В половине седьмого Дэвид поспешил домой, чтобы переодеться. Он воткнул бритву в розетку. Будь проклята Ди! Но кузина Дидра получала все, что хотела. Он полностью осознал ее могущество, став вице-президентом фирмы «Герберт, Чейзен и Артур». При спаде на фондовой бирже, когда брокерские конторы сокращали штаты, он был повышен в должности. Пока Дэвид занимался ценными бумагами Ди, он мог не беспокоиться о будущем. Будь прокляты Ди и его отец, не имевший собственного состояния. Нет, он так не думает. Старик трудился, не щадя свои сил, и зарабатывал в год почти сто пятьдесят тысяч. Но пока матери требуется десятикомнатная квартира на Пятой авеню, штат прислуги из трех человек и дом в Саутгемптоне, ему не приходится рассчитывать на наследство. Они и не пытались сколотить капитал – у кузины Дидры хватит средств на всех.
Ее брак с Майком Уэйном поверг родственников в смятение. Мать три дня плакала и глотала либриум. Прежние мужья Ди не представляли угрозы. Все они принадлежали к одной категории очаровательных воспитанных легковесов. Но Майк Уэйн – отнюдь не легковес. Его прежние пассии были вдвое моложе Ди. Но самое серьезное беспокойство вызвало то, что Ди не совершила своей обычной процедуры, связанной с завещанием. Ею прежде занимался отец. Ди составляла документ, который семья называла «открытым завещанием». Перед очередным браком она приезжала в офис отца вместе с женихом и диктовала новое завещание, весьма выгодное для ее избранника. В день свадьбы он получал копию. На следующий день Ди возвращалась в юридическую фирму одна и оформляла другое завещание, по которому новому мужу выделялась символическая сумма, если к моменту смерти Ди их брак не будет расторгнут.
Она была замужем за Майком уже почти месяц. И фамилия Майка не была упомянута в «открытом завещании». Дэвид, его отец и Клифф (младший брат матери, также служивший в юридической фирме) были ее душеприказчиками. Каждому из них предстояло получить несколько миллионов. Львиная доля капитала должна была составить Грейнджеровский фонд; Дэвида ждала должность его президента с годовым окладом в сто тысяч долларов.
Конечно, Ди еще не собиралась умирать. Пятьдесят лет – это не старость. Но вряд ли она сумеет стать долгожительницей. В последние годы пресса уделяла много внимания ее болезням. Ди преследовали обмороки. Врачи находили у нее врожденный шум в сердце и гипертонию. (Но она продолжала принимать таблетки, убивающие аппетит, и радовалась своей модной худобе.) Ей сделали несколько операций… женские дела. Однажды она чуть не умерла от «гриппа». (На самом деле она наглоталась снотворного из-за какого-то таинственного любовного романа.) Странно. Дэвид считал Ди неспособной на сильные чувства. А почему бы и нет? Он тоже раньше думал, что не способен испытывать подлинные эмоции.
Он вытащил бритву из розетки и освежил лицо туалетной водой. Надо уметь видеть во всем положительные стороны. Что касается завещания – возможно, Майк действительно влюблен в Ди и не строит корыстных планов. Возможно, он не стремится завладеть ее деньгами. Если Майк не проявит чрезмерной жадности, их хватит на всех. Однако наличие у него дочери усложняет ситуацию. Никто не знал о ее существовании до звонка Ди. «Дэвид, дорогой. Ты должен выручить меня и вывести ее в свет. Я буду счастлива, зная, что о ней заботится близкий мне человек. Ты окажешь мне этим большое одолжение».
Одолжение? Это был приказ!
Он снова ругнулся себе под нос. Будь проклята Ди! Черт возьми, последние дни он ненавидел всех и вся. Его отрывали от Карлы!
Карла! На мгновение он замер перед зеркалом, разглядывая себя. Невероятно! Он, Дэвид Милфорд, – любовник Карлы! Он хотел поведать об этом всему миру, кричать на улице о своем счастье. Но он знал, что сохранение тайны – непреложный закон в его отношениях с Карлой.
Карла! В четырнадцать лет он мастурбировал перед ее фотографией. В шкафчиках его одноклассников висели портреты Дорис Дей, Мэрилин, Авы Гарднер и других красавиц пятидесятых годов. Но он восхищался одной лишь Карлой. У первой девушки, с которой он переспал в семнадцать лет, было лошадиное лицо, но ее волосы напоминали волосы Карлы. В последующие годы он находил партнерш, имевших какое-то сходство с Карлой. Повзрослев, он стал воспринимать собственную индивидуальную привлекательность каждой девушки, а образ Карлы обрел характер мистической мечты.
И вот спустя восемь лет он наткнулся на газетную фотографию – Карла стояла на борту яхты Ди. Дэвид немедленно отправил своей кузине страстное письмо. Он умолял ее познакомить его с Карлой. Ди оставила просьбу без внимания. Но Дэвид стал напоминать о ней Ди при каждой очередной встрече. И вот прошлой весной, когда он уже потерял надежду, Ди как бы между прочим сказала: «Кстати, Дэвид, Карла сейчас в городе. Ты не хочешь сводить нас на балет?»
