Глава 3. «Пиастры! Пиастры!»
Когда речь заходит о сокровищах Флинта, зарытых на острове, все в первую очередь обращают внимание на золото, на монеты и слитки, на задерживаясь на двух других тайниках – с серебром и с оружием. Оно и понятно, золото – самая ценная часть клада, именно за золотом отправились через океан Ливси, сквайр и Хокинс. Их оппоненты с Сильвером во главе тоже надеялись заполучить золото, серебро и оружие игнорируя. Даже когда стало ясно, что тайник с золотом опустел, и давно, никто из пиратов даже не вспоминает, что где-то неподалеку находится яма с серебром, а ведь она вполне могла остаться не разграбленной. «Где наше золото, Сильвер?!» – подступают они к главарю с вопросами и угрозами, прочим не интересуясь.
Но если поразмыслить о серебре Флинта, исходя не из меркантильных соображений, а руководствуясь бескорыстным интересом исследователя, то сразу возникает несколько вопросов. Сколько серебра зарыл на острове Флинт? Когда? Раньше, чем золото, одновременно с ним, или позже? И где пиратский капитан раздобыл это серебро в количестве, потребовавшем оборудовать отдельный тайник?
Ответы на все эти вопросы в романе Стивенсона есть. Но, как обычно, не лежат на поверхности. Сам капитан Флинт ответить на них не пожелал. Скупо написал в примечании к карте: «Слитки серебра в северной яме. Отыщешь ее на склоне восточной горки, в десяти саженях к югу от черной скалы, если стать к ней лицом». И всё, больше никакой полезной информации, не указано ни количество слитков, ни их общий вес и стоимость.
В «Острове без Сокровищ» мы достаточно умозрительно предположили, что вес серебра не уступал весу спрятанного на острове золота, а того Флинт закопал шесть с лишним тонн.
Но это более чем умозрительная оценка. Понятно, что для одного сундука или мешка с серебряными слитками трудиться над отдельным тайником смысла нет. Не стоит копать яму, маскировать ее, запоминать и записывать приметы, позволяющие потом найти это место. К чему лишний труд? Положить тот сундук к золоту или оружию, да и дело с концом. Тем более, что серебро относительно дешевый металл, стоит в десять раз меньше золота того же веса.
Однако можно предположить, что серебра было значительно больше, счет шел не на тонны, а на десятки тонн. Недаром Джон Сильвер говорил: «Не менял своего прозвища и „Морж“, старый корабль Флинта, который до бортов был полон кровью, а золота на нем было столько, что он чуть не пошел ко дну». Можно допустить, что Сильвер прихвастнул. Перегруз на судне водоизмещением около 200 тонн может вызвать золото стоимостью многие миллионы по курсу того времени. Экипаж Флинта попросту взбунтовался бы, отказался бы дальше пиратствовать, захватив такой небывалый куш.
А вот если «Морж» взял хороший груз менее ценного металла, стоимость у того получалась не столь уж запредельная.
Испанское происхождение серебра сомнений не вызывает. Главным его поставщиком на мировой рынок в восемнадцатом веке была именно Испания. В ее владениях добывалось серебра больше, чем во всех остальных частях света, вместе взятых, – примерно две трети общемировой добычи.
Илл. 7. Серебряные слитки 18 века, экспонируемые в музее Севильи. Именно такие могли быть закопаны на острове Флинтом.
Надо заметить, что еще до того, как зашел разговор о сокровищах, один серебряный слиток уже фигурирует на страницах рукописи Хокинса: Джим вместе с матерью обнаруживает его в сундуке Билли Бонса. Был ли он наподобие тех, что изображены на илл. 7? Едва ли… Каждый такой серебряный кирпич весит 24 с лишним килограмма – при кочевой жизни Билли Бонса стал бы он таскать такой тяжеленный «сувенир», никак не используя, всего лишь как память о давнем успешном налете? Не верится.
Скорее всего, лежал у Бонса слиток другой, небольшой и цилиндрический, весом менее килограмма.
