Не знаю, как разносились вести по Кончинке и насколько долго к ним не распределялся никто из реставраторов, но с момента ухода Горика ко мне наведалось столько народа, что теперь я смотрела на новую свалку раритетов в том углу, где прежде стояла мебель. В ушлости местных жителей я успела в очередной раз убедиться. Хотя могла бы учесть опыт с тем жуком, который меня сюда привез. Оплачивать труд в заявленном размере никто из них и не думал. У каждого находилось предложение, от которого невозможно было отказаться. Причем преподносилось все абсолютно в невинной форме, и не подумаешь, будто молодого специалиста решили надурить всем городом, обменивая труд на труд и иные формы расчета, кроме денег. У меня уже стоял у стены мешок картошки, корзина овощей, бутыль чего-то ядреного. Подозреваю, самогонки, о которой прежде я только слышала. Ее я решила использовать для дезинфекции. Еще напротив входа красовалась отмытая стойка, выуженная из мебельных завалов, по всей лавке фигурно были расставлены шкафы, комоды и даже остов кушетки, а в центре зала – кухонная столешница и деревянные запчасти, годившиеся для реставрации. Мне требовалось хорошенько рассмотреть это добро, чтобы смастерить новые ступеньки наверх. Окна были отмыты, полы тоже, а для покраски стены имелась большая банка с известкой.
Светлые звезды, как я на все это подписалась?
В окно, раскрытое, чтобы проветрить помещение, влетела забавная маленькая птичка и устроилась на столешнице. Важно прошлась по ней туда и обратно, но не успела даже клювик открыть, как была атакована рыжим вихрем. Соседка напала на послание, и я впервые в жизни услышала из уст разочарованной крысы зловещий утробный вой. По всей видимости, животному не доводилось сталкиваться со столь виртуозным отправлением обычных писем. Крысява слетела на пол быстрее, чем я успела среагировать, и исчезла в дырке в стене, едва просматривавшейся из-за груды раритетов. Бедное разорванное послание осталось лежать неровными клочками, которые мне пришлось соединять. И ведь поклялась ни в жизнь больше не отвечать послу, но у него был уникальный талант составлять письма таким образом, что я просто удержаться не могла.
«У тебя интересные братья», – гласила весточка от индигийца.
И вот зачем, спрашивается, ради одной строчки сооружать настолько замысловатую птичку? Меня всерьез заинтересовало, а смогла бы она запеть, не напади на нее крыса. Ведь у бумажного котика шерстка из тончайших бумажных волосков имелась. И даже мои братцы умели сооружать трещоточных громыхающих жаб.
«И чем же?» – отправила я ответ, не рискнув больше выкладываться на затратное послание в виде гильотины. Мне стало невозможно любопытно, что же братья учинили у посла и насколько сильно заставили последнего страдать.
Я выждала минуту, две, десять, но этот скверный мужчина так и не соизволил ответить. Однако спустя еще минут пять до меня дошло, что братья наверняка не смогут удержаться и опишут подробно собственный визит, а значит, нужно только дождаться их сообщения. Пока же я решила заняться приготовлением еды. День близился к вечеру, а мне довелось съесть лишь сдобную булочку с молоком. Их одна старушка выменяла на ремонт устройства, напоминавшего мясорубку, но оказавшегося прибором для нарезки овощей. Немощная старушенция громче прочих посетителей жаловалась на отсутствие даже мелкой монетки и так усердствовала, что, скажу честно, по-настоящему меня разжалобила. Жалость продлилась ровно до момента, когда бабулька ушла из лавки. На улице она оказалась очень прыткой и активной, а от немощи не осталось и следа, что прекрасно просматривалось сквозь отмытое окно.
«Бамс!» – громко рухнула передо мной бумажная кувалда. Удар пришелся по выложенной на столешницу картошке. И ведь точно целили уронить на ногу, гаденыши, но она оказалась удачно закрыта краем стойки. Конечно, такая бумажная вещь в принципе не должна ничего весить, но кувалды братцев я получала не раз. Мальчишки с детства тренировались пакостить и научились секунд на пять утяжелять лист так, чтобы тот ощутимо саданул, например, по беззащитному пальцу, как и научились делать жала у пчел и зубы у крокодила. Одаренные и вредные. Их бы энергию, да в мирное русло!
