За семейным ужином я едва сдерживаюсь, чтобы не рассказать Фелис о словах Каллума. Возя по тарелке приготовленную на пару курицу с брокколи, я нервно трясу ногой, ожидая конца ужина.
– Сегодня особенный десерт. – Хлопнув в ладоши, мама буквально светится от счастья, словно находится в кадре рекламы майонеза. – Мы с Фелисити приготовили английский шоколадный пудинг. Готовить вместе так весело, правда, дорогая?
Мама сжимает плечо Фелис и добродушно улыбается.
– А меня ты выгоняешь из кухни, когда готовишь.
– Потому что ты оставляешь после себя бардак и вечно отвлекаешься на телефон, Райли.
Фелис опускает передо мной керамическую форму, и я качаю головой, вежливо отказываясь.
– Он с ванильным соусом. Попробуй, это очень вкусно.
– Мне правда нельзя. Скоро будет готова новая форма, сшитая по меркам, если я прибавлю в талии хотя бы полдюйма, тренер Кинни это заметит и устроит разнос.
– Разнос будет моему кошельку, если снова придется отдать почти четыреста долларов за юбку и топик, – говорит папа, опуская ложку в пудинг. – И это не считая ежемесячных взносов в спортивный фонд школы.
– Форма и должна стоить дорого – это лицо группы поддержки, – вмешивается мама. – И поверь, я знаю, о чем говорю. Когда я была капитаном, то выгоняла из группы за помятую или испачканную форму. К ней нужно относиться с таким же уважением, как и к себе.
Папа кивает, хотя явно не понимает нашего благоговейного трепета перед кусками цветной ткани – как он часто называет форму. Но если начать спорить с мамой, она погрузится в воспоминания, как была капитаном и привела команду к победе на соревнованиях штата. Папа говорит, что от этих историй у него начинается изжога.
– В следующий раз я приготовлю тебе что-нибудь вкусное с сахарозаменителем, Райли. Как вам десерт, мистер Беннет?
– Спасибо, очень вкусно. – Прочистив горло, папа расправляет плечи, а это значит, что он хочет задать серьезный вопрос. – Как проходит репетиторство с Каллумом?
– Договорились заниматься несколько раз в неделю. Но я не хочу, чтобы вы подумали что-то не то, я здесь, чтобы сосредоточиться на учебе, а не на мальчиках.
Так-так-так, мисс маленькая врушка. Неужели в школе при церкви ее не учили, что врать нехорошо?
– Молодец. Бери пример, Райли. Сначала школа и университет, а потом уже парни.
– Не припомню, чтобы в наши годы тебя интересовала учеба, Итан, – вспоминает мама. – В старших классах ты не раз пытался залезть ко мне в трусы и в итоге победил.
– Фу, мам! – Бросив вилку, я закрываю уши ладонями. – Больше никогда не объединяй в одном предложении себя, папу и трусы!
– Это совершенно естественные вещи, – с укором в голосе отвечает она. – А как, думаешь, ты появилась на свет?
– Предпочитаю думать, что меня к вам по бартеру принесла Дева Мария.
Взяв телефон, пишу Сойеру:
Райли:
Родители говорят о моем зачатии за ужином.
Сойер:
Хватит делать вид, что в этом мире есть хоть одна история, которая может быть хуже, чем «Похоть гнева».
– Мистер и миссис Беннет, – зовет Фелис, включая воду в кране, чтобы помыть посуду. – Я хотела спросить, можно ли мне после ужина пойти в гости к Зоуи?
– Вы поладили?
– Да, сегодня разговорились после школы, она пригласила меня, чтобы вместе посмотреть дораму. Я толком не поняла, что это, но звучит интересно.
– Конечно, иди, дорогая, – соглашается мама. – И оставь посуду, пусть Райли хоть раз сделает что-то по дому. Боюсь представить, во что превратится ее комната в общежитии, когда она переедет в кампус.
Вздохнув, я встаю из-за стола и, прихватив тарелку с остатками курицы, иду к раковине. Спорить бесполезно – мама права, по дому я делаю меньше, чем следовало бы.
Фелис уже собирается уходить и, бросив мытье посуды, я иду за ней.
– Райли!
– Сейчас вернусь и домою, мам! – кричу я из холла.
Фелисити быстро спускается с крыльца, словно чувствует, что за разговор предстоит.
– Постой, – зову я, захлопывая дверь.