Испанцы часть отправляемого в метрополию серебра вывозили уже в виде монет, отчеканенных на колониальных монетных дворах, но их мощностей не хватало, чтобы переработать весь огромный поток благородного металла. Другая часть серебра пересекала Атлантику в виде небольших, круглых в сечении слитков, – полуфабрикатов, заготовок, их резали на части и превращали в монеты уже в Испании, на Севильском монетном дворе. Очевидно, именно такой слиток возил с собой Бонс как память о былых временах. Ну а большие, почти четверть центнера весящие слитки, при нужде можно было пустить на что угодно: хоть на монеты, хоть на серебряную посуду, хоть на что-то еще.
Можно даже с большой вероятностью назвать точное место, откуда происходит серебро Флинта. Это Потоси, город, расположенный в те времена в вице-королевстве Перу (ныне оказавшийся на территории Боливии). Залежи серебряной руды там богатейшие, до сих пор не исчерпанные за четыре века добычи. В 18 веке Потоси давал восемьдесят процентов серебра, добываемого на американском континенте, – и всё оно шло на вывоз, местные потребности обеспечивали другие рудники, не столь богатые. Там же, в Потоси, серебро переплавляли в слитки двух видов, там же чеканили монеты. Те самые пиастры, что так любил поминать Капитан Флинт, попугай Сильвера.
Илл. 8. Пиастры, отчеканенные в Потоси. От тех, что чеканились в Испании, отличались крохотной деталью: испанский король назван на них «Hispan. et Ind. Rex» (Король Испании и Индии), а на монетах метрополии значилось «Hispaniarum Rex» (Король Испании). А размер, вес и содержание чистого серебра полностью совпадали, следили за этим строго.
Производимые в огромных количествах, пиастры использовались по всему миру, не только в странах Европы, но и Азии, и Северной Африки. Фактически они были резервной мировой валютой, совсем как доллар в наше время. Причем доллар – прямой потомок испанского пиастра, тот имел обращение в колониях Новой Англии под названием «испанский доллар» или «мексиканский доллар». И когда США завоевали независимость, без затей позаимствовали для своей суверенной валюты и название, и весогабаритные характеристики монеты. И многие другие страны брали за образец для своих монет популярный испанский пиастр, в том числе Россия: серебряные рубли, что впервые начал чеканить Петр Первый, весом, диаметром и содержанием серебра соответствуют пиастру. Вот такую прославленную валюту громогласно рекламировал попугай…
Итак, серебро Флинта появилось на свет, вероятнее всего, в Потоси. Но свой путь к Острову Сокровищ начало (совершенно точно) в Порто-Белло. Иных вариантов нет. Вывоз серебра в Европу проходил без какой-либо самодеятельности, был строго централизованным мероприятием. В Порто-Белло и только там формировались большие и тщательно охраняемые «серебряные караваны» судов, доставлявших драгоценный груз в Севилью.
Сейчас Порто-Белло ничем не примечательный поселок на Панамском перешейке, славный только своим историческим прошлым. Некогда же был он городом и важным транзитным центром в вывозе в Европу золота, а позже серебра, заветной целью пиратов и приватиров, но далеко не всем джентльменам удачи хорошо укрепленный город был по зубам…
Но начать стоит не с этого. А с того, что испанцы всегда были на редкость хреновыми мореходами. Удивительно, но факт: Испания весьма активно принимала участие в эпохе Великих географических открытий, вот только совершали те открытия под испанским флагом отнюдь не испанцы.
Судите сами.
Первую колониальную экспедицию Кастилии (пока не ставшей Испанией) в западном направлении – еще до открытий Колумба, к Канарским островам – возглавили французские мореплаватели де Бетанкур и де Ла Салль.
Новый Свет открыл Кристобаль Колон, он же Христофор Колумб, итальянец на испанской службе (открытие, совершенное викингами и прочно к тому времени позабытое, учитывать не будем: никакого заметного влияния на судьбы ни Европы, ни Америки оно не оказало).
Исследовал и описал берега вновь открытого континента, доказав, что никакого отношения к Индии он не имеет, Америго Веспуччи, еще один итальянец на испанской службе.
Западный путь в настоящую Индию проложил Магеллан, португалец, перешедший на службу испанской короне.
