Ясмина
Она никогда не устраивает сцен при Саве. Каждый раз, когда я сталкиваюсь с ее неприглядной жестокой стороной, никого не оказывается рядом, чтобы прийти мне на помощь. Но иногда кажется, что будь на моей стороне сотня или даже тысяча человек, ничего не изменится. Никто не запретит ей говорить, и никто не помешает ей так на меня смотреть.
Мама демонстративно целует в обе щеки Саву и любезно интересуется его делами на работе.
– Выглядишь совсем не отдохнувшим. Может, еще поспишь? – Когда она говорит с братом, ее голос светится от нежности и любви.
– Все нормально, мам, – он лишь отмахивается и забирает из ее рук пакеты с продуктами. – Такие тяжелые, ты как их из машины дотащила-то?
– Обыкновенно, – она пожимает плечами, в упор не замечая моего присутствия.
– Нужно было позвонить, – вмешиваюсь я, – мы бы вышли и помогли.
Мама переводит на меня ничего не выражающий взгляд. Когда она смотрит в мои, так похожие на ее собственные глаза, я не нахожу на ее лице ни единой эмоции. Нет даже привычной ненависти или презрения. Сейчас ей на меня все равно. Исчезну, растворюсь в воздухе, убегу на другой континент или даже умру – маме будет плевать.
– А как тебе, – обращается она к Саве, вернувшемуся с кухни, – новая прическа сестры?
– Я в этом ничего не понимаю. – Брат старательно на меня не смотрит, он никогда не показывает ей, как сильно мы на самом деле близки. – Да и какая разница, это всего лишь волосы.
Мама театрально смеется и ласково трепет Саву по голове.
– Ты прав и ничего не понимаешь в таких вопросах. – Она широко улыбается. – Это тебе не в химии разбираться. Тут особую науку нужно знать.
– Это какую? – Я прекрасно знаю, что при Саве она грубить не станет.
– То, что ты меня об этом спрашиваешь, уже говорит о многом, – сквозь зубы отвечает мама.
– Например, о чем?
Сава быстро и незаметно для нее дергает меня за рукав блузки, тем самым призывая остановиться.
– Впрочем, неважно, пойду к себе. – Перед уходом я благодарно киваю брату.
Ее гнев всегда разгорается постепенно. Наши с мамой быстрые стычки лишь репетиция. Настоящая агрессия проявляется в те моменты, когда ее совсем не ждешь. Помню, как однажды подошла поздравить ее с днем рождения и получила звонкую пощечину за неправильно выбранный подарок. Или как она позвала меня пройтись с ней по магазинам и на протяжении всей прогулки критиковала мой вкус в одежде. В другой же раз мама зашла ко мне перед сном подоткнуть одеяло, а в итоге в порыве злости вырвала у меня клок волос.
Но по-настоящему страшны не ее поступки, а то, что раньше я и правда считала себя их достойной.
В детстве я каждый раз мысленно пыталась ее оправдать.
Тебе стоило лучше подбирать для нее подарок. Ты подарила ей ерунду, а ведь она столько всего для тебя делает!
Мама такая красивая. Конечно, она права, моя одежда уродует меня еще больше.
Мне не следовало спрашивать, почему папа не пришел пожелать мне сладких снов вместе с ней. Я же знаю, что иногда он не ночует дома, и маму это расстраивает. Я такая дура, раз напомнила ей об этом. Получила и поделом тебе, тупая Ясмина. В следующий раз будешь думать.
Раз за разом ее ярость преобразовывалась в мою собственную ненависть к себе. Так продолжалось бы и дальше, если бы я не познакомилась с Лунарой. С этой странной девчонкой, увлекающейся экологией и растениями.
Она держалась особняком и общалась только с Ником, который оказался ее школьным другом. Иногда он не приходил на учебу, и Лу оставалась совсем одна, но ее это, кажется, не заботило. Она раз за разом оказывалась вне зоны досягаемости, порой напоминая мираж: коснешься – и она растворится в воздухе. Мне так хотелось с ней познакомиться. Я раз за разом пыталась ее разговорить, просила о помощи, задавала разные вопросы, но ничего не выходило, будто сама вселенная выступала против нашей дружбы. Но однажды, когда я уже отчаялась, случилось чудо.
Дружба со мной и отношения с Савой сделали Лу частым гостем в нашем доме. Она помогала мне оттачивать навыки нанесения макияжа и поддерживала как никто другой. Иногда мы просто валялись в гостиной, смотря молодежные комедии и поедая кукурузные сырные снэки. Рядом с Лу собственный дом казался уютным и безопасным. Место, из которого обычно хотелось бежать, становилось тихой гаванью, и это так странно. Я не понимала, как она это делает, каким волшебством обладает, раз способна менять мое восприятие.