Замерев, она оборачивается. Кутаясь в шерстяной кардиган, Фелис вжимает голову в плечи и в этот момент кажется еще более хрупкой и беззащитной, чем обычно.
– Во время ланча ты видишься с Каллумом, так ведь? И речь не о дополнительных занятиях.
Тяжело сглотнув, она не отвечает.
– Слушай, я знаю, каким он может быть обаятельным и с легкостью вскружить голову. Но сегодня я разговаривала с ним, и Каллум шантажировал меня интимными фото, а еще назвал тебя своим «проектом». Он говорит, что поспорил на то, что ты получишь корону, но я уверена, что в споре есть еще и постель.
– Слово «проект» в данном случае хорошее. Мы поладили, и я рассказала ему, как надо мной издевались в школе. Каллум пообещал мне помочь найти место в обществе, а заодно написать об этом статью, которая поможет ему набрать баллы. Каллум добрый и понимающий, а еще он предупредил, что ты попытаешься опорочить его из-за… Из-за ревности. А насчет спора на постель. – Фелис усмехается. – Ну зачем я такому парню, как он? Это же смешно.
– Фелисити. – Вскинув руку, я дважды щелкаю пальцами перед ее лицом. – Ты откуда к нам прилетела? Из книги Николаса Спаркса «Спеши любить»? Очнись, Каллум – мстительный манипулятор, который начал общаться с тобой, чтобы насолить мне. Он разобьет тебе сердце, а я разобью ему нос, если он воплотит свои угрозы в жизнь.
– Мы подружились, занимаемся вместе, но не больше. Как он может разбить мне сердце, если я просто пытаюсь найти друзей и место в обществе, в котором мне жить до конца семестра?
– Для этого у тебя есть я.
– Я не нравлюсь твоим друзьям, Райли, и не хочу быть для тебя обузой.
– Какая-то глупость, у нас с Каллумом одни и те же друзья.
Прочистив горло, Фелисити перетаптывается с ноги на ногу.
– И он от них не в восторге.
Это вызывает у меня смешок.
– Чушь.
Ее аргументы убивают мои нервные клетки. Фелис могла бы попросить о помощи меня, только вот ей нужно не это, она хочет проводить время с Каллумом. Как много времени нужно девушке, обделенной мужским вниманием и родительской заботой, чтобы запасть на красивого парня, говорящего то, что она хочет услышать?
– Надеюсь, ты помнишь, что Каллум мой бывший? И то, что он дарит тебе цветы и плюшевых мишек, – это как минимум неправильно.
– Ты его любишь?
– Что?
– Ты любишь Каллума?
– Н-нет, – отвечаю я, слегка запнувшись. Но не потому, что сомневаюсь, а потому, что разговор с Фелис удивляет меня все больше с каждой ее брошенной фразой.
– Если ты его не любишь и не хочешь быть с ним, что плохого в том, что я буду с ним дружить?
– Вопрос, конечно, логичный. Но как насчет женской солидарности?
– Но если Каллум тебе не нужен, а нам нравится проводить время вместе, то, может, тебе тоже стоит проявить женскую солидарность и позволить нам общаться? Что плохого в том, что он поможет мне стать лучше и полюбить себя? Мне всю жизнь указывают, что делать. И вот когда я приехала сюда и подумала, что могу сама принимать решения, ты указываешь мне, что делать.
– Фелисити. – Прикрыв веки, я складываю ладони вместе и делаю глубокий вдох, изо всех сил стараясь не сорваться, чтобы не накричать на нее. – С тобой очень сложно вести диалог. Скажем так: если не хочешь конфликтовать со мной, тебе лучше держаться от Каллума подальше. И ради бога, что бы ни произошло, ни за что и ни при каких обстоятельствах не шли ему интимные фото.
Фелис долго смотрит на меня. Постепенно ее большие карие глаза наполняются слезами, и мне становится стыдно. Сама не знаю за что. Возможно, все дело в жалости к Фелисити и ее истории, к тому, что она впервые почувствовала свободу и возможность быть обычной школьницей, не находящейся под гнетом непрерывной травли. Наверняка сейчас в глазах Фелис я выгляжу как злобная Реджина Джордж из «Дрянных девчонок». Господи, я что, действительно чей-то антагонист?
– Ты ведешь себя прямо как мой отчим! – внезапно выпаливает она и драматично убегает в сторону крыльца дома Сойера.