В тот вечер он совершенно потерял голову. За весь день ничего не сделал в офисе. Примчавшись домой, трижды поменял костюм, не зная, на каком остановить свой выбор. А потом небрежное представление Ди, сильная рука Карлы, он стоял, уставившись на это поразительное лицо, слушая низкий голос, так хорошо знакомый ему по фильмам. Находясь в состоянии ступора, не в силах поверить, что сидит рядом с Карлой, и сконцентрировать внимание на балете, он изумился той непринужденности, с которой Ди держалась в обществе этой потрясающей женщины. Вероятно, человек, обладающий таким богатством, какое было у Ди, не способен испытывать трепет. Очевидно, Ди воспринимала Карлу как еще одну забавную личность, чьим портретом в серебряной рамке можно пополнить уникальную коллекцию, стоявшую на пианино.
На следующий день после балета он послал Карле три дюжины роз. На визитной карточке был его служебный телефон, но он дописал номер домашнего, не значащийся в справочнике. Она позвонила, когда он собирался покинуть офис. Поблагодарила его сдержанным низким голосом и твердо попросила никогда не присылать ей цветы – они вызывают у нее аллергию. Она уже отправила их назад с горничной. Когда он начал, заикаясь, что-то говорить, она сказала: «Однако я угощу вас бокалом виски. Приходите ко мне домой в пять часов».
Нажимая кнопку ее звонка, он дрожал, как школьник.
Она сама открыла дверь и встретила его, разведя руки в стороны.
– Мой такой молодой поклонник. Входите же, не стойте. И пожалуйста, не нервничайте так, потому что я хочу, чтобы вы любили меня.
Она провела его в квартиру. Он не отводил взгляда от ее лица. Но все же заметил пустоту комнаты. Несколько картин, телевизор, большой диван, камин, которым, похоже, никогда не пользовались, лестница, ведущая на второй этаж. Ничто в квартире не отражало личность Карлы, словно она сняла ее на время. Они посмотрели друг на друга. Карла протянула к нему руки, и школьник исчез. Когда их тела слились, Дэвид вдруг понял разницу между любовью и сексом. В этот весенний вечер его единственным желанием было доставить удовольствие Карле. Сделав это, он, к своему изумлению, сам испытал неведомую ему прежде радость.
Позже, когда они лежали рядом, она изложила ему правила:
– Ди не должна знать. Если ты хочешь встречаться со мной, никто не должен знать.
Он принял условие. Прижав ее к себе, заверял в преданности, давал обещания.
– Все будет, как ты пожелаешь, Карла, – услышал он свой голос. – Видишь, я влюблен в тебя.
Она вздохнула:
– Мне пятьдесят два года. Слишком много для любви… и для тебя.
– Мне двадцать восемь. Я тоже уже не мальчик.
Карла рассмеялась:
– Двадцать восемь! И ты такой красивый. – Она погладила его щеку. – Двадцать восемь – это очень мало. Но… вероятно, мы сможем быть счастливы какое-то время. Если ты будешь хорошо вести себя.
– Как я должен вести себя?
– Я уже сказала. Также ты должен обещать, что никогда не будешь преследовать меня. Я не дам тебе номер моего телефона, и ты не должен приходить сюда без приглашения.
– Как тогда мы будем встречаться? – улыбнулся он.
– Я буду звонить тебе, когда захочу тебя увидеть. И ты не должен говорить о любви. Не должен внушать себе, что любишь меня, в противном случае ты будешь очень несчастлив.
Дэвид снова улыбнулся:
– Боюсь, это случилось, когда мне было четырнадцать…
Он замолчал. Черт возьми, ему не следовало напоминать о разнице в возрасте. Но она улыбнулась:
– Ты любил Карлу, которую видел в кино. Ты не знал настоящую Карлу.
Он прижал ее к себе и ощутил странное волнение. Небольшие груди Карлы касались его тела. Ему всегда нравились крупные женские груди, но сейчас его не огорчало то, что у Карлы их почти не было. Ее тело было упругим, сильным. Он читал, что в юности она готовилась стать балериной, затем ей пришлось бежать во время войны из Польши в Англию, где Карла быстро сделала карьеру в кино. Писали, что она до сих пор ежедневно проводит четыре часа у станка. Она часто меняла квартиры, потому что фотографы, узнав адрес, начинали караулить ее возле подъезда. Дэвид также слышал, что в молодости она была лесбиянкой. Все это он вспомнил, держа ее в своих объятиях. Но то было частью легенды о загадочной женщине, которую до сих пор преследовали фоторепортеры. Сейчас она, казалось, полностью принадлежала ему. Занимаясь любовью, она льнула к Дэвиду с жаром и страстью молодой девушки. Однако когда все было кончено, занавес падал и возвращалась Карла-легенда.
Той весной они провели вместе потрясающий месяц. Все, кроме свиданий с Карлой, казалось Дэвиду нереальным. Каждый день он просыпался, не веря, что это чудо происходит с ним. Но всегда оставалась неудовлетворенность – он не мог ей позвонить, боялся отойти от телефона и пропустить ее звонок. С нетерпением ждал его во время работы и деловых разговоров.
И наступил день, когда она не позвонила. Он старался не поддаваться панике. Возможно, ей нездоровится. Или начались месячные. Черт возьми, бывают ли еще месячные у пятидесятидвухлетней женщины?
На следующий день он увидел знакомые фотографии в газетах. Карла отворачивается от репортеров в аэропорту Кеннеди. Она улетела куда-то в Европу. Дэвид пытался узнать пункт назначения, но она, очевидно, взяла билет на чужую фамилию. Один предприимчивый газетчик, ссылаясь на служащего трансагентства, утверждал, что она улетела в Южную Америку. Но это были только домыслы. Она исчезла – вот все, что он знал.