А закончил дело погибшего Магеллана и вернулся в Испанию, совершив первую в истории кругосветку, капитан Эль-Кано, баск по национальности. Причем не совсем приличная для романских языков фамилия капитана намекает, что происходил он вообще из крещеных мавров, был в средневековой Испании такой обычай: крестившимся евреям давали «ботанические» фамилии (Оливейра, Перейра и т. п.), а мусульманам, перешедшим в христианство, – «зоологические» (Can, происходящий от латинского canis, означает на испанском «пёс»).
В делах военно-морских та же картина. Пока испанскими флотилиями на Средиземном море командовали итальянские адмиралы (например, знаменитый Андреа Дориа), дела шли неплохо. А вот когда руководить предприятием века – вторжением Непобедимой Армады на Британские острова – назначили потомственного испанского гранда, герцога Медина-Сидония, всё закончилось в 1588 году бесславным потоплением громадного флота, который строили и снаряжали два десятилетия.
Трудно сказать однозначно, отчего нация, жившая на полуострове, почти со всех сторон окруженном водой, оказалась такая сухопутная. Одна из причин, очевидно, в том, что войны Реконкисты, объединившие пиренейские королевства в единую Испанию, велись в основном на суше. И в сухопутной войне испанские кабальеро поднаторели. Когда пришла необходимость завоевать вновь открытые земли, сокрушить громадные империи ацтеков и инков, испанцы проявили себя совсем иначе. Кортес, братья Писарро, прочие конкистадоры были, без сомнения, авантюристами и беспощадными убийцами, готовыми на любые преступления ради вожделенного золота. Но воевать умели отменно. На суше.
Всё это к чему?
А к тому, что открытый Магелланом пролив между Атлантическим и Тихим океанами оказался по существу бесполезен для стремительно растущей Испанской колониальной империи. Место было не самым благоприятным для судоходства: протяженный запутанный фарватер, ложные рукава, никуда не ведущие, рифы, мели…
Магеллан, мореплаватель старой португальской школы, провел свою эскадру через пролив без потерь. (В Португалии к мореходству почти весь пятнадцатый век относились системно, на государственном уровне развивали навигацию, картографию, кораблестроение, – и в результате Испания в начале эпохи колониального раздела мира была вынуждена догонять в этой сфере соседнюю страну, заметно уступавшую и населением, и ресурсами.)
У испанских же капитанов дела с проливом не заладились. Они там топили свои корабли. Разбивали о рифы, сажали на мели. Для следующей испанской экспедиции, двинувшейся за пряностями проложенным Магелланом путем, своего адмирала-португальца не нашлось. Через пролив флотилия пробиралась семь недель (Магеллан уложился в четыре). Эти цифры: семь и четыре, – вообще оказались роковыми для испанцев в том плавании. В пролив из Атлантики вошли семь кораблей. Вышли из него в Тихий океан четыре.
Как началось, так и продолжалось. Пролив исправно собирал дань за его прохождение погибшими кораблями и людьми. Оказался непригоден для плавания. Но лишь для испанцев, плохих мореходов. Английские пираты (Дрейк, Кавендиш и другие) пользовались проливом вполне успешно. Тоже порой теряли корабли, место опасное, – но все же не в таких катастрофических масштабах, как испанские капитаны.
В результате испанцы изобрели довольно замысловатую схему торговли с Индией и Китаем через Тихий океан. Возвели на Тихоокеанском побережье Мексики порт Акапулько с мощными верфями, где строили большие корабли, способные совершать трансокеанские плавания, т. н. «манильские галеоны», – те доставляли азиатские товары к Панамскому перешейку, разгружались. Дальше грузы перевозили по суше на побережье Атлантики, где вновь грузили на корабли, плывущие в Европу.
Конечной точкой сухопутной части маршрута был Порто-Белло, расположенный в большой и удобной бухте, способной вместить большое количество кораблей (счет порой шел на сотни). Туда же стекалось золото со всего континента, сначала награбленное у ацтеков, инков и майя, а позже добытое на их рудниках, захваченных испанцами. В восемнадцатом веке, когда золотые рудники Испанской Америки истощились, через Порто-Белло активно вывозилось серебро.