А я пытаюсь понять, по каким параметрам Фелис сравнила меня с абьюзивным козлом, который много лет отравляет жизнь ей и ее матери. И это звучит намного хуже, чем Реджина Джордж.
– Райли, – зовет мама, выйдя на крыльцо. – Посуда ждет.
Убираясь на кухне, я снова и снова прокручиваю в голове разговор с Фелисити. Неужели Каллум ее настолько обработал? Так быстро? А он хорош.
Угрозы о том, что он сделает из Фелис новую версию меня, совсем не пугают. Меня больше волнует, что ослепленный азартом Каллум действительно может перейти черту и разрушить что-то по-настоящему важное для меня. А еще он разобьет сердце Фелис, у которой наверняка психологическая травма из-за отчима и идиотов-одноклассников. Скорее всего, она отчаянно нуждается в защите и заботе. Жаль, что для этого Фелисити выбрала не того парня.
Закончив с уборкой, снова выхожу за дверь и иду к дому Сойера. Постучавшись и не дожидаясь ответа, я захожу внутрь. В доме пахнет яблоками с корицей – миссис Вуд явно пекла сегодня. Прохожу вдоль светлого холла. На стенах с пожелтевшими от времени обоями висят семейные фотографии, а у подъема на второй этаж даже есть наша с Сойером детская фотография: он качается на качелях, а я реву, потому что он не уступает мне место. Ничего не изменилось, только теперь я готова реветь, потому что он никак не уступает мне место своей девушки.
Заглядываю на кухню. Скарлетт сидит за столом в окружении счетов, а рядом лежат смятые купюры, и я точно знаю, что их оставил Сойер, – это его небрежный почерк и отсутствие бумажника. Темные густые волосы миссис Вуд собраны в небрежный хвост, а джинсовый жилет, надетый поверх футболки, перепачкан следами муки. Не замечая меня, она вглядывается в бумаги и устало проводит ладонью по худощавому лицу.
– Привет, миссис Вуд, – говорю я, прислонившись плечом к арочному проему. – Тяжелый день?
Она поднимает голову, и в карих глазах тут же отражается привычная теплота.
– Ненавижу разбирать счета! Клянусь, именно это занятие и забирает молодость.
– Папа каждый раз выпивает виски перед тем, как сесть за бумаги.
Лицо Скарлетт принимает страдальческий и почти болезненный вид, и мне становится стыдно, что я задела острую тему. После развода у матери Сойера случился нервный срыв и появились проблемы с алкоголем, хоть это и продлилось пару недель. Второй срыв произошел в прошлом году после встречи выпускников, когда Скарлетт почувствовала, что ничего не добилась в жизни по сравнению с бывшими одноклассниками. Мать-одиночка, воспитывающая двоих детей и работающая поваром в местной закусочной. Этот срыв заставил отца Сойера вернуться в Гамильтон и отправить бывшую жену в реабилитационный центр. Пробыв там месяц, миссис Вуд вернулась домой и вступила в сообщество АА[12]. У нее уже есть красная монета трезвости[13], означающая, что она не притрагивалась к алкоголю восемь месяцев, а в октябре получит фиолетовую фишку – за девять месяцев трезвости.
– Хочешь кусочек пирога?
Я качаю головой, и, скорее всего, на моем лице отражается такое же страдальческое выражение, как и у нее. Клянусь, выпечка Скарлетт Вуд самая вкусная в мире.
– Спасибо, но я только поужинала. Сойер у себя?
Кивнув, она легонько похлопывает ладонью по столу.
– Райли, погоди, присядь на минутку.
Отодвинув стул, я сажусь напротив. Мама Сойера сцепляет пальцы в замок, а выражение ее лица вдруг становится серьезным, словно она вот-вот скажет: «Я знаю, что ты без ума от моего сына. Не будь дурой, это слишком очевидно. Отстань уже от него наконец».
– Сколько заявок на поступление ты планируешь подавать в университеты?
– Пять. Хочу перестраховаться, но надеюсь, что меня без вопросов возьмут в Сан-Бернардино. Больше всего я боюсь попасть в лист ожидания.
– И все подают столько же?
– В основном да, где-то от трех до пяти заявлений. Хотя Люси Маллиган подает сразу в девять университетов, но у нее это связано с ОКР[14] и зацикленностью на цифре девять. А что такое?
– У Сойера ведь все хорошо с учебой? Как думаешь, он сдаст экзамены на высший балл?
