Глядя на пляшущие языки пламени в камине, я не спеша потягивал просекко. Этот сумасшедший день просто проехался по мне катком. Утро началось с адского переполоха в моей городской квартире. Ко мне приехала сестра, с чемоданом вещей и в слезах.
– Стас, он мне изменял! – воскликнула она прямо с порога. – Прямо в нашей с ним постели! Я застала их… – и с рыданиями она уткнулась в мою грудь.
– Твою ж мать… – выругался я. – Носить рога у нас с тобой, сестричка, по ходу, семейное.
Что ж, это я подозревал и этого боялся. До меня доходили определенные слухи, но если я сначала полагал, что это не более чем наговоры, то со временем подтвердились мои самые худшие опасения. Еще хуже было метаться между решением – сказать сестре правду или оградить ее от потрясений и поговорить с непутевым зятем по-мужски. Милана с детства была нежной и ранимой, и такое предательство непременно ударило бы ее в самое сердце. Мое же братское сердце сжималось от жалости к родной сестричке, с которой мы с детства были очень близки. Ее громкие всхлипывания резали меня без ножа, и мысленно я уже бил морду ее неверному муженьку.
– Не прощу-у-у, ни за что-о, – с трудом произносила между рыданиями Милана. – Я подаю на разво-о-од!
– И правильно, – сказал я сестре, гладя ее по голове. – Так и надо. Предательство прощать не стоит. Твоя настоящая любовь еще ждет тебя впереди. А мы, твоя семья, всегда тебя поддержим.
Все это время мы стояли на пороге, и входная дверь была приоткрыта, чем и воспользовался чокнутый котяра из квартиры напротив. Щелкнул дверной замок, дверь открылась, и животное, выбежав на лестничную клетку, пулей рвануло в мою квартиру. Следующие полчаса мы с Миланой и пожилым соседом пытались поймать поистине неуловимого кота, непонятно почему решившего использовать мою квартиру в качестве гоночной площадки. Когда наконец животное было поймано, сосед, постоянно извиняясь, покинул нашу квартиру. Часы показывали, что я опаздываю в университет, и, оставив Милану зализывать свои душевные раны, я отправился на занятия. По дороге из-за одного автохама чуть не столкнулся с другим автомобилем. «Что за день дурацкий!» – ворчал я себе под нос, глядя, как автомобильные дворники гоняют дождь по стеклу машины.
Из головы не выходила непростая семейная ситуация Миланы. Я был страшно зол на Дениса, все еще мечтал его поколотить и мысленно составлял план дальнейших действий нашей семьи. После смерти отца я стал ее главой и генеральным директором издательства, которое он создал еще в девяносто первом году.
Сегодня у меня в расписании стояли две пары и еще одна смежная для всего факультета психологии и права. Обучаясь на курсах психологии, к которой всегда питал интерес, я по договоренности с деканом посещал некоторые лекции, не входящие в мою учебную программу, в качестве вольного слушателя. Так, для общего развития. Я всегда стремился к получению знаний. Сегодня в моем обязательном расписании значилась лекция по предмету «Общая психология».
Через пять минут после начала лекции в аудиторию тихонько зашла та самая дерзкая особа, которая нахамила мне сегодня на парковке, несмотря на то что я искренне перед ней извинился. Меня она не заметила среди многочисленных сидящих слушателей, но я ее узнал практически сразу. Выгодный ракурс с того места, которое я занял, позволил рассмотреть повнимательнее эту острячку.
Сейчас на ней не было дождевика и парки с капюшоном на пол-лица, поэтому можно было оценить то, что под ними скрывалось. Одета была девчонка неприметно, бесформенно и как-то совсем уж просто. Ее одеяние скрывало очертания фигуры и прочно ассоциировалось у меня с одеждой для пикника или молодой мамы на прогулке – широкая, свободного кроя темно-зеленая толстовка, плотные черные легинсы и черные сапоги-челси. Однако, несмотря на простоту, выглядела эта дерзкая девчонка опрятно и чисто. Аккуратный маникюр нейтрального оттенка, темно-русые блестящие волосы, собранные в высокий объемный пучок, открывали изящную белую шею. Она повернулась, глядя в окно, пока я разглядывал ее лицо. Очень, между прочим, красивое лицо – чистая, без изъянов кожа, светлые серо-зеленые глаза, обрамленные темными, густыми ресницами, мягкий овал лица и нежные черты, точно у фарфоровой куколки, красивая линия скул. Маленький, слегка вздернутый нос и губки бантиком лишь усиливали это сходство.