Корабли принимали на борт грузы, предназначенные для Испании, но сразу в путь не отправлялись. Дожидались, когда возвратится из очередного трансатлантического плавания Гаванский флот – его боевые корабли сопровождали караваны торговых испанских судов в Европу, ибо карибские воды буквально-таки кишели пиратами и приватирами всех мастей и национальностей, и все они охотились в первую очередь за испанскими судами.
Разумеется, сам Порто-Белло тоже манил джентльменов удачи. Склады города ломились от всевозможных ценных товаров, на рейдах в больших количествах дожидались отправки суда, под завязку нагруженные ценностями.
Но у большинства приватиров и вольных пиратов руки оказывались коротки добраться до вожделенных богатств. Испанцы хорошо понимали значение важнейшего транзитного пункта и надежно охраняли его – и эскадрами сторожевых кораблей, и тремя фортами с мощной артиллерией.
За все время существования Порто-Белло лишь один пират сумел его захватить и разграбить – Генри Морган в 1668 году. Но то был Морган, единственный в своем роде, благодаря репутации самого удачливого пирата собиравший для налетов на прибрежные города эскадры в несколько десятков кораблей и настоящие пиратские армии, способные на масштабные действия на суше. Флибустьерам меньшего размаха Порто-Белло был не по зубам. К тому же после разгрома и резни, учиненных Морганом, испанские власти сделали выводы и укрепили город и форты еще сильнее.
Порто-Белло окончательно стал неприступным и оставался таким вплоть до англо-испанской войны с очень странным названием «Война из-за уха Дженкинса». Капитан Флинт-Тейлор в то время уже служил под испанским флагом.
В книгах и на сайтах, посвященных пиратской теме, часто можно встретить такое утверждение: Тейлор, покончив с пиратством, стал офицером испанского военного флота.
Из одного текста в другой кочует этот бездумно повторяемый бред. А запустил его первым, причем всего лишь как ничем не подтвержденный слух, Джонсон-Дефо, автор «Всеобщей истории пиратства». Со временем слух незаметно превратился в общеизвестный факт.
На самом деле достоверно известно одно: «Кассандра» под командой Тейлора покинула Индийский океан, обогнула Африку, пересекла Атлантику и прибыла в испанскую Вест-Индию. Где пираты сдались на милость губернатора Порто-Белло.
Губернатор оказался на удивление милостивым. Никого не повесил и даже не посадил, позволил спокойно и свободно жить в подведомственном городе. Нет никаких сомнений, что в столь благодушное настроение губернатора привел небольшой презент от джентльменов удачи: драгоценные камни из той богатой добычи, что была захвачена вместе с вице-королем Индии.
Но чтобы иностранец и иноверец за взятку получил патент офицера испанского военного флота?! Не бывает. Ладно бы еще ирландец-католик, но англосакс-протестант Тейлор? Не известны такие случаи в истории.
На испанскую службу он мог поступить лишь одним способом: получив свидетельство гвардакостаса.
Наверное, надо объяснить, кто такие гвардакостасы, термин не самый известный.
Испанские гвардакостасы (guardacostas в переводе означает «береговая охрана») были сродни приватирам и каперам других европейских стран: частные лица со своими кораблями на службе государства, действующие за долю в добыче. Но задачи перед ними стояли иные: охранять побережье испанских колоний, порты, корабли и торговые пути, а захватывать и топить, соответственно, иностранных пиратов и контрабандистов.
Контрабанда, надо отметить, приносила в 18 веке ущерб интересам испанской короны даже больший, чем пиратство. Времена Моргана, собиравшего целые флотилии и громившего прибрежные города, прошли. Настало время предприимчивых людей, сообразивших, что разбогатеть на незаконной торговле можно если и не быстрее, чем на пиратских нападениях, то в любом случае с гораздо меньшим риском.
Итак, Тейлор стал гвардакостасом.
Но перед этим он непременно должен был изменить фамилию. Даже немного раньше, перед тем, как интернироваться в Порто-Белло.