Он попытался не выдать голосом своего волнения, разговаривая вечером по телефону с Ди. Говорил о ценных бумагах, погоде, о предстоящей Ди поездке в Марбеллу… Когда наконец он заставил себя упомянуть об исчезновении Карлы, Дидра засмеялась:
– Дорогой мой, она всегда так поступает. Карла не хочет пускать корни. Поэтому в ее квартире минимум мебели. При наличии комфорта ей бы казалось, что она действительно живет там.
– Она всегда была такой?
– Всегда, – скучающим тоном ответила Ди. – Я познакомилась с Карлой в Калифорнии, когда она находилась в зените своей славы. Я была тогда замужем за Эмери, киностудия Карлы купила его книгу. Разумеется, Эмери, как и многие, мечтал познакомиться с ней. Тебе это должно быть понятно. Эмери знал одного режиссера, который, в свою очередь, знал Карлу. В один незабываемый для Эмери день Карла появилась у нас на ланче. Это было, кажется, в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году. Известность и красота Карлы достигли своего расцвета. Я должна признать, что она действительно обладает каким-то магнетизмом. Я почувствовала это, когда она вошла в комнату. Она отличалась патологической застенчивостью…
Ди засмеялась, и Дэвид почувствовал, что тема оживила кузину.
– Но она тянулась ко мне в тот день. У нее развита интуиция; Карла видела, что лишь я одна теряю голову от восторга в ее присутствии. Это Карлу забавляло. Я любезничала с ней ради Эмери. И на следующей неделе она действительно пригласила нас к себе выпить.
Ди вздохнула.
– Ты знаешь «Соколиное гнездо»? Там она жила. Не в престижной части Беверли-Хиллз, а среди забытых богом гор, в доме, обнесенном трехметровым забором, почти без мебели. Ее жилище выглядело так, точно она только что в него въехала. Клянусь, в холлах лежали коробки, хотя она прожила там пять лет. Никто не видел все комнаты. Я догадывалась, что обставлены были лишь гостиная и спальня. Она не стала сниматься в картине, основанной на романе Эмери; через несколько лет мы развелись, Карла ушла из кино. Мы встретились с ней и подружились. Но ее надо принимать такой, какая она есть. Три «С» – скрытность, скупость и слабоумие – ключ к ее личности. Поняв это, ты можешь считать, что знаешь Карлу.
Ди отбыла в Марбеллу, а Дэвид попытался выбросить Карлу из своей головы. Он снова начал встречаться с фотомоделями. Завел роман с Ким Ворен, эффектной голландской фотомоделью, которая обожала Дэвида, однако считала его плохим, эгоистичным любовником. Это заявление девушки потрясло Дэвида. Он всегда был отличным любовником. Но теперь, когда его преследовали воспоминания о Карле, возможно, он потерял какие-то прежние достоинства. Вдобавок на него свалилась весть о замужестве Ди. Всю семью охватила паника. Дэвид отчасти вернулся на землю от потрясения. Ди была гарантом их будущего. Карла отсутствовала, и он должен был думать о бизнесе.
Он погрузился в работу. Обворожил Ким. Через несколько дней она переменила мнение о его мужских достоинствах. Вернувшись к прежней размеренной жизни, он почти радовался тому, что всегда знает, что принесет день. Начал ценить покой. Теперь у него не было безумных взлетов и мучительных падений. Он мог не ждать часами, когда зазвонит личный телефон, стоящий в офисе.
И вот восемь дней назад он зазвонил вновь. Во время важных переговоров. Низкий голос с сильным акцентом. Она вернулась! Через десять минут Дэвид уже звонил в дверь ее квартиры. Когда она здоровалась с ним, ему не удалось скрыть свое изумление. Она словно только что сошла с экрана, на котором демонстрировался ее старый фильм. Она выглядела максимум лет на тридцать. Великолепное лицо без морщин… гладкая кожа на скулах. Она засмеялась, стиснув его руки.
– Я не стану врать, что долго отдыхала, – произнесла она. – Скажу тебе правду. Меня так раздражало, что лицо не соответствует еще крепкому телу. Я кое-что сделала. Один бразильский волшебник…
Карла не позвонила Ди и велела Дэвиду не говорить кузине о ее приезде.
– Я не готова отвечать Ди на вопросы насчет моего лица. Не хочу, чтобы она сплетничала с подругами.
Потом все было так, словно она и не уезжала. Они виделись ежедневно. Он либо приходил к ней домой в пять часов, либо они встречались в городе и шли смотреть балет или зарубежный фильм. Вернувшись в квартиру, занимались любовью. Потом смотрели телевизор и ели бифштексы, которые вместе жарили на кухне. У Карлы не было прислуги – она не терпела возле себя чужих. Лишь раз в несколько дней домработница с девяти часов до полудня убирала квартиру.
Карла обожала телевидение. В каждой комнате у нее стояло по телевизору. Она не интересовалась новостями, ненавидела войны, сцены насилия заставляли ее содрогаться. Дэвид вспомнил, что во время Второй мировой войны она находилась в оккупированной стране. Карла отказывалась говорить об этом, и Дэвид никогда не настаивал. Ему не хотелось лишний раз напоминать ей о том, что в 1939 году его еще не было на свете.