Единственное, что ломало общую «кукольную» картину – это взгляд. Когда на нее посматривали какие-то разукрашенные девицы, сидящие на два ряда ниже, она хмурилась, и в ее глазах появлялись настороженность и презрение.
Но тут она, словно почувствовав мое пристальное внимание, огляделась по сторонам и, обернувшись, встретилась со мной глазами. В этот миг внутри меня словно что-то вспыхнуло и осталось тихо тлеть, согревая нутро. Острячка меня, конечно же, узнала, и в ее глазах промелькнула растерянность. Я не удержался от усмешки, а потом мой взгляд невольно заскользил вниз, но увы, ее безразмерная одежда скрыла все самое любопытное. Почему-то в этот момент она напоминала мне мышку, застигнутую котом врасплох. Завибрировал телефон, напоминая, что мне пора ехать в издательство на совещание. Девчонка больше не поворачивалась, словно специально. Дождавшись перерыва, я покинул аудиторию. Когда спускался вниз по проходу, посмотрел на нее, но острячка будто бы нарочно игнорировала меня.
В издательстве меня ожидала традиционная кипа документов на подпись, долгое совещание, на котором, слава богу, удалось решить все незакрытые вопросы, но к концу дня я ощущал себя так, словно меня пару раз переехали. Думал уже отправиться домой, но тут мне позвонил школьный друг Юрка, вернувшийся из-за границы, с которым мы не виделись уже два года. Он предложил мне встретиться, и я, не зная точно уровень его нынешнего благосостояния, позвал его в кафе «Колибри», имевшее средний ценник.
Каковым же было мое удивление, когда в этом кафе, на противоположной стороне зала, я снова увидел эту же девчонку в компании моей знакомой. Вот так сюрприз! Вот уж действительно, недаром говорят, что Земля круглая! Интересно, каким образом они оказались знакомы? Сейчас волосы острячки были распущены и крупными мягкими волнами рассыпались по плечам и спине до самого копчика, что делало ее еще краше. Настороженность из ее глаз исчезла, а бархатный, с придыханием смех звучал невероятно волнующе, пробуждая внутри меня нечто томительное и сладостное. И что это со мной сегодня творится? Самого себя не узнаю.
Во время беседы с Юрой я то и дело украдкой бросал взгляды в сторону девушек, что не укрылось от друга.
– Что-то ты, Стасик, уж больно любопытно глаза косишь на тот столик. Блондиночка понравилась?
– Эта блондиночка – невеста моего приятеля, а чужие женщины мне не интересны.
– Значит, та серая мышка?
– Эта, как ты выразился, «серая мышка» сегодня на парковке университета назвала мой «Лексус» бричкой, посоветовала мне лучше выучить правила дорожного движения и напоследок назвала меня козлом. Как-то это не сильно вяжется у меня с понятием «серая мышка». Если только саблезубая.
Юра в ответ молча покатывался со смеху. Да что там говорить, он просто ржал!
– И за что же она тебя так облагодетельствовала? – поинтересовался он сквозь смех.
– Да я задумался слегка и не успел притормозить перед лужей. На нее попали брызги, мне стало жутко неудобно, и я остановил машину, чтобы извиниться и предложить помощь, а она как выдаст…
– О-хо-хо-о-о, а девчонка-то с характером, видимо! – сделал Юра вывод. – Надо же, это, кажется, первая женщина в твоей истории, на которую твое авто не произвело никакого эффекта.
– По-моему, оно вообще произвело обратный эффект, – констатировал я, вспоминая ее пренебрежительный взгляд, которым она окинула при встрече мой автомобиль. Как будто перед ней стояла телега с навозом.
– Интересная штучка, – произнес друг, усмехаясь.
Меня всегда притягивали яркие, стильные женщины, одетые с иголочки. Эта колючка, хоть и одарена от природы нежной, акварельной красотой, не могла назваться ни стильной, ни яркой, однако, вопреки моим вкусам, смогла меня зацепить какой-то внутренней харизмой, остроумием, таким же острым язычком и явным равнодушием к роскоши, и теперь мне было интересно узнать ее поближе. Яркой ее делала совсем не одежда.
Юра уехал домой на такси на пять минут раньше меня. Я же допил кофе, дожидаясь, когда мне принесут еды навынос для нас с Миланой, и, забрав большой бумажный пакет, направился к выходу специально мимо того столика. Благодаря этому маневру я узнал, что девушку зовут Лика. Остальное можно будет расспросить у Саши. Наверняка он знает о ней чуть больше, раз она дружит с его будущей супругой.