«Сестра, вот как ты могла? Как могла оказаться такой дурой? Ты же умная! И это наша родн… Дурак ты, Черри, она по крови неродная, исправь… И это наша неродная сестра! Мы с детства вместе росли, могла бы хоть от нас ума набраться».
В этом месте я так громко фыркнула, что даже лист задрожал в руках и строчки запрыгали.
«Слушай, ну какой классный мужик этот посол! Мы весь день сегодня учились выговаривать его имя. Знаешь, как его зовут?»
– Не имею понятия и дальше знать не хочу, – пробормотала я вполголоса.
«Его зовут Радъярдаян Ильнаркир, вот как… Черри, ты без ошибок написал? Молодец!.. Видишь, какое имя?»
Братья умудрились вставить в послание собственные препирательства. Но невольно я попробовала произнести сложное и непривычное имя с первого раза. Оказалось, оно не выговариваемое.
«Ну что, – издевательски было написано дальше, – выговорила?»
Я снова громко фыркнула.
«А мы уже научились. Так вот, сестрица, почему ты оказалась такой недалекой? Ты же училась лучше всех! Постоянно все хвалили. Матушка от гордости за тебя все годы учебы нас гнобила. «Берите пример с Сабрины, вон Сабрина какая умница». И что? Почему Элла работает у Радъярдаяна Ильнаркира? Ходит такая важная и гордая, а ведь на ее месте могла быть ты! Ох, и выбесила твоя подружка сегодня. Устроили ей маленький сюрприз перед уходом. Заявила, будто она у посла теперь доверенное лицо. Ха! Он просто дает ей поручения и перестраивает свою резиденцию на собственный лад. Кстати, интересные у него задумки. Он стен вообще не любит. Знаешь, когда вернешься домой, воплотишь парочку наших мыслей с нашими комнатами. Кстати, а когда ты уже приедешь? Что-то нам без тебя скучно. Распределение, работа, бла-бла-бла, но должны и выходные быть или там отпуск?»
Отпуск? Я прижала ладонь к щеке. Да, в первый день работы в самый раз говорить об отпуске.
«Так вот, классный мужик этот посол, не то что наш министр. И зачем ты только уехала куда-то? Набедокурила немного, но все не так страшно оказалось. Радъярдаян Ильнаркир про твои выкрутасы вообще не упоминал. Совсем. И он не злится на тебя. И Эрику он тоже понравился. И мы реально уже придумали план, как выкурить Эллу отсюда. Ты сможешь приехать на ее место, а с Радъярдаяном мы договоримся. Что скажешь?»
Что я скажу? Ах, что я скажу!
Я нервно запустила шарик в пространство, пребывая просто в бешенстве. Еще никогда я не была так зла, но ровно до момента, когда ответный сплющенный комок стукнул прямо в глаз. Тогда весь гнев улетучился. «Приставал? – было написано в письме. – Ну, завтра мы к нему снова наведаемся! Уж будем рады опять пообщаться!»
– Лысый храмз! – выругалась я на всю лавку, спугнув кого-то большого и тяжелого. От мешка картошки раздался топот, который затих за свалкой раритетов. «Да мне нужно брать плату за работу в двойном размере с такой-то соседкой», – мелькнула мысль и снова пропала, вытесненная нехорошими предчувствиями. Нельзя же быть столь несдержанной!
Я быстро составила новое послание и снова запустила шарик. Ответ прилетел скоро, едва успела уклониться и словить его над плечом.
«Да не станем мы палиться, – возмущались братья, – что мы, дети какие? Придумаем такую гадость, о которой ему и министру рассказать будет стыдно. А потом и сообщим: «Это тебе за сестру». И если настаиваешь, не будем бить ему морду. Министр спит и видит, как бы нас в каменоломни сослать. Мы незаметно. Почти. Даже ничего ему не сломаем, наверное. С большой долей вероятности. Ну, или снова обратимся к Варваро. Даже заранее составим для него письмо, на всякий случай».
– Ну все, – громко сказала я, опять кого-то спугнув, – проболталась на свою голову.
Быстро выхватив из саквояжа новый лист, я написала отцу.