Одевшись, Дэвид посмотрел на часы. Без четверти семь. Он прошел в гостиную и смешал себе мартини. Меньше чем через час ему следовало прибыть к Ди, чтобы познакомиться с доставшейся ей падчерицей. Ди пригласила его на обед только вчера. Вечером он сказал об этом Карле. Она понимающе улыбнулась: «Не беспокойся. Я съем твой завтрашний бифштекс со старой подругой».
Сегодня она не позвонила. Для звонка не было повода. Она велела ему прийти завтра в обычное время. Если бы он мог ей позвонить! Это в их отношениях огорчало его сильнее всего. Мог ли он чувствовать себя мужчиной, будучи вынужденным сидеть у аппарата, точно влюбленная девушка? Он откинулся на спинку кресла и отпил мартини. Дэвида что-то тревожило. Он не мог понять, что именно – то ли отмена их сегодняшнего свидания, то ли безразличие, с которым она восприняла его слова. Если бы он мог позвонить Карле и сказать, что скучает без нее, что, возможно, обед завершится рано и они еще смогут встретиться! Он допил спиртное. Ужасное положение. Она даже на всякий случай убрала из аппарата картонку с номером. Лишила их связь элемента человечности, теплоты. Какая теплота? Он ублажал ее, она получала удовольствие. Он один испытывал эмоциональную вовлеченность. Она ничего не брала в голову. Ладно, это не важно. Он жил ради свиданий с ней, а сегодня их встречу пришлось отменить из-за Ди, которая вряд ли поняла бы его чувства. Будь она проклята!
Он по-прежнему пребывал в плохом настроении, когда звонил в дверь Ди. Марио, совмещавший обязанности шофера и дворецкого, когда Ди находилась в Нью-Йорке, открыл дверь. Майк поздоровался с Дэвидом, и Марио отправился готовить гостю мартини.
– Ди укладывает волосы, – сказал Майк. – К ней ежедневно приходит один из этих молодых людей в брюках в обтяжку.
Затем дверь открылась, и Ди стремительно вошла в комнату. Она подставила щеку Майку, послушно поцеловавшему жену, подплыла к Дэвиду и сказала ему, что он прекрасно выглядит. Дэвид тоже чмокнул кузину в щеку, сделал ей комплимент и сел на край дивана. Поддерживая светскую беседу с Майком, он думал: «Черт возьми, где же его дочь?»
Дэвид почти допил мартини, когда Дженюари появилась в комнате. Он услышал, как их представляют друг другу, а также свой вопрос о перелете. Как она перенесла разницу во времени? Но он знал, что пялится на нее, как болван. Боже! Она была потрясающе красива.
Дэвид услышал произнесенное им обещание сводить ее в «Клуб», «Максвелл», «Одуванчик Дели» – во все места, где она еще не была. Боже, он сказал, что достанет билеты на «Волосы». Закурил сигарету и внезапно спросил себя, как ему теперь освободиться от всех этих приглашений, которые он вдруг сделал. Он разболтался от волнения. Да, совсем потерял контроль над собой. Откинувшись на спинку дивана, попытался обрести трезвость мыслей. Да, Дженюари – исключительно красивая девушка. Но она не Карла. Однако однажды Карла снова исчезнет. Он должен понимать это. Роман с Карлой был удивительным безумием, ставшим частью его жизни.
Внезапно он заметил, что просто молча разглядывает девушку. Ему следовало что-то сказать?
– Ты играешь в триктрак? – спросил он.
– Нет, но хочу научиться, – ответила Дженюари.
– Отлично. Я с радостью помогу тебе в этом.
Дэвид допил мартини. (Великолепно! Теперь ему придется еще и обучать ее триктраку!) Лучше не раскрывать рта и не налегать на мартини. Он решил придать беседе безличный характер и заговорил о турнирах по триктраку, проходивших в Лас-Вегасе, Лондоне и Лос-Анджелесе. Ди была семейным чемпионом. Всегда выходила победителем. Дэвид услышал свой рассказ о правилах соревнований, о ставках… Внезапно Дэвид замолчал. Ему показалось, что тема не интересует девушку, что она слушает из вежливости. Невероятно. Он любит Карлу. И все же Дженюари взволновала его. Наверное, своей исключительной сдержанностью. Эта легкая полуулыбка заставляла его болтать всякую ерунду.
Раздался звонок. Марио впустил две пары, прибывшие вместе. Дэвид обнаружил, что берет еще один протянутый ему бокал. Он знал, что ему не стоит пить; девушка смущала его своим присутствием. Он отметил, как непринужденно она знакомится с гостями. На ее губах постоянно играла улыбка…
Он также увидел, что в фокусе ее внимания находится отец. Девушка провожала его взглядом, когда он двигался, время от времени они подмигивали друг другу, словно обмениваясь только им понятными шутками.
Гости Ди источали Дженюари экстравагантные комплименты. Она выслушивала их невозмутимо. Дэвид чувствовал, что они не трогают ее. И тут ему пришло в голову, что и он, возможно, не произвел на Дженюари большого впечатления. Это было новое ощущение. Сходное с тем, которое он испытал, когда голландка сказала ему, что он – неважный любовник. Неужели он позволил Карле поглотить его целиком? Убить в нем индивидуальность? Остаток вечера он умышленно старался не думать о Карле и сконцентрироваться на Дженюари. Время шло, а он чувствовал, что его обаяние не действует на падчерицу Ди.
