Спит маленький савояр. Ещё вчера у него была старая флейта с куском хлеба. Сегодня ее не стало. Сухорукий Генри с приятелями решили, что набережная принадлежит им.
Раньше Генри работал на стройке, пока не сломал руку. Теперь он с приятелями был главным на набережной. Даже местный ажан закрывал глаза на их бесчинства. Они таскали еду с прилавков, залезали в карманы. И главное – не пускали таких, как Мишель – пришлых попрошаек и бродяг. Их территория тянулась по набережной от кафе господина Огюста до моста. Генри уже взрослый – целых десять лет! На три года старше Мишеля.
Мишель отважно дрался, защищая своё добро. Он был один против троих, старый сурок не в счёт. Результат – поражение и сломанная флейта. В слезах он брел по уцелевшим от сноса узким улочкам Монмартра. Теперь он, вернее всего умрёт здесь в этом бескрайнем лабиринте стен домов и заборов, в обнимку со своим сурком.
Вряд ли кто сжалится над его судьбой – таких, как он, много на улицах Парижа. Мишель об этом знал. Знал ещё с той поры, когда дед Арни учил его играть на флейте.
– Дорогой мой Мишель, – говорил он, – этот год будет хуже прошлого, тебе надо научиться играть, тогда ты сможешь найти еду. Поверь, кусок, пускай и черствого, хлеба гораздо лучше лепешки из желудей.
С той поры, старый сурок и Мишель неразлучны. Несколько сантимов в день – едва хватало на лепешку.
Теперь этот клубок из переулков, лестниц и оград станет для него могилой, а не спасением. Здесь он лишняя обуза для всех и некому пожалеть сироту.
Он ждал чего-то подобного. Знал, готовился, но надеялся, что флейта и сурок помогут ему. Трудные были времена. Сейчас не лучше.
«Сын великого Дюма женился на русской принцессе» – вопили мальчишки газетчики у него над ухом, но усталость была сильнее.
Мишель разговаривал с одним из них, спрашивал о работе, искал жилье. Тот ему ответил, что сейчас он больше получит за сурка, чем от газетного крика. С жильем было не лучше – тот спал под навесом для бумаги.
Весь день Мишель ходил от пассажа к пассажу пытался свистеть, напевать песенку старого шарманщика, но голос дрожал, срывался и тонул в общем гаме зазывал и уличных артистов.
«Из края в край вперёд иду», – продолжал он уже не петь, а бормотать, бредя среди разношерстной толпы.
Не найти ему сегодня крова – Генри пригрозил утопить сурка если Мишель появится под их мостом. Надо идти дальше, искать еду и ночлег.
Юный савояр шёл сквозь чужой и враждебный город, но внезапно потеряв сознание рухнул возле ограды парка. Какой-то нищий поднял шляпу и положил рядом с ним. Больше никто не обратил на него внимание.
***
Мишель проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо
– Эй, малыш, проснись! Ты живой? – услышал он звонкий голос и открыл глаза.
Над ним стояла девочка лет двенадцати, с рыжими волосами и ярко накрашенным лицом.
– Ну ты меня напугал, – продолжала щебетать она, – Откуда ты? Что случилось?
От неожиданности Мишель икнул.
– Ты что испугался, – спросила девочка, – Не бойся. Давай знакомиться. Меня зовут Мари. Проказница Мари, слыхал?
Мишель замотал головой.
– Ты немой! Бедняжка! Может быть ты голоден? У меня где-то был кусочек булки, сейчас поищу.
Мишель уже начал приходить в себя и замахал руками.
– О, благодарю, – сказал он хриплым голосом. В горле пересохло и голос не слушался своего хозяина.
– Потерпи, сейчас принесу тебе попить, – обрадовалась девочка и скрылась в толпе разношерстной публики пассажа. Вскоре Мари появилась, держа в руках глиняную кружку.
– Выпей молока, – сказала она.
При слове «молоко» у Мишеля вновь перехватило дыхание: вспомнился дом в предгорьях, стада, идущие на выпас, дым из трубы родного дома, лес и тишина. От этого он залился слезами. Он сделал маленький глоток воды, подкрашенной молоком, и принялся рассказывать доброй девочке о своих злоключениях.
Вскоре сбивчивое повествование было прервано негодующим возгласом:
– Негодяи! Теперь, её уже не починишь, – сказала Мари, – но есть другой путь. Ты пока посиди тут, а я сейчас поговорю с отцом.
Она вновь исчезла. Мишелю даже показалось, что это ему сниться – так быстро исчезать и появляться могут только волшебники.
Но через несколько минут она появилась, ведя за собой мужчину в потертом сюртуке и скрипкой в руках.
– Вот, – сказала она голосом, не терпящим возражений, – ему надо помочь.
– Один номер. Что дадут всё – его, – сказал скрипач и жестом пригласил Мишеля идти за ним.
– Это мой папа, он согласился дать тебе возможность выступить на сцене, – сбивчиво, на ходу, полушепотом тараторила Мари.
Вскоре они пришли. «Сцена» – грубо сколоченный ящик, на котором рыжий клоун жонглировал под смех и гомон зрителей кувшином и кружками.
Вскоре номер закончился Мари пробежалась по толпе зевак с бубном собирая гонорар, затем стремительно впорхнула на сцену и позвенев бубном обратилась к присутствующим:
– Уважаемые дамы и господа! Минутку внимания! Сейчас перед нами выступит Мишель. Представитель Савойи! Новый гражданин Франции! Поприветствуем его! Добро пожаловать, Мишель! Не стесняйся! Тише, господа! Прошу вас, тише! Сегодня с Мишелем приключилась беда – его старая флейта сломалась и потому, вместо флейты споёт он сам. Поприветствуем нашего юного артиста!
Сильные руки подхватили его и поставили на ящик.
– Пой, – еле слышно сказала Мари.
И Мишель начал петь. Сперва робко, тихо, смущено разглядывая свои башмаки. Вдруг кто-то, перебирая струны, подхватил его песню. Мишель осмелел, поднял голову и начал петь всё громче и громче. Вкладывая в песню всю свою боль, одиночество, горечь потерь и обиды.
Вот уже скрипка с флейтой подхватили мотив. Перед Мишелем стояла толпа и внимательно слушала как он рассказывал им свою историю.
…«Из края в край вперед иду
И мой сурок со мною»…
Неожиданно всё исчезло, а перед глазами поплыла вереница картинок. Присыпанная снегом могила отца, могила матери с пожухлой травой, старик Арни, опираясь на свою трость, о чем-то говорит с возницей дилижанса и тот берет Мишеля с собой. Постоялые дворы, трактиры и бесконечная дорожная тряска. У него больше нет флейты. Он голоден и мечтает поспать в тепле…