Мне отчего-то становится не по себе.
– К чему вы клоните, миссис Вуд?
– К этому, – вздохнув, она указывает на счета. – Скоро сдача SAT, нужно внести регистрационный сбор. За каждую заявку в вуз придется заплатить еще по сотне и выше. Плюс пора оплатить страховку. А потом найти деньги на обучение. Еще и Зоуи без остановки требует новый телефон, наушники, одежду и косметику.
Опустив локти на стол, миссис Вуд сжимает ладонями виски.
– Знаю, что говорю сейчас, как самая ужасная мать на свете, но боюсь, я просто не потяну все и сразу. Может, Сойеру стоит выбрать только один университет? Или хотя бы одно направление, а не метаться между колледжем искусства и механикой, это ведь совсем разные полюса. Нужно сделать упор на механику, и после окончания университета для него будут открыты двери крупных компаний.
– Сойер собирается отправлять оба заявления вместе с заявкой на грант. И он выберет тот университет, который предоставит ему грант или стипендию, но для этого нужно увеличить шансы, то есть отправить больше заявлений на поступление. И вы прекрасно знаете, что он умный парень, у него все получится. А мистер Вуд не поможет?
– Обещал, но он буквально недавно жаловался, что аренду зала повысили в два раза, они с семьей едва справляются и живут на остатки сбережений. Боюсь, ему скоро придется закрыть зал, потому что нечем будет платить тренерам.
Печальные новости. Отец Сойера, тренер по рукопашному бою, открыл в Трентоне клуб самообороны для детей. Когда зал был здесь, в Гамильтоне, дела шли хорошо. Но Трентон – столица, уровень конкуренции выше и никакой стабильности: дела идут то вверх, то вниз.
– Поэтому на помощь Джейсона я не рассчитываю. Сойер помогает мне с оплатой счетов, и я боюсь представить, что будет, когда он уедет в университет.
– Он будет помогать. А потом вам останется потерпеть еще немного, когда Зоуи тоже уедет учиться, и вы наконец-то начнете отрываться.
Усмехнувшись, миссис Вуд запрокидывает голову и смотрит в потолок.
– Видит бог, Райли, я очень хочу оторваться и отдохнуть. Иногда забываю, что я не только работающая мать двоих детей, но еще и женщина.
– Мама моей подруги Хлои работает в салоне эротического массажа. Хотите, выбью вам подарочный сертификат на посещение?
– Райли!
– Я серьезно, – отвечаю я, поигрывая бровями. – С клиентками женского пола работают красивые испанцы. Где еще почувствовать себя женщиной, если не там? Мама уже ходит туда, правда втайне от папы.
– Иди уже к Сойеру, – рассмеявшись, Скарлетт отмахивается, а затем неловко потирает внезапно порозовевшие щеки. – Ладно, от подарочного сертификата я все же не откажусь.
Кивнув, я встаю из-за стола и, ободряюще сжав ее плечо, возвращаюсь в холл, чтобы подняться к Сойеру. Дверь в комнату Зоуи с розовой табличкой «Не беспокоить!» закрыта. И на секунду мне жутко хочется прижаться к ней ухом и подслушать, о чем они с Фелис разговаривают, но я сдерживаюсь.
Дверь в комнату Сойера приоткрыта, и я стучусь, заглядывая внутрь. В его спальне беспорядок: на спинке стула висит целая груда футболок, а стол завален ворохом листов, тетрадей и учебников. На стене, выкрашенной в глубокий темно-зеленый цвет, висит полка со скучными книгами, в которых нет ни одного сексуального вампира, падшего ангела или горячего демона. Под полкой – ящик, наполненный отцовскими виниловыми пластинками, разноцветные конверты которых я любила рассматривать в детстве.
Свет в комнате приглушен, включена лишь настольная лампа над рабочим столом. Прислонившись к спинке кровати, Сойер сидит в наушниках и совсем не замечает меня, печатая что-то в ноутбуке. Сосредоточенно глядя в экран, он облизывает губы, а я думаю, что самое время заводить фанатский аккаунт в «Твиттере» в честь этого жеста. Горящий экран ноутбука отражается в серых глазах Сойера, а между бровей лежит складка – сосредоточен и серьезен больше обычного.
