Гюрза обнаружилась в третьей по счёту комнатёнке. Всё бы ничего, но эти изверги в крошечное пространство, размером с собачью будку, утрамбовали аж четверых таких девчонок. И они там спали чуть ли не друг у друга на головах. И очень удачно, что Гюрзу, видимо, как самую угнетенную женщину Востока, вытолкали с подстилки почти к самому ничем не загороженному проему, на холод.
Гюрза ещё не спала, лежала, свернувшись клубком, и дышала на пальцы. Но не плакала и ни о чем не просила. Вообще, вела себя очень тихо, будто не ёж-мутант, а серая мышка. Узнаю брата Колю… в смысле, нашу ехидну.
Я подобралась почти вплотную и очень осторожно, чтобы не напугать, толкнула её носом в спину. И тут же мысленно зашипела:
«Только тиххххо!»
Гюрза вскинулась. Слишком резко она подпрыгнула, заозиралась, но сообразила быстро, замерла, даже не шелохнулась, оглянулась на соседок.
– Тихо ты, спать же мешаешь. Дура недоделанная! – тут же раздалось из глубин каморки. Да таким голосом противным, прямо наша воспетка из коррекционной группы. Сразу зубы зачесались кому-нибудь чего-нибудь отгрызть.
Гюрза говорившей не ответила, перевернулась, увидела меня. И молча как цапнула за шею, уткнулась лицом в мех и замерла. И я даже не дернулась, хотя она меня чуть не придушила. Её так затрясло…
Гюрза молчала, не издавала ни звука, ни всхлипа, но горячие слёзы бежали по лицу ручьями, впитываясь в мою шерсть. А я думала, кого мы с парнями уе….шим первыми. Довести нашу змеюку до слез – это постараться надо было. Убью гадов!
Впрочем, Гюрза довольно быстро оклемалась и взяла себя в руки. Пальцы не разжала, она словно сама не понимала, что продолжает тискать меня за шею. И слёзы продолжали течь, но уже не ручьями.
«Точка?! Как?»
«Каком вбок! Ты как?»
«А что мне сделается? Видишь же, при кухне, как всегда, посытнее местечко нашла, да потеплее, – тут Гюрза зло усмехнулась в своей обычной саркастической манере. – Точка, ты мне скажи, ты как? С парнями-то я иногда вижусь. Тебя на занятия ни разу не привели… Как и Таху. Я чуть с ума не сошла, думала… вас…»
«Меня в яму посадили, и Марук каждый день тренирует отдельно. Наверное, и с Тахой так, просто у нее жопа толстая, тяжелая, сама вылезти не может, – я попыталась свернуть ситуацию в юморную сторону, хотя за пропавшую подругу у самой сердце который день болело. – А я ночами вылезаю.»
«Наверное? Меня ведь, когда Марук решал, куда сплавить, признал неудачной. И что-то про течку сказал непонятное. Урод! А Таху, наоборот, за ипостась хвалил. А про тебя вообще молчит, словно и не было тебя… Точка, так страшно было…»
«Ну тихо, все. Все живы, Таху найдем, Анта я сегодня уже навестила, нормально все у него. До пацанов в ближайшие ночи доскребусь. Все, кончай трагедию, выберемся! И как ошейники снять, придумаем! Ну и что, что током бьются и без ключа не открываются, как-нибудь сладим! Ты давай лучше рассказывай, чего успела подслушать и понять, у тебя место козырное – на кухню ж все сплетни стекаются!»
«Выберемся,» – но прозвучало слишком неуверенно. – «Понять мало что получилось, честно говоря. Мы попали в клан, один из сильнейших в городе. Оборотни тут в основном боевая сила, мускулы клана. Нас как бойцов использовать хотят. Подчинят, привяжут, но как именно… я не знаю. В одном уверена – это у них на промышленный поток поставлено. Умеют они… привязывать.»
«Значит, свалим раньше, чем придется узнать на себе, – твердо пообещала я, лизнув Гюрзу в нос. Она бы, может, и дальше хандрила и ныла, бывают у нее такие моменты, да вот зубы-то я не чистила и мой поздний ужин ее взбодрил прямо на глазах.»
«Фу! Точка! Чем тебя кормят?!»
В общем и в целом, за Гюрзу я успокоилась. А про ребят мне каждый день Ант докладывал – их днем вместе дрессировали, только его потом обратно к Ленке в клетку отводили. И Ант уже успел парням как-то умудриться передать, что я в порядке и буду искать их по запаху.
Оставалось найти Таху, и тут наше везение повернулось к нам задницей. И закупорило все возможности наглухо, как в танке…
Но я не сдавалась. До казармы, где держали парней, оказалось добраться еще сложнее, чем до Гюрзы – их «средние» уровни были этажей на шесть ниже, чем кухня. Но я упорно каждую ночь осваивала очередной нижний этаж, наскоро проводя там ре-ко-гнос-ци… тьфу. Обследовала я их на предмет, чего полезного стырить и на что опасное не нарваться. Попутно успевая навестить и подкормить Анта и Гюрзу – ее при кухне тоже не особо баловали разносолами. А мне чего – я любую падаль из помойки сожру и довольна, так что всю нормальную жратву ребятам волокла.
Вы когда-нибудь видели медоеда с самодельным рюкзаком за спиной? То-то же! Ант в своей клетке полчаса нервно ржал. Зато когда я уходила, накормленный парень с новыми силами начинал упорные тренировки. Перекинуться самостоятельно у него пока не получилось, но он уже как-то прорастил когти на одной руке, и черную густую шерсть на другой. Потом до утра, бедолага, пытался впитать это дело обратно, чтоб не запалили.