На самом деле при Дэвиде девушка испытывала сильное смущение. Своей сделанной Дэвиду «рекламой» Ди заранее вызвала у Дженюари антипатию к молодому человеку. Однако, познакомившись с ним, она нашла его очень красивым и вовсе не поглощенным исключительно самим собой. Он был весьма высок. Обычно ей не нравились блондины, но Дэвид был от природы шатеном, его волосы выгорели на солнце. У него была смуглая кожа и карие глаза.
Он нравился ей. Очень. Она пыталась скрыть это с помощью маски, роль которой играла смущавшая Дэвида полуулыбка. Мышцы ее лица болели от этой полуулыбки, когда она наблюдала за тем, как Майк играет роль мужа Ди. Для друзей Ди, даже для официантов и метрдотелей, судя по их отношению, она по-прежнему оставалась Дидрой Милфорд Грейнджер… а Майк был просто ее последним мужем.
Они отправились обедать в «Лотерею» – ресторан с дискотекой, находящийся рядом с «Пьером». Ди разместила гостей за большим круглым столом по своему усмотрению. Майк оказался между Розой Контальба, испанкой средних лет, содержавшей своего спутника, художника-югослава, и еще одной женщиной, полной и неинтересной, зато с крупными бриллиантами. Ее муж отличался огромными габаритами. Он сидел по левую руку от Дженюари и считал себя обязанным развлекать девушку светской беседой. Его рассказ об их ранчо в Монтане казался ей бесконечным. Сначала она пыталась изобразить интерес, но вскоре поняла, что соседу вполне хватает ее замечаний типа «О, правда?» и «Как интересно». Общий разговор касался летнего отдыха и планов на зиму. Роза собиралась на фотосафари в Африку. Полная женщина слишком устала от летнего сезона, проведенного в Истгемптоне, чтобы думать о зиме. Все спрашивали Ди, когда она откроет свой Зимний дворец в Палм-Бич.
– В ноябре. Но гостям придется учесть, что мы будем уезжать на все турниры по триктраку. Конечно, праздники мы собираемся проводить дома. Вероятно, Дженюари приедет на Рождество и Новый год, но, думаю, она найдет себе работу-развлечение в Нью-Йорке на большую часть времени.
Работу-развлечение? Прежде чем Дженюари раскрыла рот, крупный мужчина сказал:
– Ну, Ди, только не говори мне, что это очаровательное создание будет работать.
Ди улыбнулась:
– Стэнфорд, ты не понимаешь. Сейчас молодежь хочет что-то делать…
– О нет, – простонал Стэнфорд. – Не уверяй меня, что она из числа тех, кто хочет переделать мир, участвует в демонстрациях и маршах протеста, требует вернуть индейцам их земли, уравнять в правах всех, включая женщин и цветных.
– А как вам нравятся религиозные фанатики с раскрашенными физиономиями и обритыми головами? – спросила полная женщина. – Я видела их поющими под бой барабанов. Прямо на Пятой авеню, перед «Даблдэй».
– Самое противное – это занудные типы в университетских городках, которых нам показывают в новостях, – вмешалась Роза. – Они тоже маршируют, обняв друг друга… парней можно отличить от девушек только по бородам.
– О, это кое-что мне напомнило. – Полная женщина подалась вперед, и все поняли, что их ждет пикантная сплетня. – Пресси Мэтьюз вовсе не пьет на курорте минеральные воды. Она угодила в какую-то коннектикутскую лечебницу с полным истощением нервной системы. Похоже, этим летом ее дочь сбежала из дому с каким-то молодым евреем. Они купили подержанный грузовик, взяли с собой продукты и отправились в путешествие по стране, собираясь останавливаться в молодежных общинах. Психиатр Пресси посоветовал ей смотреть сквозь пальцы на выходку дочери, которая, по его словам, подобным образом протестует против системы. Но осенью Пресси-младшая не вернется домой. Она собирается родить от этого еврея. Они не намерены жениться до появления ребенка – Пресси-младшая хочет, чтобы малыш присутствовал на свадьбе. Вы представляете! Пресси-старшую едва не хватил удар. Они решили держать эту историю в тайне, так что пусть она останется между нами.
Крупный мужчина сказал:
– Ладно, тут обошлось хотя бы без гитар и тяжелого рока. Посмотрите лучше на Дженюари.
Все согласились, что Дженюари – настоящая красавица, но Ди подчеркнула то обстоятельство, что девушка получила образование за границей. Роза спросила Дженюари о ее специальности, и Ди поспешила ответить:
– Языки. Дженюари свободно говорит по-французски.
Потом принялась рассказывать о какой-то школе-яслях, где малышей обучают иностранным языкам чуть ли не с пеленок. Дженюари заметила, что отец щелкал своей золотой данхилловской зажигалкой каждый раз, когда одна из его соседок вытаскивала сигарету. Он даже кивал и улыбался, повернувшись лицом к художнику-югославу, который рассказывал какую-то историю. Майк добросовестно платил по счетам. Дженюари смотрела на отца, склонившего в позе слушателя свою красивую голову, – полная женщина болтала без остановки. Один раз Майк перехватил обращенный на него взгляд дочери, и их глаза встретились. Он подмигнул ей, и Дженюари заставила себя улыбнуться. Затем Майк вернулся к своим обязанностям. Внезапно девушка услышала голос Ди:
– Дженюари охотно возьмется за это.
За что она возьмется? (Тут нельзя отвлекаться ни на секунду.)