«Узнали так узнали, – прилетел ответ от папы, – с министром разобрались, пускай и с послом поквитаются. Прорвемся, дочь. Главное, сама тихо сиди и всегда держи при себе медальон матери».
Тяжело вздохнув, я облокотилась на стойку, бездумно постукивая ножом по доске. Когда особенно сильно задумалась, случайно рубанула и без того приплюснутую кувалдой картошку, и кусок отлетел в сторону мешка, откуда донесся возмущенный писк. Впрочем, он быстро сменился новым топотом, а затем отчетливо различимым хрустом и чавканьем. Кажется, крысявка решила, будто я ее подкармливаю.
Медальон матери я и так держала при себе. Он теперь всегда висел на шее, и при случае следовало лишь крутануть круглый диск с изображением танцующей девы на обратную сторону с оттиском бравого воина на коне. Правда, в жизни не подумала бы, что повторю судьбу мамы, подобно ей отправившись в бега.
Впрочем, матушка по молодости была изрядно романтичной натурой, оттого сбежала из отчего дома, едва ее решили сосватать из меркантильных соображений. Семья у нее была весьма знатная и обеспеченная, а мать удрала навстречу приключениям. Скрываться ей помогала редкая вещица. Крутанешь на одну сторону, и вот он, твой настоящий облик: мужской или женский, а перевернешь на другую, превратишься в особу противоположного пола. Так матушка и путешествовала под личиной мужчины, пока вдруг не встретила отца. Весьма симпатичного и решительного юношу, которому открылась.
Прожили они вместе не очень долго. Семейная жизнь с ее заботами, хлопотами, а затем и рождение ребенка поубавили романтического ореола. В целом непривычная к труду и избалованная с детства мать в итоге очень отдалилась от отца. Да и он с его скрытным характером не был идеалом любовных мечтаний. Подозреваю, папа при всей любви к матери едва ли явно выражал собственные чувства, определенно недодавая возлюбленной необходимую дозу нежности. Как итог, она снова сбежала, на сей раз от нас обратно домой. Сперва отправила письмо, а затем вернулась на родину. Я этого не помню, но папа говорил, однажды на пороге нашего дома появились незнакомцы, столь хорошо экипированные, что становилось понятно – против таких не попрешь, особенно в одиночку. Мать поцеловала меня на прощание, ему помахала рукой, и с тех пор мы с родительницей общались исключительно посредством писем. Она писала регулярно и еще на каждый день рождения присылала красивые поздравления, а я периодически забывала поздравить ее, потом спохватывалась и посылала пару сообщений зараз.
Где-то по ту сторону границы у меня была еще родня: сводный брат и две сестры-близняшки от брака матери с подходящим ее семье мужчиной, причем тем самым бывшим женихом. Судя по сообщениям, ее такая жизнь устраивала много больше прежней и точно была более привычна. И все же невероятно забавно, что мне теперь мог пригодиться оставленный на память медальон преображений.
Старая кушетка противно скрипела, а ножка первое время не желала приделываться к корпусу. Но я бы не была ученицей с орденом, не сумей настоять на своем. В итоге временное спальное место пару раз крякнуло, хрустнуло, но стерпело тяжесть улегшегося на него тела. Намного лучше, чем на саквояже. Да и усталость оказалась такой, что я заснула практически сразу.
А вот утро началось поистине феерично. Открыв глаза, я узрела на груди пригревшуюся змею. И далеко не сразу поняла, что змеюка была дохлой, более того, она была трофейной. Догадалась я об этом спустя некоторое время, когда визг стих, а шок отступил и на глаза попалась сидящая посреди комнаты гордая крысявка. В награду за вчерашний завтрак и ужин она словила где-то, а затем задушила и принесла мне мелкого ужа. А после совершенно не оценила громкой ругани и запущенного в нее трофея, зато, осознав, что я не разделяю подобных гастрономических пристрастий, утащила принесенный мне завтрак обратно в собственную нору.
– Звезды! Да что за город такой, – простонала я, схватившись за голову, – здесь даже крысы необычные. А я-то надеялась сбежать от неадекватной семейки и зажить нормальной человеческой жизнью. Для полного счастья очередного письма от братцев не хватает.