Я присаживаюсь на край кровати. Сойер с трудом отрывает взгляд от ноутбука и, увидев меня, не скрывает удивления. Его губы тут же расплываются в улыбке, отчего лицо словно светлеет. Ненавижу, когда Сойер так улыбается, потому что в такие моменты я часто отключаюсь от восторга и едва могу контролировать свой восхищенный взгляд, способный выдать меня с потрохами.
– Чем обязан? – спрашивает он, снимая наушники.
Пожав плечами, я разглядываю лежащую на покрывале книгу со схемами деталей машины, которую когда-то отдал мой папа.
– Я что, не могу зайти в гости к другу?
– Можешь, но уже вечер, разве ты не должна сейчас мастурбировать на холодные члены или вроде того?
– У меня сексуальная травма после разговора с родителями. – Вздохнув, я забираюсь с ногами на кровать.
Сойер отставляет ноутбук на прикроватную тумбочку и вытягивает руку, опуская ее на соседнюю подушку, потому что знает: моя цель – его плечо.
– Уверен, что ты их даже не дослушала. Может, там все как в твоих книжках.
Поморщив нос, я невольно вздрагиваю.
– В жизни не бывает как в книжках, поэтому я их и читаю. Мне нравится проживать чужие истории любви, которых у меня никогда не будет.
– Тебе просто нравится читать порно, Гномик.
Как только я кладу голову на плечо Сойера и он обнимает меня, я чувствую, как в районе сердца от волнения разливается уже привычное тепло. В такие моменты легко представить, что мы самая настоящая пара, и от одной лишь только мысли об этом мне хочется улыбаться.
– И это тоже. Но секс мне нравится только в книгах. Он там чувственный и страстный, никто не боится залететь или подхватить генитальный герпес. И клянусь: прилагательное «красивый» можно отнести к члену только в книгах, потому что в жизни – так себе картина.
Сойер смеется, и его глубокий смех отдается вибрацией в моей груди.
– Рано делать выводы, Райлс, тебя впереди ждет еще очень много членов. Где-то там найдется и твой.
Cкорее всего, он намного ближе, чем ты думаешь. Прямо в этой самой комнате. Просто опусти голову и посмотри вниз, глупый Сойер.
– Впереди еще несколько лет учебы, у меня совсем нет времени на то, чтобы заглядывать каждому парню в штаны в поисках красоты.
Поерзав, я устраиваюсь поудобнее. Моя ладонь проскальзывает по твердому животу Сойера, и я чувствую, как вспыхивают щеки. От простого прикосновения. Да что со мной не так? Только вчера я читала сцену с демонической оргией, сидя при этом в гостиной рядом с родителями, и даже виду не подала. Мне нет равных в чтении постельных сцен с каменным выражением лица. И во что меня превращает простая близость Сойера Вуда?
– Ты в курсе, что у твоей сестры в гостях Фелис?
– Неудивительно, Зоуи все утро болтала о том, что Манчестер теперь общается с Каллумом. Всегда поражался тому, как девчонки могут подружиться на фоне общей симпатии к парню.
– Хочешь сказать, что мы странные?
– Нет, хочу сказать, что вы чокнутые.
– Как думаешь, я злой человек? – спрашиваю я, прокручивая в голове слова Фелисити о том, что я похожа на ее отчима.
Сойер молчит какое-то время, неспешно выводя большим пальцем невидимые круги на моем предплечье.
– Скорее требовательный.
– Хотелось бы услышать более мягкое прилагательное.
– О чем я и говорил. Соврать?
– Да, пожалуйста.
– Ты совсем не требовательная. И ребята из оргкомитета не разбегаются врассыпную, как только ты начинаешь планировать организацию очередного мероприятия.
Оргкомитет – единственная территория, где я не могу быть дружелюбной и милой, потому что, если позволить ребятам расслабиться, они будут вкладываться вполсилы и мой выстроенный заранее план начнет рушиться. У меня от одной мысли об этом зубы сводит.
– Думаешь, мне стоит быть с ними помягче на собраниях оргкомитета?
– Думаю, тебе просто нужно продолжать оставаться собой. – Сойер коротко целует меня в макушку. – Даже если своей одержимостью все контролировать ты напоминаешь Таноса.
Мне становится чуть легче, хотя я точно знаю, что перед сном еще раз задам себе вопрос: стоит ли попытаться быть более лояльной в комитете, чтобы ребята прониклись ко мне симпатией, а не страхом и желанием закатить глаза?
