку поудобнее. Отмахиваясь от материнских рук, Олеся чуть было не свалилась с крыльца, но Люда поймала нетрезвую дочь за шиворот и с силой встряхнула, обругав за позднее гулянье и пьянку неизвестно с кем.
– Отвали-и, – качаясь на ватных ногах, девушка продолжала отпихивать мать, уронив при этому туфли. – Я сама.
– Куда сама? – Люде не терпелось затолкать девчонку в сени, чтобы не дай бог никто не увидел, в каком состоянии пришла домой дочь бывшего школьного завхоза.
Открыв пошире входную дверь, Люда взяла девочку за запястья и повернула лицом ко входу, легонько ткнула в спину.
– Ой, мне плохо, – внезапно развернувшись, Олеся приложила ладонь к шее, не успев закрыть рукой рот, и её начало полоскать прямо под ноги ошарашенной мамы.
– Отравили ребёнка, – отпрыгнув назад, Люда сморщилась от вида неприятной лужи, оставленной Олесей. – Ты что пила?
Судя по бордовой кашице, расплывшейся по потрескавшейся доске, дочь баловалась вином.
– Ой, мам, – застонала измученная Олеся, чувствуя муторное состояние всего организма, – дай водички.
– Сейчас, сейчас, – заметалась на месте мама, не зная, что делать: проводить дочь в дом для начала или принести холодной, колодезной воды.
Всё-таки решила отвести Олесю в комнату.
– Пойдём, – обняла за пояс и повела в постель. – Тебе бы умыться.
– Не хочу, – всхлипнула расстроенная девица, на ходу цепляясь за дверные косяки, стены и спотыкаясь о пороги. – Я умереть хочу.
– Ты что такое говоришь? – возмущённо вскрикнула Люда, доведя её до кровати. – Садись и не смей так думать! Сейчас ляжешь, выспишься, а утром папа приедет, – уложив Олесю, втянула спёртый воздух через раздувшиеся ноздри. – Фу, какой же перегар будет тут стоять.
– Ну и пусть, – неуклюже заворачиваясь в одеяло, буркнула девушка.
– Подожди, раздеться надо.
– Не хочу, – широко зевнув, Олеся заговорила каким-то обиженным тоном. – Я ему про любовь свою, а он… – захлюпала носом, – ржёт, как сивый мерин.
– Кто? – мать присела на край кровати, отворачивая в сторону нос.
– Он… Ох, ма-ам, он такой классный. Мы с ним на траве лежали и разговаривали, разговаривали… Он мне искупаться предложил… Ребята домой ушли…
– Спи, спи давай, хватит болтать, – укрывала одеялом любимую дочь до шеи. – Завтра расскажешь. Надо встать пораньше, чтобы отца встретить.
– Да пошёл он, – засыпая, Олеся говорила не так громко. – Я их видела, мам.
– Кого?
– Их. Он её в машину посадил, а меня тошнить начало. А я лежу и думаю, чтоб вы разбились.
– Господи, разве так можно, желать кому-то плохого?
– Ему? Можно, – в полудрёме шептала девушка. – Я ему шину стекляшкой порезала. Надеюсь, они лежат где-нибудь на обочине… Мёртвые…
Поднявшись с кровати, Люда пристально посмотрела на дочь, помахала рукой у лица, чтобы развеять отвратительный запах спиртного, подошла к двери, задержалась на секунду и обернулась.
– Нельзя так, доченька, – с прискорбием в глазах посмотрела на спящую Олесю, – ты ещё такая молоденькая. Будет в твоей жизни любимый человек. Не торопись.
Вышла и закрыла за собой дверь с такой аккуратностью, чтобы не потревожить сон любимой дочери. Олеся спала, как убитая.
Люда не смогла сомкнуть глаз. Крутилась, меняла положение в постели, дёргала ногой, чтобы расправить низ одеяла, и всё время думала о муже. А ведь она тоже была в подобной ситуации. На выпускном, когда Сергей неожиданно исчез из клуба вместе с Наташей. С той самой, которая вела себя, как распущенная девица. Целовалась со всеми подряд и хвасталась перед Людмилой своими женскими достижениями.