Однако ожидаемые свершения проказников реально волновали меня настолько, что ночью даже приснился посол, гоняющийся за обоими изобретателями по всей огромной резиденции. Полы черного плаща хлопали за его спиной, словно крылья, темные волосы развевались по ветру, а глаза предвкушающе сверкали. Бедные братишки удирали от него и прятались под какими-то цветочными горшками.
– Ах ты, склиз мразопакостный! А ну выпустил нас!
Раян подпер щеку кулаком и с философским видом смотрел в настежь распахнутые двери, созерцая успокаивающую зелень разросшегося сада. Оскорбления, выкрикиваемые в его адрес, просто пролетали мимо, пока посол любовался тем, как за такое короткое время успели вытянуться молодые деревья и разрастись кусты. Местные цветы, пускай и не столь прекрасные, как в Анииле, наполняли воздух приятным ароматом. Цветы были подобны местным женщинам. Довольно непритязательные, но за неимением лучшего их многообразие и цвет могли успокоить уставший от скудости небогатой природы взор. За все время, проведенное вдали от дома, Яна лишь раз всерьез зацепил местный колорит. А именно сестра тех двух парней, что сейчас сотрясали воздух ругательствами.
Вначале они еще не скупились на изощренные и громкие оскорбления, но спустя некоторое время устали и теперь выражались довольно вяло.
– Господин посол, – в дверь заглянула Элла, – господин посол, я закончила в подвале…
Девушка воззрилась на двух парней, увязших в стене.
– Элка, – мигом оживился Черри, – Элка, сломай стену.
Девушка, смотревшая восхищенно-влюбленными глазами на Радъярдаяна, вновь удовлетворенно оглядела парней и покачала головой.
– Держи карман шире! – произнесла она. – Так вам и надо! Будете знать, как диверсии устраивать.
– Элла.
Лицо девушки мигом сменило прежнее мстительное выражение, смягчившись и обретя совершенно сладкий вид.
– Да, господин посол? – прощебетала она. – Что еще я могу сделать для вас?
– Я хотел бы заменить окна в оранжерее на раздвижные двери, как здесь.
– Все подготовлю, господин посол. Я попрошу секретаря сделать соответствующий заказ.
Ее сладкая улыбка вновь сменилась злорадным оскалом, когда Эллочка, прикрывая дверь, бросила на парней прощальный взгляд.
– Ну, слушай, ну, в конце концов, – Терри сменил гнев на милость. У него ужасно зудело под лопаткой, а почесать не было никакой возможности, – может, обсудим все?
– Что обсудим? – не меняя философского выражения лица, уточнил Ян, слегка повернув голову.
– Ну… все. Мы, честное слово, не хотели, чтобы смердобомба взорвалась, когда министр пошел в туалет. Там, видимо, что-то заглючило в механизме.
– Точно заглючило, – поддержал его Черри, – она позже должна была сработать.
– Полагаю, вам повезло, что министр пока не пришел в себя.
Министр и правда оставался в отключке, вынесенный на лужайку в саду, где слуги поливали его из шланга, пытаясь смыть все последствия смердящей бомбы. Вонь шла страшная, и Ян радовался, что двери его кабинета выходили на другую сторону. Бедняга министр испытал такое моральное потрясение, что даже вода пока не смогла привести его в чувство. А ведь он рассчитывал расслабиться в приятной компании, с бутылкой редкого вина, когда ехал в резиденцию. Прибыл к Яну в сопровождении двух симпатичных особ и с подарочным ящиком, который открыл с величайшим трепетом.
Сейчас бутыль стояла на столе посла в кабинете, девушки сидели в приемной, а двое круглых дураков торчали в стене. Угодили они туда, когда, разочарованные неудачей, решили пойти прямым путем и просто начистить послу физиономию.
– Ну, давайте обсудим, – щелкнул пальцами мужчина, и парни со стоном повалились на пол.
У меня попросту руки отваливались, пока гора ненужного хлама росла, превращаясь из рухляди в работающие устройства. Я пыталась сосредоточиться на деле, но ужасно отвлекала мысль, что братья до сих пор не прислали письма. И меня мучили дурные предчувствия. Зато пресс функционировал, и теперь любитель домашнего вина вполне мог воспользоваться своим наследством. Нарезалка овощей, иного определения для этой штуковины я не придумала, тоже отлично работала. Только зачем заводить эту штуковину, а не воспользоваться обычным ножом? Жители Кончинки явно знали что-то, чего не знала я. Может, блюда и вина выходили вкуснее, если задействовать в процессе приготовления старые и тяжелые штуки?