– Над чем работаешь? – спрашиваю я, глянув в сторону открытого ноутбука.
– Вступительное эссе в Калифорнийский университет механики.
– Все еще не знаешь, куда хочешь больше?
– Мне нравится сводить музыку и играть на гитаре, но так же сильно нравится возиться с машинами и оживлять то, что уже давно умерло. Мне всегда казалось, что я знаю, чего хочу, а тут… Черт возьми, я правда запутался, Райлс.
Я приподнимаюсь, чтобы взглянуть на него. Внешне Сойер совершенно не выглядит взволнованным или растерянным, скорее уставшим.
– Хочешь знать мнение чирлидерши?
– Всегда, – отвечает он, чуть крепче сжимая мое предплечье и притягивая меня ближе к себе. Между нашими лицами остается всего пара дюймов.
Милостивый боже, дай мне самообладания!
Мне приходится приложить титанические усилия, чтобы сохранять дыхание ровным и не выдать дрожащий голос. Но я справляюсь, потому что у меня за спиной годы тренировок в притворстве.
– Музыкой ты начал увлекаться, когда пытался избежать чрезмерной опеки Скарлетт. Музыка была твоим протестом маме и способом убежать от реальности. А когда в мастерской вы с папой чините машину, у вас двоих загораются глаза, как у бешеного Виктора Франкенштейна. Когда там следующий запрещенный концерт в пабе?
– Хочешь пойти? – Сойер не скрывает удивления в голосе.
Я люблю ходить на вечеринки, но ненавижу бары и клубы, куда пускают школьников по фальшивым правам. И я сейчас не про те уютные места с приятной атмосферой и ненавязчивой музыкой. А про подвальные бары, из которых выходишь насквозь пропахший сигаретным дымом и потом, потому что там не работает вентиляция. Да и предупреждение Сойера о том, чтобы в таких местах я не пила ничего, потому что могут что-то подсыпать, – говорит само за себя.
Поэтому обычно я просто прошу Сойера переслать мне музыку, которую он сводит, и каверы, потому что видео с выступлений практически нет. В конце весны в их кавер-группе осталось всего три человека. За все лето я была на их репетициях лишь пару раз: у матери Нико частые мигрени, и иногда она заходит в гараж, чтобы выдернуть все провода усилителей. Митч живет в трейлерном парке – у него негде репетировать. А миссис Вуд вообще запрещает Сойеру состоять в группе и говорит, что если он хочет заняться музыкой, то пусть играет на скрипке.
– Да, хочу прийти на выступление и узнать, горят ли у тебя глаза во время игры так же сильно, как когда ты завершаешь работу над машиной.
Взгляд Сойера скользит по моему лицу и задерживается на губах. Я перестаю дышать. Костяшки его пальцев касаются моей щеки и проходятся по виску, чтобы заправить волосы за ухо.
– Спасибо, Райлс, – его голос звучит глубже, чем обычно.
Большим пальцем он поглаживает мою щеку, но, словно решив, что пальцы задержались дольше нужного, отводит ладонь, и я неосознанно ловлю его запястье, чтобы удержать на месте. Это даже была не я, моя рука сама сделала это, без разрешения мозга.
Никто из нас не произносит ни слова, и я уверена – если это произойдет, мы навсегда разорвем этот момент. А я хочу, чтобы он длился вечно.
Раздается звонок телефона Сойера, и я едва сдерживаю недовольный стон. Он берет лежащий рядом мобильник, я замечаю, что на экране горит имя «Мишель» и откидываюсь на соседнюю подушку, уставившись в потолок.
Сойер приподнимается на локте и появляется в поле моего зрения, нависая сверху.
– Привет, – говорит он в трубку. – Да, немного занят, Райли зашла в гости.
Мишель говорит что-то в ответ. Я не могу расслышать что, но для меня это звучит: «Ты мой! Ты никому не достанешься! Я – безупречная дылда, похожая на Киру Найтли! И у группы «Битлз» есть песня с моим именем!» Конечно, зная милый характер Мишель, она бы никогда такого не сказала, но мне же нужно как-то убедить себя в том, что она стерва. Иначе становится слишком сложно ненавидеть ее.
– Райли тоже передает тебе привет, – любезно врет Сойер. – Я позвоню позже, идет?
Он завершает вызов, но магия нашего момента не возвращается. Может, ее и вовсе не было и я сама себе все придумала.
– Вы встречаетесь?