Ди, улыбаясь, разъясняла подробности, связанные со школой-яслями.
– Основная идея – обучение надо начинать в раннем возрасте. Дети вырастают двуязычными. Вот почему «Маленький лицей» Мэри Энн Стокс пользуется таким успехом. Мы с Мэри Энн учились в «Смите». Бедняжка заболела полиомиелитом на первом курсе. Ее семья потеряла все. Безденежье и высохшая рука… Естественно, у Мэри Энн не было шанса на приличное замужество. Несколько лет назад она задумала открыть школу, и я согласилась финансировать ее. Сейчас «Маленький лицей» практически окупает себя.
– О, Ди, дорогая, – взревела полная женщина, – ты так скромна. Я и не знала, что ты помогла Мэри Энн встать на ноги. Это чудесная школа. Там учится мой внучатый племянник.
Ди кивнула:
– И естественно, как только я сказала ей о том, что французский – второй язык Дженюари, она подпрыгнула от радости. В конце концов, это часть замысла – красивые светские девушки обучают малышей. Они полюбят Дженюари.
– Вы хотите, чтобы я преподавала?
Дженюари заметила, что ее голос дрогнул.
Дэвид внимательно наблюдал за девушкой.
– Когда она начнет? – спросил он.
Ди улыбнулась:
– Я сказала Мэри Энн, что нам потребуется пара недель, чтобы привести в порядок гардероб Дженюари. Она сможет приступить к занятиям в октябре. Завтра Мэри Энн приедет к нам на чай. Тогда все и обсудим.
Рок сменился медленной музыкой. Дженюари посмотрела на Майка. Их глаза встретились. Он еле заметно кивнул ей и встал. Но в тот же момент поднялась Ди.
– О Майк… а я испугалась, что ты не вспомнишь. Это наша песня.
Майк немного смутился, но потом заставил себя улыбнуться. Направляясь с мужем к площадке, Ди повернулась к столу:
– «Три монеты в фонтане». Эту вещь исполняли в ресторане Марбеллы, когда мы встретились.
Все проводили их взглядами. Внезапно Дэвид встал. Он коснулся плеча Дженюари:
– Эй, я твой кавалер.
Он повел ее к площадке. Теснота практически не позволяла танцевать. Они двигались среди других пар. Прижав Дженюари к себе, он прошептал:
– Скоро все кончится, и мы куда-нибудь сбежим.
– Наверное, я не смогу.
Она посмотрела на отца, что-то шептавшего Ди на ухо.
– А ты постарайся, – невозмутимо сказал Дэвид.
Когда мелодия смолкла, он отвел девушку к столу. Гости выпили кофе, затем спиртное, еще поболтали, и обед подошел к концу. Люди, вставая, говорили Ди, что все было великолепно.
– Я угощу Дженюари перед сном, – сказал Дэвид.
Быстро поблагодарив Ди и Майка за вечер, он усадил Дженюари в такси, прежде чем она успела возразить. Они поехали в «Клуб».
Там было многолюдно. Гремела музыка. Дэвид знал почти всех посетителей. У бара стояли его друзья с девушками. Дэвид предложил Дженюари присоединиться к ним.
– Мы ненадолго, поэтому нам не нужен столик.
Дженюари знакомилась с людьми, танцевала с приятелями Дэвида. Цепочки Ди болтались на ее шее, но у многих девушек здесь их было даже вдвое больше, и им они, похоже, не мешали. Длинные волосы танцующих метались из стороны в сторону, украшения звенели в ритме музыки. Дженюари оказалась на площадке в тесных объятиях парня с женственной внешностью, который пытался назначить ей свидание на завтрашний вечер. Она отвечала уклончиво, но тут вмешался Дэвид.
– Мне пришлось спасти тебя от Неда, – заявил Дэвид. – Он гомик, но считает необходимым встречаться с красивыми девушками для отвода глаз.
Внезапно зазвучала музыка Бакара. Они приблизились друг к другу. Дэвид почувствовал, что Дженюари расслабилась. Он прошептал:
– Мне тоже нравится эта мелодия. У меня дома много пластинок с песнями Бакара.
Она кивнула. Дэвид гладил ее спину.
– Я бы хотел лечь с тобой в постель, – сказал он.
Они продолжали танцевать. Ее поразил его будничный тон. В нем не было страстной мольбы и обещаний Франко. Просто утверждение. Кажется, девушка должна оскорбиться, услышав такое от мужчины в первый день знакомства. Это было бы естественно у мисс Хэддон. Но сейчас она находилась не у мисс Хэддон, а в «Клубе». Дэвид был искушенным парнем, несомненно имевшим успех у девушек. К тому же фраза прозвучала не как предложение, а как комплимент. Она решила, что ей следует промолчать.
Подведя Дженюари к бару, он принял участие в общей беседе. Заговорили о предстоящих спортивных турнирах. Девушки обменивались впечатлениями от летнего отдыха, обсуждали начало сезона и стоимость переделки собольей шубы – «Женская одежда» утверждала, что эпоха мини окончательно ушла в прошлое.
Дженюари улыбалась, пытаясь демонстрировать интерес, но ее вдруг охватила усталость. Она испытала облегчение, когда Дэвид допил коктейль и предложил уйти. В такси она воздвигла между ними барьер из потока слов: «Как весело было в „Клубе“… У тебя очень милые друзья… Почему музыка звучала так громко?» Дженюари смолкла, лишь увидев козырек «Пьера». Дэвид попросил водителя подождать и проводил ее до двери.