Также, к собственной гордости, я умудрилась очистить от ржавчины и известковых отложений некую палку, принесенную мне девушкой, на славу отмывшей окна в доме. Палка вышла на загляденье, оказавшись ни много ни мало старинной тростью с красивым набалдашником в виде птицы, медными бляшками с оттиском облаков и искусной вязью в виде гор, выгравированной по всей поверхности отполированного мной дерева. Ну и конечно, разве можно обойтись без часов? Их хозяин лично мыл и отскребал от грязи полы, поскольку часы оказались не каким-то там раритетом на цепочке, а настоящим шкафом с маятником и кукушкой. Привез он их на телеге, а вот запихнуть в небольшую лавку я не позволила. Ремонтировала там же, на улице. Теперь они громко тикали, а кукушка радостно куковала каждый час. Не знаю, кому это надо, но точно не мне. Подозреваю, она и ночью куковать будет.
И вот, разобравшись с большей частью рухляди и взирая на еще оставшиеся предметы, среди которых особенно привлекал внимание некий механизм, похожий на круглую переносную печку, преподнесенный мне владельцем мешка картошки, я размышляла, стоит ли продолжать или лучше заняться ступенями. Как-никак, наверху должна быть спальня, а к ней в придачу предполагалась кровать. К тому же срок ремонта устанавливался в три рабочих дня, значит, я вполне могла не спешить.
Но все же, почему эти оболтусы до сих пор не прислали письма?
Бах! Я подпрыгнула, когда на столешнице взорвался не замеченный мной, сосредоточившейся на раритетах, бумажный шар. Он просыпался на пол разноцветными сверкающими звездочками, сердечками, мишурой, цветочками, пайетками и прочими конфетти. К моему возмущению, весь этот мусор устлал не так давно очищенный пол и, к моему же изумлению, вызвал восторг крысявки. Та, не таясь, выбежала из своей норы и на глазах пораженной соседки принялась загребать лапами разноцветную бумагу, вновь пятясь в сторону убежища. Да ладно! Не гнездо же она строит?
Разочарованный писк раздался мгновение спустя, когда конфетти истаяло из загребущих лапок, радуя меня вернувшейся чистотой пола. Крысявка села на попу и подняла острую мордочку, посмотрев почему-то на меня с таким укором в глазах, словно я лично наколдовала всяких несуществующих птичек, бумажную мишуру и прочее. Впрочем, объясняться с соседкой времени не было, поскольку я рванула к письму, пробежала глазами и медленно осела на барный стул с заново приделанными ножками.
«Твои братья взорвали министра».
Руки дрожали, когда отправляла в пространство послание: «Как взорвали?»
Бах!
Я снова вздрогнула, когда новое сообщение выстрелило разноцветным гейзером очередной порции конфетти, с музыкальным шорохом опавшего на пол. Победный клич крысявки сменился воем, но мне было не до того.
«Они назвали это смердобомбой. Подозреваю, принцип действия таков, что устройство срабатывает на движение, а предварительно загружается в определенную часть системы трубопроводов в туалетной комнате».
Звезды! Я постучалась лбом о столешницу. Звезды, пошлите братьям мозгов. Я вас умоляю!
Что такое смердобомбы, изобретенные нашими обалдуями, было известно всей семье.
«Как министр?»
Прам! Сверкающие искорки пролились на столешницу блестящим фонтаном, я почти не вздрогнула, крысявку на полу осыпало блестками, но теперь она сидела неподвижно и, прямо говоря, вид имела самый скептический.
«Пока не пришел в себя».
Я напряглась.
«Так он не знает, что произошло?» – уточнила я с надеждой.
«Нет».
Я задумалась. Сидела, напряженно смотрела на последнее письмо, медленно таявшее в ладонях, и решала. А потом, пока не накрыло окончательно, резким движением отправила ответ: «И что ты хочешь за то, чтобы он и впредь ничего не узнал?»
Вероятно, на той стороне полета письма посол тоже раздумывал какое-то время, чего же такого он от меня хочет, поскольку ответ пришел, когда я вся уже извелась.