– Нет, но… – Сойер морщит нос, – кажется, она думает иначе. Зачем-то зовет меня «маффин». Я сказал, что мне это не нравится, но Мишель будто не слышит.
– Маффин? Ты? – Рассмеявшись, я касаюсь указательным пальцем его груди. – Ты больше похож на черствую печеньку из морозилки.
– Сказала девушка, которая любит холодные члены.
Сойер отвлекается на пришедшее сообщение и, взглянув на экран, удивленно вскидывает брови.
– Что там у тебя, нюдсы от Мишель?
– Мхм.
Он не шутит.
– Дашь посмотреть?
Нет, я что, правда сказала это вслух?
Сойер демонстративно ставит телефон на блокировку и отбрасывает в сторону.
В данную секунду ревность убивает меня, и из-за этого я уже веду себя глупо. Какого черта я попросила посмотреть чужие нюдсы, которые ни за что на свете не хочу видеть? Главное, не зайти в своей глупости дальше. Я буду вести себя нормально. Я взрослый человек, почти студентка, и буду вести себя соответствующе.
– А я, возможно, скоро пойду на свидание, – выпаливаю я и тут же мысленно даю себе подзатыльник. Взрослый человек, как же.
На лице Сойера нет и намека на удивление или грусть. Он непроницаем. Прям не парень, а долбаный Бэтмен на задании.
– С кем?
– С кузеном Ви.
– Я его знаю?
– Нет, не думаю. Но мы могли бы устроить парное свидание, например.
– У меня пока нет времени на свидания, Райлс. – Он мимолетно касается пальцем кончика моего носа. – Я хочу дописать вступительные эссе и как можно скорее закончить работу над «Доджем». Уже есть пара потенциальных покупателей, но, боюсь, если затяну с ремонтом, то все сорвется.
Удивленно моргнув, я тут же приподнимаюсь на локтях.
– Ты хочешь продать его? Но ты не можешь, Сойер, ты так много сил вложил в эту машину!
– Знаю. Но нужны деньги, чтобы разобраться с поступлением. Денег с продажи «Доджа» как раз хватит на то, чтобы перекрыть счета за дом и оставить маме на первое время. Она даже не ругалась, когда я признался, что соврал и не продал гитару. Теперь я собираюсь немного заработать и на том, что буду давать уроки игры.
– Мы что-нибудь придумаем, и тебе не придется продавать машину.
Его губы трогает грустная улыбка. Сойер не верит, что есть другой выход. Я пока тоже понятия не имею, что делать, лишь знаю, что ни в коем случае нельзя продавать «Додж».
Из соседней комнаты доносится приглушенный звук знакомого рингтона. Телефон Фелисити. Слышно, как дверь в комнату Зоуи открывается, и звонок становится громче. Соскочив с кровати, я задеваю книгу по механике, роняя ее на пол, и несусь к двери. Как можно бесшумнее прикрыв, я тут же припадаю к ней ухом.
Фелисити говорит тихо, разобрать слова не получается. Сойер останавливается рядом и, прислонившись плечом к стене возле двери, посылает мне вопросительный взгляд.
Как только он раскрывает рот, я прижимаю палец к своим губам.
– Тише, печенька, – шепчу я, на что Сойер закатывает глаза.
Кажется, Фелис прогуливается по коридору туда-обратно, потому что в какой-то момент ее голос становится более четким.
– Все, как ты и говорил, она пыталась настроить меня против тебя. Но еще Райли сказала, что ты шантажировал ее фотографиями. Это правда?
Я буквально срастаюсь с дверью, превращаясь с ней в одно целое, лишь бы услышать больше.
– Так и думала, что она соврала от обиды.
– Вот же сукин сын, – шепчу я, отходя от двери.
По крайней мере, Фелис задала этот вопрос, поставив ангельскую репутацию Каллума под сомнение. Это уже дарит надежду, что я смогу вытащить ее из цепких лап Брайта.
– В чем дело, Гномик?
Я рассказываю Сойеру лишь часть истории о том, что Каллум перетягивает Фелис на сторону зла. Ему не стоит знать, почему бывший так сильно злится на меня и хочет отомстить. А если рассказать о том, что мне сегодня угрожали опубликованными в сеть нюдсами, то Сойер просто изобьет Каллума, и тогда его выгонят из Ноттингема и занесут это в личное дело, которое обязательно попадет в руки приемной комиссии университета.