– Я прекрасно провела время, – сказала Дженюари.
– У нас еще многое впереди, – отозвался он, неожиданно привлек ее к себе и крепко поцеловал. Она почувствовала, что он языком раздвигает ее губы. Заметила, что консьерж тактично отвернулся в сторону. Дженюари, как и всегда, когда мужчина пробовал целоваться с ней, испытала отвращение, которое ее испугало.
Отпустив Дженюари, Дэвид улыбнулся:
– У нас все будет отлично. Я в этом уверен.
Повернувшись, он зашагал к такси.
Войдя в квартиру, она застала Майка и Ди склонившимися над столиком для триктрака.
– Я у нее выиграл! – закричал он. – Первый раз!
– Он опроверг все законы вероятности, – пожаловалась Ди. – Ему поразительно везло.
– Я всегда нарушаю законы, – усмехнулся Майк.
Ди полностью переключила свое внимание на Дженюари.
– Правда, Дэвид – просто прелесть?
Майк встал.
– Пока вы, дамы, обсуждаете вечер, я выпью пива. Хотите что-нибудь? Кока-колу, Дженюари?
– Нет, спасибо.
Она начала снимать с себя украшения.
Когда Майк вышел из комнаты, Ди произнесла:
– Я оказалась права насчет Дэвида? Он очень красив, правда? Когда ты с ним встречаешься снова?
Дженюари вдруг поняла, что он не назначил ей следующего свидания. Она протянула Ди серьги и принялась снимать цепочки.
– Большое спасибо за драгоценности…
– Они всегда в твоем распоряжении. А теперь расскажи мне, какое впечатление произвел на тебя Дэвид. Где вы были?
– В «Клубе».
– О, это забавное место. О чем вы, молодежь, говорили?
Дженюари засмеялась:
– Ди, в «Клубе» почти не разговаривают. Разве что с помощью жестов. Мы танцевали. Я познакомилась со многими его друзьями.
– Я рада. Дэвид знает всех стоящих молодых людей и…
– Ди, я хочу поговорить с вами насчет малышей.
Майк вернулся в комнату.
– Каких малышей?
Ди отошла к столику для триктрака.
– У нас с Дженюари есть один замысел. Майк, наведи порядок на столе, я должна перед сном обыграть тебя, чтобы ты понял, что ничего не смыслишь в триктраке. Спокойной ночи, Дженюари. Завтра мы сможем вдоволь поболтать.
Дженюари послала воздушный поцелуй отцу и ушла в спальню. Посмотрела на закрытую дверь. Майк Уэйн играет в триктрак. Она вспомнила о Дэвиде. Возможно, он просто хотел сделать ей комплимент, сказав: «Я бы хотел лечь с тобой в постель». А она смутилась. Он даже не лапал ее.
И все же это неприлично!
Или она не права?
Многое изменилось со времени учебы у мисс Хэддон. Майк стал другим, и весь мир – тоже.
А Дэвид такой милый. И красивый. Может быть, она оттолкнула его. Вероятно, он почувствовал, как она внутренне напряглась, услышав его признание. Но он же поцеловал ее на прощание. Однако она почти не ответила ему. Возможно, он этого не заметил.
Или заметил?
Он не пригласил ее на следующее свидание. Возможно, просто забыл. Она сама подумала об этом, лишь услышав вопрос Ди.
Зазвонил телефон. Она поспешила снять трубку и едва не опрокинула лампу.
– Привет, детка, – раздался приглушенный голос Майка.
– Привет, папа.
– Ди в ванной. Я решил, что нам есть о чем потолковать. Выпьем кофе в гостиной в девять утра?
– О’кей.
– И не грусти. Обещаю тебе – ты не будешь учить сосунков.
– О…
Она заставила себя рассмеяться.
– Я всегда рядом с тобой, ясно?
– Да.
– Спокойной ночи, детка.
– Спокойной ночи, папа.
Утром, когда она вошла в гостиную, Майк сидел на диване, пил кофе и читал «Таймс». Он молча налил кофе в чашку и протянул ее дочери.
– Сэди оставляет термос перед сном, – пояснил он. – Ди обычно спит до полудня, так что завтрак здесь не подают.
– Ты всегда встаешь так рано? – спросила она.
– Только со дня твоего возвращения.
Она села и отпила кофе.
– Майк, нам надо поговорить.
Он улыбнулся:
– А зачем, по-твоему, я здесь сижу?
Дженюари безотрывно смотрела на чашку.
– Майк, я…
– Ты не хочешь преподавать в «Маленьком лицее».
Она поглядела на отца:
– Ты знал об этом?
– Только со вчерашнего вечера. Я все уладил с Ди. Никакого «Маленького лицея». Что еще?
– Я не могу здесь жить.
Его глаза сузились.
– Почему?
Она встала и подошла к окну.
– Смотри, отсюда видна моя горка. Большой пудель сидит на ней и…
Он приблизился к дочери.
– Почему ты не можешь жить здесь?
Она попыталась улыбнуться:
– Возможно, потому, что не способна делить тебя с кем-то.
– Слушай, ты прекрасно знаешь, что мы полностью принадлежим друг другу.
– Нет. – Она покачала головой. – Из этого ничего не получится. Я не могу видеть, как… – Дженюари замолчала.
– Что ты не можешь видеть? – тихо спросил он.