«Любую вещь в подарок, которую ты сделала сама».
Я прям не ожидала, честное слово. Задумалась, пытаясь отыскать, в чем подвох, но не нашла, поскольку он не потребовал сделать и отправить ему подобную вещь. Ведь сооруди я некий предмет и пошли его по почте, посол запросто отыщет место отправления, если только не податься ради этого куда подальше. Но подаваться из Кончинки куда-то в поисках почты было очень далеко. А вот готовая вещица имелась. В папином доме, где-то в недрах комода моей комнаты. Я даже не сразу о ней вспомнила, размышляя на тему подарка. Зато потом будто щелкнуло в голове.
Я ведь мастерила одну вещичку. Забавную лягушку из желтого металла, покрытого глазурью, с зелеными глазками из стеклянных бусин и даже маленькой короной на голове. Это было сплошное дурачество. Смешная поделка, которая годилась и как кулон, и как брошь. Проблема в том, что прежде она предназначалась Адану.
У нас был с ним случай на одном из первых свиданий, когда мы гуляли, романтично взявшись за руки, у городского пруда безлунной ночью. Гуляли, гуляли, а потом Адан зацепился ногой за торчащий из земли корень и улетел в кусты. Я бросилась на помощь, не подумав, что лучше сделать вид, будто я не заметила, как он упал. Сконфуженный парень сел на землю, потирая ушибленный лоб, а в следующий миг вцепился в мое запястье, страшным шепотом спросив: «Что это?»
«Быа-ба!» Я тоже замерла, прислушиваясь к громкому звуку. «Быа-ба!» – повторилось за спиной Адана, отчего парень почти мгновенно оказался на ногах и потащил меня за собой в сторону выхода. «Уважаемый, – чуть позже обратился он к смотрителю парка, – скажите, что за зверь может издавать подобные звуки?» И он очень точно воспроизвел то самое «быа-ба». Однако смотритель пожал плечами. «Жуки?» – спросил он в ответ у Адана. «Да нет же, слишком громко для жуков». – «Лисы?» – «Лисы совсем иначе кричат». – «А где это было?» – «В районе пруда». – «А-а-а! – мигом расслабился смотритель, – это лягушки. Завезли недавно к нам новых лягушек откуда-то с юга».
Понимаю, что мне вовсе не стоило фыркать в тот момент, тщетно сдерживая смех. Однако Адан так забавно смутился, что показался мне просто невероятно милым. Я даже поцеловала его в первый раз. А потом на праздник родственных душ надумала создать собственными силами оригинальный, непохожий на обычные сувениры подарок. Вручить ему эту самую лягушку, как несущий в себе часть моей силы дар. Правда, парень не оценил. Он взглянул на вещицу удивленно и не протянул ладони. А потом и вовсе печально вздохнул и нервно заправил за ухо вылезшую из хвоста прядь.
«Послушай, Сабрина», – начал он…
Никогда не любила фраз, начинавших со слов: «Послушай, Сабрина». Та фраза оказалась самой неприятной, поскольку дала мне понять, что пленительная королевишна и первая красавица потока покорила сердце Адана. Ведь она была такая женственная, нежная, хрупкая… Понимаю, мне до хрупкости и неземной женственности после закалки братьями было очень далеко.
С тех пор ни в чем не повинная лягушка, которую от участи быть выкинутой спасло лишь то, что я, с трудом улавливая смысл слов парня, рассеянно засунула ее обратно в карман, лежала бесхозная. После она была запихана в недра комода вместе с купленным специально для того дня праздничным платьем, а еще позже служила напоминанием, чтобы я ни в коем случае не вздумала отправить Адану какое-нибудь послание.
Папа ведь мог бы вручить послу эту вещицу. Все честно. Ты мне, я тебе.
«Есть. Папа привезет. Тебе вещь, мне невредимые братья обратно домой, а не в каменоломни. Договорились?» Я кинула шарик в пространство.
«Согласен». Ответ соткался из мерцающих золотых звезд прямо в воздухе, а крысявка натурально и громко фыркнула так по-человечески, что я даже не сразу поверила, будто она сама издала подобный звук. Вся мишура истаяла, а я поддалась еще одному порыву и потратила силы, которые обещала больше не тратить на послания для Яндарта… Андарта… для посла, создав симпатичное бумажное облачко и дунув им в пространство. Поскольку я тоже не только шарики и гильотины делать умела.