Иначе никак. Если даже не Флинтом, то кем-то иным, каким-то чужим или выдуманным именем Тейлор непременно должен был назваться. Иначе затея со сдачей испанцам могла обернуться для него очень скверно.
Вообще-то случай это редкий, можно сказать уникальный: английский пират переходит на службу к испанцам. Долгие века эти две страны, Англия и Испания, были непримиримыми антагонистами, ведущими борьбу за господство в колониях: иногда экономическую, но чаще вооруженную. К политическим разногласиям добавлялись религиозные. В Испании нетерпимо относились в еретикам-протестантам (а соседней Португалии, например, господствующий католицизм никак не мешал тесному и многолетнему союзу с Британией). Англичане платили той же монетой, по полной программе щемили тех своих соотечественников, кто остался приверженцем католической веры: принимали законы, ущемлявшие в правах, запрещавшие занимать государственные должности и т. д.
Конечно, нравы в восемнадцатом веке изрядно смягчились, и перспектива сгореть на костре инквизиции Флинту-Тейлору уже не грозила. Но и радушного приема у испанцев ему и его людям ждать не приходилось.
Однако жизненные обстоятельства не оставляли капитану другого выхода после его художеств в Индийском океане. Там Тейлор умудрился всерьез рассориться со всеми серьезными участниками азартной и сложной стратегической игры «Захвати и разграбь Индию».
Британской Ост-Индской компании Тейлор насолил так, что когда через пару лет после завершения индийского этапа его карьеры прошел слух, что Тейлор никуда не уплыл, а скрывается со своими людьми и награбленными богатствами в дебрях Мадагаскара, – компания отнеслась к этому слуху более чем серьезно. Направила специальную экспедицию: Тейлора схватить и повесить, награбленное вернуть. Никого, понятно, не нашли и не схватили, но факт показательный.
Французов Тейлор, не смотревший на флаги, когда приходила блажь кого-то ограбить, тоже пощипал изрядно. И, поразмыслив, не поддался на уговоры своего подельника Ла Буше, предлагавшего купить за большие деньги амнистию у французского правосудия. Жизнь показала, что прав был таки Тейлор, а Ла Буше-Левассёр совершил фатальную ошибку: и деньги заплатил, и от виселицы не отвертелся.
О португальцах даже размышлять не стоило после истории с их захваченным вице-королем, вариант отпадал сразу.
Тейлор сумел крупно нагадить местным коллегам по ремеслу, индийской корсарской династии Ангриа, а те были очень серьезные ребята: кроме многочисленных эскадр, владели несколькими островами у побережья, плюс к тому контролировали приличный кусок континентальной суши с укрепленными портами, – в общем, создали настоящее пиратское «государство в государстве».
Хуже того, Тейлор побил горшки даже с голландцами, а те всегда его поддерживали: скупали добычу, снабжали припасами, предоставляли порты для ремонта и кренгования. Но тут надо признать, что сердечное согласие порушилось по вине самих голландцев: помутили им разум и сбили с пути истинного слухи о захваченных Тейлором и Ла Буше громадных богатствах вице-короля. Тейлор ответил на попытку его обмануть и завладеть драгоценностями в своем фирменном стиле: разгромил форт голландской Ост-Индской компании в бухте Делагоа, был тот слабо укреплен и имел для обороны всего шесть пушек.
Ну и куда после всех этих дел бедному Тейлору было податься? (Бедному – выражаясь фигурально. Капитан в материальном смысле был богат, но в основном драгоценными камнями, а превратить их в деньги по адекватной стоимости было очень проблематично.)
Если отбросить экзотические варианты продолжения карьеры, вроде службы китайскому императору или кому-то из индийских раджей, то податься Тейлор мог только к испанцам. Иных безопасных мест в колониях для него не осталось.
Но и здесь имелся один неприятный нюанс. Да, в своих пиратских бесчинствах в Индийском океане Тейлор с испанцами не сталкивался.
Однако если вспомнить более ранний этап его карьеры… Испанцам нашлось бы, что припомнить и за что спросить.
Впрочем, обо всем по порядку.