– Как ты играешь в триктрак.
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Майк посмотрел на дочь и заставил себя улыбнуться:
– Это неплохая игра, правда. – Он взял ее за руки. – Слушай, Ди заново отделала для тебя спальню – новые обои, специальные вешалки в шкафу, все прочее. Думаю, она обидится, если ты даже не предпримешь попытку. В начале ноября мы улетим в Палм-Бич. Шесть недель вся квартира будет в твоем распоряжении. Хотя бы попытайся. Если потом захочешь уехать – о’кей. Договорились?
Она улыбнулась через силу:
– Хорошо, Майк.
Он налил себе еще кофе.
– Как тебе Дэвид?
– Он очень плаксивый молодой человек.
Она заметила растерянность на его лице.
– Ты же хотел, чтобы он мне понравился, верно?
– Конечно. Наверно, я такой же, как все отцы. Знаю, что однажды ты влюбишься, – я хочу, чтобы это произошло, – но, услышав об этом, наверно, ужасно расстроюсь. – Он засмеялся. – Не обращай на меня внимания. Я всегда по утрам болтаю глупости. Какие у тебя планы? Хочешь встретиться со мной за ланчем?
– С удовольствием, но только не сегодня. Мне надо кое-что купить из одежды. Дэвид порекомендовал мне магазины на Третьей авеню. Я иду туда. А в три часа у меня свидание с Линдой Риггз.
– Кто такая Линда Риггз?
– Она училась в школе мисс Хэддон – мы все считали ее будущей звездой. Все, кроме тебя. Сейчас она главный редактор журнала «Блеск».
– О’кей. Значит, тебе есть чем занять день. Ди пригласила гостей на коктейль к семи часам, потом мы идем в «Двадцать один». Хочешь составить нам компанию? Или у тебя свидание с Дэвидом?
Она засмеялась:
– Вчера мы ходили в «Клуб». Там было многолюдно, музыка гремела… Дэвид знал всех посетителей. Беседовать в зале невозможно. И мы… забыли договориться о свидании. Представляешь?
Он закурил сигарету.
– Это бывает.
Помолчав, Майк продолжил:
– Слушай, детка, не увлекись им чересчур сильно. Не теряй головы.
– Майк, ты хотел, чтобы Дэвид мне понравился. Тебя что-то беспокоит. Что именно?
– Ну, сейчас, по-моему, ты недостаточно защищена. Ты вернулась в незнакомый тебе Нью-Йорк, у меня новая жена, ты предоставлена самой себе – словом, ты можешь стать легкой добычей первого смазливого парня, который тебе подвернется. Я рад, что он тебе понравился, но в этом городе масса красивых девушек, а Дэвид для многих желанный жених.
– И?..
– Возможно, он не забыл назначить тебе свидание. Он может быть сейчас занят.
– Майк, тебе что-то известно?
Он встал и подошел к окну.
– Я ничего не знаю. На прошлой неделе я видел, как он выходил из кинотеатра с Карлой. Должен признаться, она произвела на меня впечатление. С этой женщиной я бы хотел познакомиться. Я сначала не придал этому значения. Но два дня назад я заметил его стоящим на Пятьдесят седьмой улице возле Карнеги-холла. Ди говорила мне, что Карла арендует там зал. И точно – она вышла из подъезда, и они уехали вместе. Он меня не видел. А я ничего не сообщил Ди.
– Ты хочешь сказать, что он встречается с Карлой?
– А еще есть эффектная фотомодель из Голландии – Ким Ворен. Ее портрет украшает обложку последнего номера «Моды». Ты могла решить, что мы подносим тебе Дэвида на блюдце с голубой каемочкой. Это желание Ди. Но Дэвид сам себе хозяин. И я не хочу, чтобы ты испытала боль. Я готов положить весь мир к твоим ногам. Ночью я много думал – наверно, потому, что впервые увидел в тебе красивую девушку, у которой свидание с молодым человеком. Красивую и уязвимую. Я не хочу, чтобы ты сидела у телефона и ждала звонка.
– Я не собираюсь это делать. Я собираюсь работать.
Он налил себе еще одну чашку кофе и закурил сигарету.
– Чем ты намерена заняться?
Дженюари пожала плечами:
– Раньше я всегда думала, что буду работать в шоу-бизнесе – как ты. В каком-то смысле мне казалось, что вся моя жизнь проходит в нем. Думаю, я могу играть. Но у меня нет опыта. И сейчас мало вакансий. Но существуют экспериментальные театры-студии. Возможно, мне удастся получить должность помощника продюсера или дублерши, роль без слов, что угодно. Ди права в одном – я хочу что-то делать.
Он, похоже, задумался.
– Большинство продюсеров и режиссеров, которых я знаю, сейчас на Западном побережье. В экспериментальных театрах царит новое поколение. Я позвоню в агентство Джонсона – Харриса. Это солидная фирма. Ее вице-президент по кинобизнесу – Сэмми Тибет. Я попрошу его представить тебя шефу театрального отдела. – Майк посмотрел на часы. – Позвоню туда через час.
– Это было бы замечательно. Может быть, они встретятся со мной сегодня. – Она встала. – А сейчас я намерена опустошить прилавки нью-йоркских магазинов – ты еще вчера велел мне сделать это.
Майк улыбнулся:
– Однако у тебя самой такое желание появилось только сегодня.
Она кивнула:
– Это свидетельствует лишь о том, как много значит хорошо выспаться.