«Это был подарок для бывшего парня. Уверен, что он устроит?»
Ответа не последовало.
– Надо было последнего не отправлять, – обратилась к крысявке, – а то похоже, будто я его нарочно дразню.
Крысянтия сидела неподвижно, вероятно, ожидала новых конфетти, и маловероятно, что слушала меня.
– Хотя сами звезды велели утереть этому наглому субъекту нос. Согласна?
Крыска не ответила. Осознав, что больше блестяшек не предвидится, она шуркнула к своей норе и пропала из вида.
Ян расположился в гамаке, удачно натянутом среди деревьев таким образом, что сам он мог наблюдать за шумными гостями, при этом оставаясь незамеченным. Присоединяться к буйной компании не хотелось. Теперь все уже забрались в бассейн, который посол решил оставить для гостей, а Элле дал задание соорудить другой в более укромном месте, где к Яну не станут являться секретарь, министр, родственники Сабрины и прочие люди. За время, проведенное в резиденции, его личной и частной резиденции, он успел устать от общения, которого требовал практически каждый из знакомых и практически ежедневно.
Редкое вино министра оказалось настолько действенным, что оказывало эффект уже после одного бокала. Да какой эффект!
Сейчас министр, которого положили в бассейн отмокать, едва он пришел в себя, предварительно дав немного вина для ясности мысли, распевал песни с отцом и братьями Сабрины, а уставшие сидеть в приемной гостьи в купальных костюмах составляли им компанию, весело подпевая. Небольшой же, по сути, бассейн оказался на удивление вместительным.
Ян продолжал покачиваться и наблюдать за весельем, не горя особым желанием присоединиться к нему, и вспоминал, как на том балу, после которого спокойной жизни пришел конец, министр заметил его интерес к конкретной девушке, а после, загадочно улыбаясь, сообщил, что этой ночью Яна в комнате будет ждать подарок. В это время кто-то из братьев Сабрины затянул новый куплет, а посол хмыкнул. Ему было смешно, что эти двое прибыли к нему мстить за сестру. Смешно и непонятно. За тех женщин, которые могли рассматриваться в качестве дара для мужчины, в Анииле никто и никогда бы не подумал мстить. Возможно, за представительницу, состоявшую при самом дворе, но чтобы за обычную девушку? Если у них в принципе не принято дарить людей, то отчего сейчас ее братья так радостно обнимали двух других девушек, привезенных министром в резиденцию? Непохоже, чтобы в их головы приходила мысль немедленно отправить развеселившихся девиц домой.
Министр в это время почти совершенно не обращал внимания на то, что его спутницы сосредоточились на других объектах, а вдохновенно обсуждал с отцом Сабрины тему больной спины, которую окончательно заклинило после происшествия в туалетной комнате. Ян слушал и удивлялся разнообразию местных народных средств и рецептов, а еще тому, как вино способно привести к возникновению общих интересов у отличных друг от друга людей. Министр уже не вспоминал, что собирался тотчас послать за лучшими специалистами, которым следовало разобраться в причинах поломки и заняться ее немедленным устранением, он совершенно игнорировал двух парней, от присутствия которых прежде у него случался тик, зато очень вдохновенно интересовался, где лучше собирать пчел, чтобы посадить их на больную поясницу. Отец же Черри и Терри давал советы относительно прикладывания пиявок, а самым эффективным методом считал поездку на целебные воды.
Воздух, слабо замерцавший серебристыми искорками, отвлек внимание Радъярдаяна. Посол наблюдал, как едва заметное мерцание начинает складываться в прозрачные буквы его родного языка, и первыми из них становятся слова: «Раян, возвращайся домой». Ян махнул рукой, смешивая буквы и отправляя ответ: «Пока не нашел того, что искал, но уже близок к цели». Мерцание усилилось, слова снова возникли в воздухе: «Уверен? Ты так долго вынужден находиться у этих созданий, что нам за тебя становится страшно». Пальцы Яна вновь быстро задвигались, словно он выплетал тонкую серебристую паутинку: «Мой помощник отыскал книги в библиотеке с нужным нам описанием, и теперь осталось вычислить место».