А Гюрза не парилась – от ее ехидны толку в бою – только если развернуться и в морду врагу колючим задом прыгнуть. Да ей и некогда было – на тренировки к парням ее хоть через раз, да таскали, а в остальное время, рабовладельцы хреновы, заставляли пахать так, как древним египтянам на строительстве пирамид не снилось. И еще каждая местная сволочь считала себя вправе пнуть и свои обязанности на новенькую-бесправную перекинуть. Гады.
Если бы не случай, замучили бы эти изверги сестренку. Я-то помочь не могла, разве что подкормить… но вот примерно на пятую ночь исследований моя растолстевшая на помоечных харчах тушка потеряла равновесие на гребне очередной стены, и я неожиданно кувыркнулась не просто в очередной двор, а в какую-то яму, полную жидкой… э… грязь обычно не светится.
Вляпавшись в непонятное какашко лапами и мордой, я инстинктивно рванула назад и выскочила на твердый берег, но едва не… эм… кирпич не родила с перепугу, потому что под пробитой подсохшей корочкой грязь вдруг засветилась зеленовато-призрачным светом, и точно так же засияли мои маленькие ловкие лапки. И усы. И, судя по всему, морда.
Ой, беда! Я ж теперь мало того, что отсвечиваю, как маяк во тьме, так еще и следы светящиеся оставляю… караул!
Пришлось повозиться, не слишком качественно оттирая лапы и морду об землю, а потом взрыхлить сухую почву и спрятать в пыли следы преступления. И только после этого я задумалась – что это за бяка такая нехорошая? Вроде не ядовитая, и свечение знакомое… у Славки когда-то был талисман из настоящего дома – маленький и очень страшный чебурашка, вырезанный почему-то из камня, у него были выпученные круглые глаза-бусины, которые точно так же светились в темноте. А! Фосфор же!
Фиг знает зачем, но вдруг пригодится? У меня в рюкзачке как раз есть подходящий горшочек…
Перекинуться в человека, набрать светящейся грязюки и снова стать медоедом было делом трех минут. Иш ты, как круто я натренировалась. Днем, когда приходит Марук со своей шайтан-машинкой, уже приходится нарочно вопить и изображать судороги.
Обидно, что из-за грязюки я потеряла много времени и не успела дообследовать этаж. Зато, когда на обратном пути я заглянула к Гюрзе, кирпичик едва не отложил кое-кто другой.
Слава грязи, блин! Иначе я бы не успела злобно зарычать и впиться в жирную задницу какого-то бугая, зажавшего сестренку прямо там, у каморки, и уже приспустившего вонючие портки. Ах ты ж сука!
Гюрза молча боролась, но бугаина был раза в четыре тяжелее. И у меня снесло крышу – какая, нафиг, конспирация! Злобно взревев, я прямо с кромки стены бросилась насильнику на спину, целясь в жирный загривок, но промазала и смачно цапнула за дергающийся оголенный зад.
Урод тоже заорал, отпустил жертву и повалился на спину, чуть не придавив меня своей тушей, еле успела отскочить!
Гюрза невнятно всхлипнула, шарахнулась, но тут же вернулась обратно, готовая сражаться. И вернулась сестрёнка с палкой.
Не-ет, подруга, эту кучу дерьма палкой не перешибить. А вот вспрыгнуть на все еще воющее тело и оскалиться прямо в морду, когтями раздирая и рубаху и кожу до крови – вполне!
– Шархахуш! – непонятно завопил насильник. Гляделки субъекта стали круглыми от ужаса и начали закатываться под лоб, но я так озверела, что была уже не согласна на простой обморок.
– В глаза смотреть, ссука! – тяпнутый для профилактики за жирное горло урод снова захрипел, но сознание терять передумал.
– Пощади, неназываемый, пощади! – невнятно проблеял он. – Матерью клянусь, принесу тебе жертву и буду молчать!
Э? Хм… Гы! А морда-то у меня до сих пор светится, и зубы тоже, по ходу! Шар… хуху… кто?! Бабайка, небось, местный? Хе!
– Замри, несчастный! – пришлось импровизировать на ходу. Грызть его насмерть я уже передумала, ибо есть подозрение, что Гюрзе это только боком выйдет. – Еще раз посмеешь тронуть отмеченную мной, и я приду в твои сны, в твой дом, в твою смерть и заберу твою душу! И яйца оторву!
Уф. Ну как?
Впечатлился. Обосс… обмочился, гад вонючий. Фу. Ну вот фу же! Даже грызть такого противно.
Я спрыгнула с трясущейся и тихо скулящей туши, демонстративно вытерев об него лапы, подумала секунду и… хехехе. А вы не знали, что медоеды – это такие африканские скунсы? У нас тоже есть особая железа, да. Не все ж одному этому какашке на меня вонять!
Самое удивительное, что я чувствовала – набитый в клетушки у стены народ уже не спал. Но судя по звукам и запаху, боялись они еще больше, чем жирный урод, валяющийся посреди двора.
Забились как можно глубже и прямо-таки не дышат, тараканы чертовы. Хоть бы один вступился… за Гюрзу! А нет – так нате вам:
– Кто еще посмеет обидеть отмеченную, вырву душу и сожру!
«Ну, Точка! – в голосе Гюрзы слышалось неприкрытое восхищение. – Ну!»
Других слов у сестрёнки не нашлось. Ну а я, демонстративно потеревшись о ее ноги, вспрыгнула на стену и сгинула в ночи, как и положено всякому порядочному очень страшному и опасному бабайке. Хе-хе.