А потом все изменилось. Она перестала приходить, находила самые разные предлоги, лишь бы снова не оказаться у нас дома.
– В чем дело? – спросила я ее после очередного отказа прийти в гости.
– Ни в чем, – Лу беззаботно пожала плечами, но ее выдала напряженная поза, в которой она застыла после моего вопроса.
– Почему ты больше не приходишь? Скажи мне правду.
Ее лицо в тот момент напомнило мне мое собственное. Она будто оказалась в моем теле и почувствовала все то, что я сама испытывала, находясь дома: страх, злобу, обиду, ненависть, желание исчезнуть. Ее словно накрыло лавиной из всех существующих отрицательных эмоций.
– Лу! – Я схватила ее за плечи и легонько потрясла.
– Прости, это связано с твоей мамой, – призналась она.
Сердце мое тогда упало куда-то вниз. Тело сковало от ужаса, неужели мама как-то ей навредила? Такому чувствительному человеку, как Лу, нельзя общаться с людьми вроде наших с Савой родителей. Она ведь не привыкла к подобному отношению. Одно только мамино слово могло ранить ее на всю оставшуюся жизнь. Как мы с братом могли это допустить, почему заранее не подумали о последствиях их знакомства?
– Ты в порядке? – Я непроизвольно прижалась к подруге, про себя молясь, чтобы через это прикосновение все плохое от нее ушло ко мне. Только бы ее внутренний свет не был омрачен маминой ядовитой гнилью. Лу обязана продолжать мечтать, записывать идеи для будущих проектов по экологии в свой потрепанный блокнот и улыбаться так широко, как умеет только она.
– Яс, ты меня сейчас задушишь. – Подруга выпуталась из объятий и с удивлением заглянула в мои, должно быть, до чертиков испуганные глаза.
– Пожалуйста, расскажи, что случилось, – попросила я ее.
– Только не рассказывай Саве. Не хочу, чтобы он знал.
– Знал что, Лу?
– Мое мнение о вашей маме. – Подруга говорила извиняющимся тоном. – Она показалась мне довольно грубой. К тому же… она попыталась меня унизить и высмеять.
– Лишь попыталась? – Я слушала ее, задержав дыхание.
– Ну… – Лу опустила глаза. – Она сказала, что я слишком громко разговариваю и смеюсь. И отчитала за то, что я не повесила в шкаф верхнюю одежду. Прости, это такая ерунда, не знаю, почему мне стало так неприятно.
Все дело в том, как именно говорит мама. Порой комплименты из ее уст звучат так, будто тебя окатили помоями, а не приятными словами.
– Она так себя и с вами ведет? – поинтересовалась подруга, продолжая с подозрением всматриваться в мое лицо. Лу чувствовала неладное, но я не могла допустить, чтобы она узнала.
– Конечно, нет, – я выдавила из себя натянутую полуулыбку. – У нее, видимо, был плохой день. Извини за это.
– Наверное, ты права, – она кивнула, – у всех случаются плохие дни. Однако это не повод срываться на других.
– Я уверена, что в любой другой день все сложилось бы иначе. – Мне хотелось добавить, что все могло быть еще хуже и что Лу повезло услышать от мамы именно эти слова.
– Мне так не показалось. – Лу покачала головой. – В любом случае, Яс, я бы предпочла больше с ней не встречаться. От таких людей хочется держаться подальше.
– Но ведь она мама твоего парня.
– Это не делает ее особенной. Мне до сих пор не по себе от общения с ней. Почему я должна над собой издеваться?
– Издеваться? – У меня не укладывалось в голове, что за одну короткую встречу она обличила все то, на что я годами закрывала глаза.
– От людей, которые причиняют нам боль, лучше держаться подальше. – Казалось, что каждое слово Лу предназначалось лично мне.
Я не рассказала ей о том, какая на самом деле наша мама. Ни в тот день, ни после этого, ни в день разрыва нашей дружбы. Сначала потому, что не хотела выставить в плохом свете брата, дабы она не подумала, будто однажды в нем проявится подобная жестокость. А затем потому, что это перестало иметь какое-то значение.
Наш с ней разговор помог до конца осознать, что все эти годы мама была неоправданно жестока, а я слишком долго ее оправдывала. Она год за годом уничтожала мой рассудок, пока от него не остались лишь обломки, которые мне уже ни за что на свете не собрать воедино.