Дождь после пары часов затишья снова неистово бился в оконное стекло. К нему добавилось завывание ураганного ветра. Если такая же «петрушка» будет и завтра утром, я все-таки вызову такси до университета. Можно хотя бы иногда позволить себе добираться до места учебы с комфортом, а не ощущать себя сардиной в банке в забитом до отказа автобусе.
Завтра мне еще и на работу. Какое счастье, что она находится в шаговой доступности от моего дома – в моем же дворе, но в многоэтажке по соседству. В моем жилом комплексе, как и во многих новостройках, первые этажи отводились под нежилые помещения, в которых располагались магазины, пекарни, тренажерные залы, салоны и офисы мелких организаций.
Когда в начале ушедшего лета в одном из таких помещений открылся частный центр психологических консультаций для детей и взрослых, я, не раздумывая, подала заявление о приеме на работу. К своему скромному студенческому резюме прикрепила копии зачетной книжки с пятерками, копию трудовой, где был отмечен период работы на «телефоне доверия», а также отчеты и оценочные выводы о моей стажировке в центре психологических консультаций при университете, где я проходила практику и была постоянным его участником в течение учебного года. Меня, конечно, могли и не взять, все же еще только студентка с двумя курсами позади, но попытать удачу стоило. Как говорил мой папа: «Не бойся спрашивать. Вопрос не ударит в нос». Спустя две недели меня пригласили на очное собеседование, а потом еще на одно, уже с руководителем центра. Наконец, через неделю, мне позвонили и обрадовали новостью, что я принята на работу.
Тяжелые случаи мне пока не давали, но я была и не против. Еще успею. Главное, что у меня имеется заработок и работа по той специальности, на которую я учусь. А это огромный плюс, который должен облегчить мне поиски работы после окончания университета. Потому как от старших родственников, уже окончивших универ, я наслышана о трудностях поиска работы для молодого специалиста. А если мне понравится этот центр, то я у них и останусь, перейдя на полноценную рабочую нагрузку.
Эльвира, приехав к себе домой, принялась изучать последние коллекции модных вечерних платьев, попутно обсуждая их со мной по телефону. Подруга была твердо уверена, что мое платье должно быть непременно дизайнерским.
– Эль, но это ведь очень дорого, – попробовала я возразить против этой идеи.
– Ну да, – спокойно согласилась Эльвира. – Платье для такого мероприятия просто обязано быть особенным. Себе я уже нашла то, что нужно, а для тебя пока еще подыскиваю. Я хочу, чтобы ты блистала!
Мне были невероятно приятны ее слова. Что и говорить, у меня поистине золотая подруга!
– Я так тебя люблю, Эль. Ты такая классная, – сказала я. – Спасибо тебе за все.
– Мне тоже есть за что тебя благодарить, – ответила Эля.
– Я тут думаю, что же мне надеть на вашу с Сашей вечеринку в субботу, – сказала я.
– Я уже говорила тебе, что это будет домашнее торжество по случаю дня рождения для самых-самых близких, так что особого дресс-кода нет. Форма одежды – домашняя посиделка с близкими. Надень то свое бордовое платье-трапецию, – посоветовала она.
– Пожалуй, да, – согласилась я.
Попрощавшись с ней, я завершила звонок и открыла шкаф, окинув придирчивым взглядом свой гардероб. Взгляд зацепился за подвесной прозрачный футляр, в котором хранился мой выпускной наряд. Расстегнула молнию футляра и достала из него платье, приложив к себе. Длиной в пол, А-силуэта, оно состояло из двух частей – атласной нижней ткани небесно-голубого цвета и верхней, из тонкого дымчатого фатина, расшитого жемчужинами. Мне оно нравилось, даже спустя два с небольшим года.
«Может, все-таки его надеть на бал?» – написала Эльвире, отослав фотографию себя в зеркале.
«Выпускной бал в твоей жизни уже прошел. Настало время для другого бала. А надевать одно и то же платье на каждый бал – моветон», – гласило ее сообщение.
Зеркальная дверца шкафа отражала стену, на которой висела фотография размером пятнадцать на двадцать. На ней были запечатлены мы с папой во время моего выпускного вальса. Мысли унесли меня в тот вечер. Я снова вспомнила, как влажно блестели его глаза, когда в конце торжественной части давали слово каждому выпускнику и очередь дошла до меня. Слова каждого из нас были похожи – все благодарили учителей и родителей. В конце своей короткой речи я сказала ему со сцены актового зала: «Спасибо тебе за все, папа!» Большего я прилюдно сказать не могла, но он все понял, посмотрев на меня с улыбкой. Я благодарила его за то, что он сам вырастил меня, заменил мне мать, насколько это может сделать мужчина, за его мудрость и доброту, за понимание и терпение.
