«Я спросила: «Чего ты хочешь?»
Он сказал: «Быть с тобой в аду».
Я смеялась: «Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду».
Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
«Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты»3
Анхелика – домработница Джонни, принесла чайные принадлежности.
Джонни посмотрел на её попу и ножки обтянутые тёмно-синими укороченными джинсами Dsquared2… Какая женщина!
Фэн Дэн тоже посмотрел на неё, но с недоумением, нахмурившись.
Он снял пальто, – Джонни посмотрел на его костюм – темно-коричневый из нежнейшей шерсти…
– Почему твоя домработница не одета в форменную одежду?
Джонни посмотрел на него.
– А зачем?..
Дэн напрягся, на щеках вновь появились желваки.
Джонни мрачно усмехнулся.
И добавил с ехидной улыбочкой:
– Красивая, да!?
– Ты… Ты с ней спишь?! – Взвинчено спросил Дэн.
– В моих снах…
Джонни насмешливо посмотрел на него.
И смешливо добавил:
– Как ты в своих снах спишь со мной!
Как он покраснел, Дэн! Залился краской, смешался, растерялся.
Воскликнул, оправдываясь:
– Я… Я не вижу тебя в моих снах!
Печально Джонни посмотрел на него… И с тихой нежностью сказал:
– Да? А я тебя вижу…
Какой он красивый, Джонни… Сын Лесли – Джонни!
Дэн не мог отвести от него глаз! Его любимый… Джонни!
Ему сейчас 28 – прекрасный молодой мужчина!
Дэн вновь ощутил тоску в сердце, тоску по Джонни, тоску… по себе – по тому себе, каким он был с Джонни!
– А каким я был? – Внезапно подумал он.
Понял: счастливым! Молодым, полным сил.
Потеря Джонни – расставание с ним… его убили.
Его убила армия, в которой ему пришлось служить, – в которой ему пришлось застрять на восемь лет!
В Гонконге, откуда он родом, нет обязательной военной службы, но она есть в Сингапуре, и он был отправлен в Сингапур, а потом переведён в Филиппинский корпус морской пехоты…
– Какой чай ты предпочитаешь? – Спросил Джонни. – Зелёный, или белый?
Дэн грустно посмотрел на него.
– А ты не помнишь?
– Я всё забыл, представляешь?! – Хохотнул Джонни. – Ничего не помню!
Мадонна пела в доме странную песню:
Что происходит?
Кого я напоминаю тебе?
Тебя самого?
Или я – это Ты?4
Дэна поразили эти слова.
Он понял, понял… Луизу, сказал Джонни:
– «Главарь обезьян из Хоукена»… Я люблю «Главарь обезьян из Хоукена»5!
С какой печалью Джонни посмотрел на него.
– Зачем?.. Зачем так меня мучить?!
Дэну захотелось сказать ему; я не могу остановиться! Я мучаю себя…
Чай «Главарь обезьян из Хоукена, они впервые попробовали вдвоём, – пили его из бумажных стаканчиков, на залитой солнцем улице…
Он ответил Джонни:
– Я не забыл – ничего!
– И что? – Больно воскликнул Джонни. – Что теперь?! Начнём встречаться? Ходить друг к другу в гости… Что?!
Он был чертовски прав, что… теперь!
Дэн вспомнил «В прошлой жизни ты должен был трудиться изо всех сил, чтобы с позволения Судьбы, пересекая реку, вы сели в одну лодку. А потом ты будешь трудиться ещё сто лет, чтобы вам было позволено разделить одну подушку».
– Да, – Подумал он. – Да! На что похожи влюбленные, идущие на смерть? Они как снег, что тает каждый миг. Жизнь – это сон, а смерть – лишь сон во сне»6!
И всё было смертью, всё! И он говорил себе; я сам должен стать смертью, должен, – чтобы пережить смерть души!
Потом он перевёлся – в снайперскую школу, и стал марксманом – Пехотным снайпером… Стал смертью.
– «Меня приговорили к восьми годам тоски»7!
Он сказал это сдавлено, то ли со смехом, то ли со стоном. Джонни пораженно посмотрел на Дэна, не смог, не посмотреть.
– Прости меня! – Продолжал Дэн. – Ты сказал, что я от тебя отказался… Нет… Нет! Нет!
Джонни показалось, что Дэну плохо – он говорил как заведённый, как будто в шоке, или в истерике.
Он отвернулся от него, – весь в гневном смятении, отвернулся!
Фрэнк Синатра начал петь в доме «It's a Lonesome Old Town»8:
Старый одинокий город… Какой старый одинокий город!
Когда тебя нет рядом, мне страшно одиноко!
– Да, Фрэнк, – возмущённо подумал Джонни. – Я тоже умираю! Явился граф де Сассокорваро!
Он вспомнил «– Знаешь, почему люди называют смерть «первой ночью покоя»?
– Да, потому что ты первый раз в жизни не видишь сны…»9.
– Граф де Сассокорваро, – Подумал он. – Предатель!
Джонни захотелось заорать, – от ужаса и тоски, заорать: когда я тебя забуду!
– Никогда, – Сказал ему внутренний голос. – Никогда – вы пообещали любить друг друга вечно!
Он покрылся испариной – то ли затрясло, то ли задрожал.
Фрэнк пел:
Я никогда тебя не забуду,
Я никогда тебя не забуду,
Я никогда не забуду, как однажды мы пообещали,
Любить друг друга вечно,
Мы сказали, что никогда не попрощаемся10.
Джонни подумал, как безумный, – Но попрощались… Попрощались, так, словно один из нас умер!
Фрэнк пел:
Но это было давно,
Теперь ты позабыла, я знаю,
Не стоит задаваться вопросом почему.
Давай попрощаемся со вздохом,
Пусть любовь умирает.
– Разве ты прощался с ним? – Тихо спросил его внутренний голос. – Успел попрощаться? Разве ты стал бы прощаться с ним, отпустил бы?
– Нет, – Подумал он, и заплакал, не в силах смириться с судьбой. – Я бы никогда его не отпустил!
– И не отпускал, – Сказал ему этот нежный услужливый голос. – Поэтому так больно… до смерти!
Он вспомнил «– Вы сегодня в красном? Как Дьявол…
– я и есть Дьявол!»11.
Он понял, понял, что это за голос – память, отец всякого зла, Память!
Память правит бал, бал Монстров – на ней все; и Любовь и Смерть и их дитя Жизнь, все! Маленькая девочка Жизнь держит за руку отца – Любовь, красивый мужчина… Азазель демон – Страстное, умное, злое лицо, Тонкие брови, уставшие губы, Черных волос ароматная прядь… Любовь-Азазель приглашает последнего из рода Фаустов спуститься по алой лестнице, в ад12…