«Толковый помощник», – замерцали буквы.
В отличие от многих, подумалось Яну. Эрик и правда сумел отыскать нужные сведения довольно быстро. Интуиция не подвела посла и в этот раз, когда он с ходу определил, что мальчик может быть по-настоящему полезен. Хотя данного мнения совершенно не разделял посольский секретарь, кажется, ужасно взревновавший к расторопному юноше.
Эрик заглянул на шум, понаблюдал за отцом и братьями со стороны, затем обвел взглядом заросли и заметил отдыхающего Яна. К чести помощника, он не стал махать руками или иным способом привлекать внимание к местонахождению индигийца. Просто развернулся и ушел, чем вызвал еще большую симпатию. Единственный из родственников Сабрины, кто по-настоящему не утомлял.
«Толковый, – начертил в воздухе Ян. – Когда определимся с местом, лично отправлюсь туда».
«А что же глава их страны? Начнет подозревать, будто разыскиваешь некую ценность?»
«Люди не подозревают об истинной ценности минерала, да и неизвестно, сумели бы его применить. Но я не собираюсь наталкивать их на подобные мысли. Что до министра, то он слишком увлечен попытками незаметно убедить меня открыть им секрет элементарного преобразования пространства. Из древних технологий, когда-то переданных людям нашими предками, у них сохранилась лишь возможность пересылки посланий».
«И эти наглецы вновь желают помощи? После того как умудрились предать забвению все дарованные им знания? После собственных поступков по отношению к тем, кто пытался им помогать? Да будь наша воля, Аниил бы не проявил себя и точно не показался бы людям. Как тебе в целом жизнь там?»
«В целом терпимо, – ответил Ян. – Иногда их понятия настолько противоречивы, что разобраться непросто. Особенно это касается женщин».
«Женщин? – замерцали буквы, а каждый завиток на них будто заострился от любопытства. – Значит, не показалось при последнем общении и тебе действительно кто-то приглянулся среди человеческих женщин?»
«Она от меня сбежала». Ян усмехнулся, выводя эту строчку послания, после которой в воздухе повисла тишина, словно кто-то там, совсем на другой стороне, прочитавший сообщение, погрузился в настоящий шок и никак не мог поверить словам.
«Человек? – замерцало недоверчивое. Буквы подергивались и плыли. – Обычный человек? Отказала ТЕБЕ? Люди не могут противостоять очарованию. Эта наша черта всегда так проявляет себя с ними».
«Не подействовало», – резко начертил Ян.
«И?» – замерцало требовательное.
«Применил соблазн».
«Не поверю, если скажешь, что и он не подействовал».
«Сам по себе нет, возможно, мои действия, да и то частично. Она не желала поддаваться. И противостояла мне с помощью собственной магии и довольно необычных методов».
«У меня ощущение, будто ты сейчас смеешься надо мной, Раян. Ты, вероятно, не слишком и старался. Что для тебя обратить чье-то сопротивление в совершенно противоположное действие? Люди в принципе менее развиты, это касается многих аспектов. А тут маг пространства обратил внимание, и вместо благодарности и счастья женщина отвергла? Если я расскажу подобное здесь, никто не поверит».
Человеческие женщины в Анииле почти не встречались. Слишком простая добыча, скучная, неинтересная. Услаждать мужчин в садах танцев и пения, а также высших удовольствий брались лишь самые изысканные, изящные и прекрасные аниилийки, реже представительницы других рас. И они, безусловно, оценили бы, выбери их такой, как Раян, один из сильнейших представителей инвертиров – способных управлять пространством. Однако Сабрина, напротив, сочла предложенное ей за оскорбление. Сама не понимая, какое оскорбление нанесла в ответ.
Собеседник посла замолчал и молчал так долго, что мужчина вновь переключил внимание на бассейн, но внезапно новые буквы, выведенные менее уверенным, чем прежде, почерком, снова начертались в воздухе.
«А как ты сам? Что требуется тебе? Не так давно открыли еще один источник, очень мощный. Если понадобится, всегда можешь им воспользоваться». Вслед за посланием замерцали координаты. Ян их запомнил, но отвечать не стал. Он никогда не отвечал на эти вопросы, да и задавались они крайне редко.