Он верил в меня и мои способности и подбадривал, пока мы ждали результатов зачисления. Он их так и не дождался. Его не стало через три недели после выпускного, а еще через неделю мне на электронную почту пришло письмо из университета о зачислении. Радости я тогда не ощутила. Скорее, облегчение, что хотя бы тут не будет проблем и мне не надо искать другой вуз, чтобы попасть на бюджет. Все мои чувства притупились, будто внутри меня все заледенело.
Тогда моей размеренной и устоявшейся жизни пришел конец. То, что казалось уже давно решенным и стабильным, стремительно рушилось.
Когда-то, получив военную ипотеку, папа добавил к той сумме выплаты с наследства, и тогда мы смогли приобрести коттедж в частном секторе, подальше от центра, шума и пыли. Каждое утро папа отвозил меня в школу, а домой я возвращалась на автобусе. Постепенно мы обжили наш дом, посадили цветы и кустарники, с которыми папа так любил возиться в свободное от работы время. Позже появилась красивая деревянная беседка, в которой мы любили принимать гостей в теплое время года.
Его смерть изменила все. Безжалостно перечеркнула ту жизнь, оставив лишь воспоминания, рождающие слезы на глазах. Когда папу забрала смерть, я ощутила, что закончилась целая эпоха моей жизни, с которой он был всегда неразрывно связан. Я, выросшая папиной дочкой, так привыкла к тому, что он решит любую мою проблему, что в тот момент даже растерялась, не понимая, что мне делать. Будто земля ушла из-под ног, лишив меня опоры, и я зависла в пустоте.
Началась учеба в университете, и оказалось, что добираться из нашего района к месту учебы катастрофически неудобно. Если бы был жив папа, он так же возил бы меня на машине, но теперь… Проблем добавило и то, что теперь содержать большой дом надлежало мне одной, и тут я поняла, что просто не справлюсь со всем одна. Папин брат проживает в соседней области, за триста километров отсюда, и так часто приезжать помочь мне не имеет возможности. Тогда я приняла болезненное, тяжелое, но верное в создавшейся ситуации решение – продать дом. Ипотека за него уже давно была выплачена, еще за несколько лет до папиной отставки.
Как только я вступила в права наследства, дом был выставлен на продажу. Покупатели нашлись через два месяца. На улице царила середина весны, и деревья в саду уже зацвели, источая сладковатый, пьянящий аромат. Я подолгу сидела в саду, бездумно качаясь на садовой качели, понимая, что хочу запомнить это место и оставить память о нем глубоко в сердце. Параллельно я искала себе однокомнатную квартиру в новостройках неподалеку от университета. Там уже имелся ремонт под ключ, что стало для меня весьма кстати – заниматься ремонтом у меня не было ни сил, ни времени, ни возможности. Покупатели заплатили мне в качестве брони двадцать процентов стоимости дома. Эти деньги я отдала за бронирование своей городской квартиры. Квартира эта мне влетела в копеечку, забрав львиную долю финансов из-за выгодного местонахождения – близость к центру города, удобная транспортная развязка и развитая инфраструктура. Оставшуюся, меньшую часть денег я положила в банковскую ячейку под проценты и старалась не трогать их, понимая, что жизнь – штука непредсказуемая и случиться может все, что угодно, а эти деньги – моя подушка безопасности.
Мы договорились, что после продажи дома новые хозяева дают мне неделю на то, чтобы окончательно переехать в квартиру. Я уложилась в срок, и даже чуть раньше. С переездом мне помогли папин брат с женой. Покидая опустевший коттедж, я не сдерживала слез, просто потому, что не могла. Напоследок тронула рукой пышные кисти сирени. Пять лет назад мы сажали ее с папой в это же время…
Я оставила в том доме часть себя. Этот дом будет вечно хранить память о самых счастливых годах моей жизни.
Так и началась моя новая жизнь. В однокомнатной квартире в сорок с небольшим квадратов, на десятом этаже в одной из новостроек жилого комплекса. В полном одиночестве. Кому-то по-любому это понравилось бы. Но не мне, ведь я ни на минуту не забывала причины, по которой живу здесь.
Я старалась находить плюсы в моем новом месте жительства – красивый, завораживающий вид из окна на город, близость университета, благодаря чему теперь не нужно было вставать ни свет ни заря.
Смахнув выступившие слезы, я прогнала горькие воспоминания и убрала платье обратно в футляр. Эльвира права. Новый бал – новое платье. А там, глядишь, может быть, и жизнь заиграет новыми, яркими красками.